— Ублюдок! — бесновался в бессильной злобе Сардар. — Выпусти меня, недомерок! Я голыми руками тебя раздавлю!..
— И представляешь, — Кайсен всплеснул руками в шутовском изумлении. — Представляешь, им не нравилось! Ох уж эти мне предрассудки. Вода, видите ли, священна, ее нельзя осквернять. Они извивались и корчились, будто в их пасти текло не винцо, хоть и дрянное, а расплавленное олово. Ба! Как я сразу не додумался насчет олова. Подумай, весь день насмарку! Но у меня остался ты. Есть шанс наверстать, а?
— Залей олово себе в брюхо, обезьяна! — рявкнул Сардар.
— И это на тебе испробуем, — подмигнул Кайсен. — Надеюсь, доживешь. Ну так вот, вино было не ахти, и им не нравилось. Они так морщились и кричали, что приходилось резать им глотки, чтобы прервать страдания несчастных. Так я проявлял милость к этим тварям. Я слишком мягкосердечен, не находишь?
— Я нахожу, что ты труп, — процедил Сардар. Его колотило от ненависти.
— Да-да, — вздохнул Кайсен. — В ответ на мою доброту неблагодарные свиньи тоже желали мне смерти. А знал бы ты, чего я наслушался, когда затупился нож, и пришлось добивать этих уродов плеткой. Святой Телец, и это за мою-то…
Под многолетним слоем соломы пальцы Сардара вдруг нащупали некий продолговатый предмет, тяжелый холодный и твердый. Камень? Кусок металла? Предмет идеально лег в ладонь — лишь размахнуться и швырнуть, чтобы размозжить эту набитую червями тыкву, заменяющую Кайсену голову. Но нет, нужна осторожность. Будет лишь одна попытка, и надо сделать все, чтобы она удалась.
Ухватив находку поудобней, Сардар попытался ее поднять. Что-то скользнуло по пальцам, натянулось, и юноша обнаружил, что к предмету прикреплена цепь, если судить на ощупь — старая и ржавая…
— А бабы, — Кайсен блаженно закатил глаза, — слышал бы ты, как визжали эти шлюшки, когда мои ребята использовали их по назначению. Бабий визг — музыка для мужского уха, а, Жи…
Ненависть придала Сардару сил. Рывок! Глухо щелкнув, где-то под слоями трухлявой соломы разорвалась цепь. Шаг, стремительное движение, бросок — и цепь с ржавой железной рукоятью на конце захлестнула горло врага. Мощным рывком Сардар сдернул его со скамьи. Круглое как таз лицо Кайсена впечаталось в прутья клетки, заставив их застонать.
— Ай, молодец, сучонок! — послышался восторженный вопль Хромца. — Оторви башку этому недоноску!
Кайсен захрипел, дернулся, пытаясь освободиться. Сардар отпустил мерзавца на локоть, затем снова рванул цепь. Новый удар, Сардара обдало кровавыми брызгами. Кайсен завыл. Его физиономия стала напоминать ярмарочную игрушку — надутый бычий пузырь в белых и красных вертикальных полосах. Из выпученных глаз хлынули слезы.
— Давай, сучонок! — верещал Хромец. — Размажь! Размажь эту падаль!
Ухватившись руками за обмотавшую шею цепь, Кайсен дернулся еще раз, и снова Сардар рванул его на себя. От сокрушительного удара Кайсен обмяк. Тогда Сардар ногой оттолкнул его лицо от клетки, и вновь припечатал к прутьям…
Ему не дали продолжить. В распахнувшуюся дверь клетки ворвалась, казалось, вся тюремная стража. Сардару заломили руки, повалили на пол. Его бы раздавили, растерзали бы в ту же минуту, но надсмотрщиков набилось слишком много, они попросту мешали друг другу. Все что они могли — это пинать и топтать проклятого водолея. Но Сардар не чувствовал боли, собственное тело как будто перестало существовать для него. Взгляд был прикован к единственной точке, которая сейчас имела значение в этом мире — к поверженному, изувеченному телу Кайсена. И пока несчастная плоть извивалась и корчилась от истязаний, дух Сардара переполняла кровожадная радость свершенной мести.
— Один готов, — шептал про себя Сардар. — Остался еще один. Я и до него доберусь…
В этот день Сардару повезло дважды. Когда надзиратели, понявли, что, столпившись, только мешают друг другу расправиться с инородцем, напавшим на их коллегу, и попытались вытащить его из клетки, под сводами пещеры раздался оглушительный рев трубы. Следом раздался громогласный окрик Халкына:
— Ну прямо обезьяны в клетке, будь я проклят! Эй, отродья! Бросайте эту жабу, и бегом все наверх! Вы нужны там, мародерские хари!
Когда приказывает главный тюремщик Халкын, исполнять нужно еще до того, как стихнет вспугнутое его криком эхо. Надзиратели, толкаясь, бросились вон из клетки. Последний, наградив Сардара пинком под ребра и прошипев: «Сдохнешь сегодня!», с грохотом захлопнул дверь. Лязгнул замок.
Двое, подхватив Кайсена, поволокли его прочь из грота, и цепь, которую так и не удосужились снять, весело дребезжала по камням.
Когда шаги тюремщиков стихли где-то у подъемника, Сардар, скрежеща зубами от боли, приподнялся и сел. Кружилась голова, во рту было солоно, тело, превращенное в сплошной синяк, саднило. Но несмотря на все это, Сардар пребывал в прекраснейшем настроении.
— Я уделал этого червяка, — ощерился он, повернувшись к Хромцу. — Еще немного, и я оторвал бы ему башку.
— Еще немного, и ты оставил бы меня без мяса, щенок! — фыркнул Хромец.
— Ты все о мясе, старый дурак! — воскликнул Сардар.
— Я ждал этого дня целую вечность, паршивец! — выплюнул старик. — Ты хоть понял, чем заарканил этого ублюдка? Ты…
Хромец вдруг зажал рот ладонью и вперил взгляд туда, где сардарова клетка примыкала к каменной стене.
— Проболтался, пень, — хмыкнул Сардар и, поднявшись на ноги, сделал несколько неверных шагов к стене. Там, опустившись на колени, принялся шарить в соломе. Он сам не знал, что ищет, но змеиное шипенье, которым зашелся старик, подсказало, что Сардар на верном пути.
— Чтоб ты сдох! — бесновался Хромец. — Чтоб заживо сгнил! Чтоб захлебнулся вином, проклятый водолей! Чтоб…
Зашуршала солома, целая охапка ухнула куда-то вниз, в разверзшуюся вдруг черную дыру. Лишь отчаянным усилием Сардару удалось сохранить равновесие и не провалиться следом.
— Мясо! Принеси мне мясо, сынок! — вмиг остынув, залебезил Хромец. — Поклянись, что вернешься, и принесешь старику поесть. Эй, ты слышишь меня? Ты слышишь меня, сучонок?! Я требую мяса!!!
— Свернуть бы тебе шею, — беззлобно, почти ласково проговорил Сардар. — Будет, будет тебе мясо, старая обезьяна. Если вернусь живым…
Черный провал притягивал к себе, манил обещанием свободы, и вместе с тем пугал неизвестностью. Оттуда тянуло промозглой сыростью, веяло могилой, запахами плесени и мокрой земли.
Сардар выжидал, сам не зная чего. Казалось, сделай шаг — и ты на пути к свободе, однако внутренний голос заходился в крике, удерживая от этого шага, требуя, упрашивая, умоляя повременить еще чуть-чуть, выждать, осмотреться, выгадать момент, когда удача сама ляжет в руки.
