что и Сиару. Пыталась понять, как могла подарить ему больше любви, что могла сказать, чтобы унять его кошмары, и почему не предвидела его предательства.
Вспомнив об этом, я чувствую приступ отвращения – к былой себе, за то, что винила во всем себя саму, и к Нотту, который сейчас обещал пытки Солу с той же легкостью, с какой когда-то обещал подарить мне целый мир. Словно провод под током, ненависть извивается у меня под кожей, и, подпитываясь ею, я встаю.
– Если тронешь их, я тебя убью, – говорю я.
– Попробуй, – предупреждает Сиара. – И я разорву на тебя на части.
– Не сейчас, милая.
– Любопытно, – произносит Нотт. Он встает рядом с Сиарой и одаривает меня долгим взглядом. – Похоже, в конечном счете я в тебе не ошибся. Я знал, что эта скверна в твоей силе поможет вам с ним сойтись. И после этого Фараон с Солом еще смеют читать мне нотации об уникальности связи Снов и Кошмаров?
– Подобное кощунство порой бывает допустимо, – отвечает Фараон, не сводя глаз с Сола.
– Надо же, как удобно, – хмыкает Нотт.
Я протягиваю руку к Сиаре.
– Сиара, прошу. Пойдем со мной. Позволь мне увести тебя отсюда. Позволь помочь тебе.
– Ты вознамерилась спасти ее от меня? – уточняет Нотт. – От меня, ее Кошмара? Кто из нас двоих в самом деле хочет ее погубить, Эвелин?
– Ей просто придется научиться жить без тебя.
– Не говори ерунды, – отрезает Нотт. – Лишившись своего Кошмара, Сон не становится обратно человеком. Он доживает свои дни разбитым пережитком прошлого, вечно помня об этой утрате. Взгляни на своих пренеприятнейших спутников. – Он указывает в сторону Сола и Фараона, и я невольно смотрю на них. – Когда-то у Фараона была свобода воли, но он разрушил ее ради Сола. Если сейчас я убью Сола, Фараон вовсе не возрадуется обретенной свободе. Он не «научится жить» без Сола, а будет ненавидеть меня до конца жизни – равно как Альба будет ненавидеть тебя вечно уже за один лишь намек на желание мне навредить.
– Я не собираюсь тебе вредить, – говорю я. – Я просто убью тебя на хуй.
Нотт отпускает Сиару, и она мчится ко мне. Словно таран, она снова впечатывает меня в стену, и я кричу, ударившись больным плечом. Сиара вцепляется мне в горло и тянет к себе. Я успеваю заметить, как она заносит кулак для удара, но тут между нами вспыхивает черное пламя, и Сиара, изумленно выругавшись, отшатывается прочь. Я спотыкаюсь, кашляю и смотрю на Сола.
– Не смей, – повторяет он Нотту, – поднимать на нее руку. Она наша.
– Значит, с вами она и умрет, – говорит Нотт. – Ровно так же медленно.
Земля смещается у меня под ногами. Баюкая больную руку, я подступаю ближе к Солу и Фараону: они измучены, но их защита, хоть какая-нибудь, мне все равно нужна. Воздух шипит от магий, которые скапливаются вокруг: с одной стороны ад, с другой – неумолимый океан. Сол говорил, что он сильнее всех Кошмаров, но здесь все запятнано рукой Нотта. Шестнадцать лет он обустраивался в катакомбах как у себя дома. И что куда важнее, он напитал Фараона своим колдовством до краев. Удивительно, как тот еще вообще способен дышать.
Нотт был прав: Фараон слишком слаб. Когда-то он так испугался встречи с Солом, что доверился Нотту, а Нотт запер его в клетке, тем самым навсегда лишив пару Сульфура возможности с ним бороться. Если я ничего не предприму, мы просто умрем здесь. Но, даже размышляя о чуде, я понимаю, что ничем не смогу помочь. Я всего лишь Сон без пары, неподготовленный медиум с лей-линией, прицепленной к моей собственной душе. Лучшее мое оружие сейчас – это «Роз», но если я назову Сола так, то уничтожу их с Фараоном даже раньше, чем это успели бы сделать Нотт и Сиара.
У нас нет ровным счетом никаких шансов выйти отсюда живыми, но я все равно тянусь к Солу.
– Прошу тебя, Сол. Прошу, не тронь мою малышку.
– Замолчи, – предостерегает меня Фараон.
– Сиара, – зову я. – Прошу. Прошу, пойдем со мной.
– Меня зовут по-другому, – говорит Сиара. – Нотт, так мы будем их убивать или нет?
Нотт – так она его зовет. Будто он ей вовсе не отец и вообще никогда не был никем, кроме этого полного ненависти чудовища. Я смотрю на Сиару, затем на Нотта, и на меня снисходит головокружительное озарение. Мне нужен не Роз.
Нотт сказал, что пытался связать себя со мной, но безуспешно – может быть, так же, как я тщетно попыталась сблизиться с Солом. Ключ, который подходит к замку, но не проворачивается, – так говорила Ясмин. Сон Смерти – так назвали меня змеи. Если я – Смерть, логично, что я смогла уравновесить и Сола, и Нотта достаточно, чтобы сохранить им жизнь. В конце концов Смерть побеждает всех, особенно когда речь о расе, порожденной умирающей матерью. Я могу заявить свои права на них, даже если не смогу оставить их себе навсегда.
Сол спросил меня, кто назвал Нотта Адамом, и я ответила честно: он был моим Адамом, а я – его Евой. Только я на всем белом свете звала Нотта Адамом, и только он звал меня Евой. Для всех остальных я Эви или Эвелин. Это крошечная мелочь, малозначимая в общей картине, но в страшном мире, где я теперь живу, нет ничего важнее этой мелочи.
– Да, Альба, – говорит Нотт, но голос его так далек. – Мы убьем всех.
Я встаю тверже, поднимаю здоровую руку и начинаю быстро выводить в воздухе символы.
– Я Эвелин Нотт из Дауни, клана четвертого чина. Моя территория начинается там, где я стою. Я замыкаю границы на каждом дюйме кожи Адама. Любое посягательство на эту черту означает объявление войны мне и тому, что мне принадлежит. Да будет так.
Я ничего не вижу, но чувствую: болезненный рывок, надлом в колдовстве, которое бурлит между Ноттом и Сиарой. Лицо Сиары искажается болью предательства.
– Тварь! – визжит она. – Тебе конец!
Щупальца вырываются из земли и крепко хватают меня за ноги, явно норовя оторвать. Я едва успеваю испытать ощутимую боль в бедрах, как щупальца окутывает пламя. Уничтожив их, Фараон перенаправляет огонь на Нотта и Сиару. Нотт вовремя успевает создать водяной щит и заслониться им, но огонь мгновенно уничтожает магический барьер, и чету Глубины окутывают клубы пара.
Нотт задумчиво смотрит на меня, а потом вдруг протягивает руку. Он хватает нечто незримое, и у меня на глазах между нами возникает голубая нить. Такая же грубая и неровная, как и черная нить между нами с Солом, она лихорадочно дергается в воздухе, и, попытавшись ее удержать, я чувствую привкус соли во рту.
Я совершила роковую ошибку. Привязав к себе Нотта,
