темно-сером свитере, который ей слишком велик. В руках у нее кофе. Она не смотрит на меня, я не разговариваю с ней.
О чем еще говорить?
Полиция допрашивает нас всех по отдельности.
– Когда вы заметили, что Клара пропала? – спрашивает офицер Эшби, когда меня приводят к ней и ее напарнице, офицеру Лю, в кабинет домоправительницы МакДональд.
– Она не вернулась во вторник из похода.
– Сколько времени у вас ушло, чтобы понять, что что-то не так?
Мои руки лежат на коленях. Я не хочу сплетать пальцы, теребить ими юбку. Не хочу выглядеть нервной.
– Не знаю. Предполагаю, прошлой ночью. Мы все думали, что она в одном из своих клубов…
– Вы не звонили ей?
– У Клары нет мобильного телефона, – говорю я.
Брови Эшби подпрыгнули.
– Вы хотите сказать, что девушка из высшей школы не имеет мобильного телефона?
Офицер Лю фыркает. Но, когда я смотрю на нее, она ничего не говорит, просто качает головой и поднимает руки, а на ее губах появляется насмешливая улыбка.
– Мы предпочитаем сосредоточиться на наших занятиях, – говорю я.
– Что тут скажешь, – произносит Эшби, наклоняясь вперед, словно хочет подбодрить.
– Фелисити, Клара способна вот так исчезнуть? Она давала повод думать, что не хочет возвращаться в школу?
Я качаю головой.
– Она в последнее время вела себя необычно?
Снова нет.
Лю постукивает короткими ногтями по керамической кружке с кофе.
– Я должна спросить: у Клары были враги? Кто-нибудь хотел причинить ей вред?
У меня совершенно пересохло в горле. Я облизываю губы и сглатываю, это не помогает.
– Нет. Конечно нет. Все любили Клару.
Любят. Мне следовало использовать настоящее время. Лю и Эшби переглянулись; подозреваю, что мне не повезло и они заметили мою оговорку.
– В прошлом году вы были здесь, не так ли? – говорит Лю. – Когда умерла та девушка.
– Алекс Хейвуд. – Я ничего не могу с собой поделать. Алекс не была той девушкой.
– Алекс Хейвуд, – повторяет Лю. – Странный случай. Я его просмотрела. Девушка падает со скалы… тонет в озере Дэллоуэй… потом исчезает. Пропадает без вести.
Кажется, словно голова моя отделилась от тела и парит в вышине. Я вообще почти не чувствую себя человеком.
– Да.
– Вы там были? Вы видели ее падение?
Я ощущаю в горле ком; я хочу его проглотить, но не осмеливаюсь издавать никаких звуков, которые бы выдали мое беспокойство. Или чувство вины.
– Я была там, – говорю я. – Алекс была моей лучшей подругой. Она упала. Это был несчастный случай.
– Несчастный случай.
– Она была пьяная.
– Да. Так вы сказали полиции.
На лацкане пиджака Эшби – крошечное пятнышко горчицы, такое маленькое, что я замечаю его не сразу. Сейчас я больше всего хочу соскрести его и затереть мокрой тряпкой. Я смотрю, смотрю, пока пятнышко не расплывается.
– Держи, – говорит Эшби, смягчаясь, и передает мне свой носовой платок; я крепко зажмуриваюсь и вытираю слезы. У меня хватает совести, чтобы испытывать легкое отвращение к себе: эти слезы – плата за мою безопасность. Что бы я ни сказала, ни Эшби, ни Лю не заподозрят меня в убийстве. Глядя на меня, они видят деньги моей матери и мою белую кожу. Они не видят убийцу.
Но именно убийцей я и являюсь.
– Я не знаю, что с ней случилось, – шепчу я. – Может быть, она… Она могла бы попытаться уползти за помощью… В лес. А потом…
А потом деревянная ручка лопаты снова оказалась в моих руках, занозы впивались в ладони. Я взяла лопату в сарае дворника. Я не могла выкопать яму глубиной шесть футов – только три, но этого было достаточно.
Когда я вытащила Алекс из озера, ее тело лежало на земле, бледное, изломанное, не похожее на человеческое, мокрое и холодное. Я с облегчением засыпала его – сначала землей, потом камнями.
Я помню мысль, что это знак, что она умерла как Корделия Дарлинг. Что я хотела бы похоронить ее так, как была похоронена Марджери Лемонт, – в подвале Годвин-хаус, выстроенном на каменном основании, где ей самое место. Еще я подумала, что этого было бы достаточно, чтобы утолить аппетит Марджери.
Только Марджери Лемонт никогда не существовало. Во всяком случае, в виде призрака, следящего за мной. Она просто была слишком умной девушкой, жившей в то время, когда опасно было быть умной. И она расплатилась за это своей жизнью.
Явно считающие себя замужем за работой, офицеры разрешают мне вернуться в свою комнату. Я оставляю дверь открытой и сажусь на пол так, чтобы слышать эхо голосов на лестнице, оставаясь при этом скрытой краем двери от проходящих мимо. Следующей в кабинет МакДональд Эшби приглашает Эллис. Я могу разобрать щелчок закрывающейся двери, но как бы сильно я ни напрягала слух, голосов не слышно.
Я выхожу из укрытия и на цыпочках крадусь по лестнице на второй этаж. Комната Эллис заперта, но я умею вскрывать замки; этому я научилась во время наших исследований для книги, вот только Эллис об этом моем навыке не знает. Да и защелки в Годвин-хаус древние, непритязательные; они открываются без усилий.
Эллис сказала, что у нее есть документ, файл, привязывающий все улики ко мне. Письмо к Кларе, написанное моим почерком. Не знаю, будет ли у меня другая возможность обыскать ее комнату.
Эллис заправила постель, свернула простыни и накрыла толстым вязаным одеялом изножье кровати. На подушке лежит открытая книга Ширли Джексон «Мы всегда жили в замке». Пишущая машинка стоит на столе, в чехле, поскольку книга закончена. Я открываю машинку, но под клавишами письма нет.
Книжные полки Эллис забиты эклектичным набором литературы – от мистики до классики и текстов на латыни. Есть даже странный экземпляр книги о Нэнси Дрю, с загнутыми углами и порванным корешком. Никаких фотографий. Ни ее самой, ни ее матерей, или Квинн, или подруг детства – только портрет Маргарет Этвуд в рамке, прислоненный к полному собранию сочинений писательницы.
Шпага Эллис висит на стене. Фехтовальное снаряжение сложено в комоде. Я копаюсь в ящике для носков, отбрасываю нижнее белье и коллекцию сломанных авторучек, чтобы в результате… ничего не найти.
Где бы Эллис ни спрятала письмо, написанное якобы мною, здесь его нет.
Внизу, открываясь, скрипит дверь кабинета. У меня больше нет времени.
Я убегаю обратно на третий этаж и, повернув засов, запираю дверь. С колотящимся сердцем я присаживаюсь на корточки, прижав ухо к стене, – я оставила комнату Эллис незапертой. Но по лестнице никто не поднимается. Эллис не стучится в мою дверь.
Ей все равно.
Я не позволю Эллис Хейли устроить мне ловушку. Любым способом я должна опередить ее.
Усевшись за стол, я вытаскиваю лист бумаги и открываю ручку, украденную у Эллис. Я пишу письмо, медленно, кропотливо, как можно тщательнее копируя почерк Эллис из записок для «Ночных перелетов».
Дорогая Клара…
Почерк подделывается плохо. К тому же содержание само по себе не копирует Эллис. Я рву письмо и начинаю заново – второй раз, третий, пока не получается, по-моему, вполне прилично. Не точь-в-точь, но опять же
