Воитель оказался быстрее.
— На, подавись! — гаркнул он, поднял над головой шар и с натугой метнул прямо в раззявленную «пасть».
Раздался звук, похожий на кашель великана, и морду металлического монстра охватило холодное фиолетовое пламя. Дверги, сидевшие в своих укрытиях, беззвучно завопили. Один откинул колпак и полетел вниз с высоты в тридцать локтей, второй бился в судорогах. Стальные когти «саламандры», кроша камень, соскользнули с края стены, верхняя часть гибкого туловища запрокинулась далеко назад, раскачиваясь в воздухе, точь-в-точь повторяя агонию раздавленной сороконожки. Лиловый огонь брызнул из каждого металлического сустава, пробился между пластинами панциря — и жуткое боевое творение подгорных жителей осыпалось вниз, на головы атакующих, многих раздавив и еще больше спалив своим загадочным внутренним жаром. Столб дыма и пара взлетел едва не выше крепостной стены.
— … Отходят, — жмурясь от удовольствия, пробормотал Цурсог. Изрядно поредевший двергский отряд откатился на безопасное расстояние от непокорного бастиона, оставив бездыханными на поле боя едва не треть бойцов. Изредка арбалетчики нападающих выпускали по стене наудачу несколько стрел, но те уже не причиняли вреда. — Славная победа, парень! Ахой — радуйся, я вижу твоих друзей, живых и невредимых, и почтенного айенн сиидха с ними! Клянусь Темным Творением, их, должно быть, не берет огонь! Только что это они? Решили вдруг полежать, ноги не держат? Эй, ты тоже?..
— А… в-ва… — теперь, когда самое страшное, похоже, было позади, Коннахара охватил запоздалый озноб — да такой, что колени у него подкосились, и юноша сполз по горячей, вымазанной копотью стене. — Чт-чт… что это было… живое?..
— Аргх! — Цурсог с отвращением сплюнул. — Только что был умный, стал глупый. Даже грязекопам хватит ума не связываться с живой саламандрой. Собранная, построенная — какая разница? Грязная дрянь, и порождение грязных тварей! Сколько раз увижу недомерка — столько раз убью, харр! Как, ты сказал, тебя звать?
— Коннахар, — выдавил принц. — Из клана Канах.
— Я Цурсог Мохнатое Копье, — горделиво представился новый знакомец. — Клан Канах? Не помню такого. Какие цвета?.. А, неважно. Мы еще поговорим, позже. Аргх! Ты и твои друзья сражались почти как воины. Я запомню вашу отвагу.
— Спасибо, что спасли нас, — Конни сделал попытку встать, и ему это удалось, хотя и не сразу. — Всех вместе… и меня в отдельности. Я твой должник, почтенный… э-э… Цурсог.
— Вождь, беда, — подошедший воин в продранной, обгорелой кольчуге говорил тихо, склонив косматую голову. — Обжора, Длинноногий, Ругу и Шептун сгорели в колдовском огне. Следопыт и Черные Пальцы при смерти. Много раненых. Ты нужен.
— Я услышал тебя, Хазред, и я приду, — снова Коннахар заметил, как бугристое лицо странного воина передернулось короткой судорогой. — На закате мы устроим большой пир — все они были славными бойцами, нельзя, чтобы воин уходил за Грань в печали! Раненых отнесите к лекарям. Сиидха не пострадали?
— Сиидха убить непросто, — пожал плечами Хазред. — Сиидха пройдет над пропастью по шелковой нитке, поймает стрелу в воздухе и сумеет укрыться на голом камне. Но они удивлены и напуганы. Прежде им не доводилось такого видеть.
— Харр! Мне тоже. Хазред! Возьми мальчишек и странного сиидха, который с ними. Сперва к лекарям. Потом… Потом отведи в арсенал, к Мизрою, пусть приставит их к какому-нибудь занятию. Я должен потолковать с ними, но не сегодня. Все, проваливайте!
Вместо положенной обиды — как же так, вместо заслуженного признания его прогоняют со стены, отсылая в какой-то арсенал! — Коннахар испытал небывалое облегчение. Хазред, отсалютовав командиру, потащил молодого человека за собой, прочь от ставшей местом побоища башни. Шагов через полсотни что-то надоумило Кони посмотреть налево. Из груди юноши вырвался сдавленный писк, и он окаменел, не завершив шага. Провожатый зло рыкнул, но даже это не заставило наследника аквилонского престола сдвинуться с места.
Громада башни больше не загораживала крепость. Теперь Конни увидел ее почти целиком — три ряда неприступных бастионов, уступами окруживших устремленную к небесам вершину пологой горы, правильные квадраты аккуратных построек выше по склону и три потрясающе красивых серебряных шпиля в самом сердце твердыни. Башня, которую они с таким рвением обороняли и которую полагали донжоном крупной крепости, располагалась в самой нижней цепи укреплений, служа всего лишь чем-то вроде надвратного барбикена, — а вдоль стены, уходившей за склон горы, громоздились еще десятки подобных сооружений…
— Где я? — потрясенно пробормотал Коннахар, ощущая, как земля в очередной раз норовит ускользнуть из-под ног. — Где мы?
Пыльное облако на уходящей за горизонт дороге быстро приближалось.
Глава вторая Где светом стала тьма
21—27 дни месяца Тагорн
Слухи о грядущих переговорах разгуливали по крепости уже два или три дня, окончательно подтвердившись только нынешним вечером. Одной из первых о явившихся с равнины парламентерах прознала госпожа Гельвика, имевшая знакомых в Серебряных Башнях. Новость показалась ей настолько животрепещущей, что предводительница стрелков лично явилась в тренировочный зал — известить заклятого приятеля Цурсога.
Вожак йюрч и его сородичи выслушали ее без особого восторга. Таковы уж были их природа и характер, что сражения и войны казались им куда привлекательнее мирной жизни. К тому же они свято полагали единственной достойной смертью для йюрч кончину в битве, отголоски которой прогремят сквозь века. Осада Цитадели показалась им настолько подходящим времяпровождением, что, как язвительно уверяла Гельвика, ради участия в обороне они примчались аж с другого конца света. В ответ Цурсог начинал дотошно перечислять обиды и поношения, нанесенные его народу всеми иными племенами, начиная со случившегося едва ли не на заре времен покорения Эвериандского архипелага и заканчивая недавним побоищем воинства йюрч с двергами подле какой-то горы Сембердал. Битву эту йюрч, кстати, проиграли.
Вывод из сказанного делался простой и незамысловатый: вздуть всех обидчиков, без различия на правых и виноватых! Начать, по мнению зверовидного воителя, стоило с тех мерзавцев, что топчутся Под стенами. Выведенная из себя Гельвика начинала спорить, довольный Цурсог хохотал, словесный поединок переходил в оружный… и тогда все, оказавшиеся поблизости, сбегались посмотреть, на удивительное зрелище: приземистый длиннорукий йюрч со своим двулезвийным копьем — и высокая лучница, не расстававшаяся с парой тонких стилетов, чьи изогнутые рукояти превращались в дополнительные лезвия. Завершались сражения одинаково: после изрядной беготни, азартных воплей и звона стали Цурсог провозглашал, мол, он готов сдаться прекрасной сиидха прямо здесь и сейчас. Госпожа Гельвика краснела и вылетала за двери, клянясь, что придет сюда вновь только под угрозой смерти, а йюрч долго и красочно причитал над своим разбитым сердцем.
