самой Геи служит лучшим на свете лекарством. От моих собственных травм уже остались только синяки да струпья, но изнутри меня разъедает боль совсем иного рода.
– Кто вообще вздумал доверить им готовку? – Каспер сидит на кухонной стойке. Она только вчера вернулась: ее призвал прямиком из Мэдтауна самый большой спиритический круг, в котором только участвовала на моей памяти мама. Каспер быстро устроилась тут как дома. – Надеюсь, вы не против снова завтракать тостами.
– Наверняка с едой все в порядке, – говорит моя мать, но покорно идет осматривать ущерб. Далее следует красноречивое молчание, и в конце концов она вздыхает: – Я всегда не прочь отведать тостов с вареньем. А ты, Эви?
Не хочу я тостов. Вообще ничего не хочу. Разве что погрузиться в сон без сновидений и никогда больше не просыпаться. Но вслух говорить такое я не могу и не стану, поэтому остается только открыть холодильник и тупо уставиться на его содержимое. Я уже забыла, что искала и вообще искала ли хоть что-то. Надо бы закрыть холодильник и отойти, но мое тело не желает шевелиться, пока обжигающая рука не берет меня за запястье.
– Эвелин, – говорит Сол.
Его голос, как ничто иное, возвращает меня в реальность, и я отступаю в сторону.
– Я не голодна.
– Эви, – начинает моя мама.
– Эвелин, – повторяет Сол, но смотрит уже не на меня, а мимо – на закрытую дверь кухни. – Они здесь.
Я непонимающе таращусь на него, и тут вдруг разом срабатывают тревогой все защитные чары в доме. Дверное окно закрывают цветочные занавески, но я успеваю заметить на них тень, а затем кто-то властно стучит по стеклу.
Ближе всех к двери стоит Фараон, но, судя по тому, как он кривит губы, открывать его не слишком тянет. Моей матери остается самой впустить незваных гостей, и стоит ей распахнуть дверь, как я понимаю, почему Фараон не спешил их принять.
На пороге стоит женщина с невозможно черной кожей – она походит на бездну, которой придали облик человека. На пятнадцатисантиметровых каблуках она выше моей матери. Мама быстро уступает ей дорогу, и незнакомка идет прямиком к Солу. Другая женщина перешагивает порог следом и переводит взгляд красных глаз с Фараона на меня.
– Гнев, – ледяным тоном говорит Сол.
– Сульфур, – отвечает Кошмар, вставая прямо перед ним. – Как любезно с твоей стороны снова к нам присоединиться и так быстро взяться за дело. Мы полагали, что ты слишком любишь кандалы Нотта, чтобы сбросить их. Я бы сказала, что мы тебя недооценили, но, возможно, тебе просто повезло.
– Хотелось бы верить в обратное, – говорит ее Сон, но скорее насмешливо, чем ободряюще. – Нам как никогда прежде нужен ты и твоя былая хватка.
– И она нам тоже нужна. – Гнев кивает на меня. – Мы забираем ее у вас.
– Она не ваша.
– Вы ее не заслуживаете, – не уступает Гнев. Она оборачивается ко мне, но Сол осторожно встает между нами. Гнев предостерегающе касается пальцем его горла и проводит по шее Сола к сонной артерии. – Отойди.
– Я не отдам ее вам.
– В этом нет нужды, – отвечает Гнев, и в ее голосе отчетливо слышится угроза. – Я намерена забрать ее силой. Я нашла ее Кошмара, а потому она пойдет со мной.
– Пусть они ее забирают, Сол, – говорит Фараон. – Может, она и их прикончит тоже.
– Звучит заманчиво, – соглашается Сол. – Но пока что они нам и живыми пригодятся.
– Ах, так вы не знаете, – усмехается Фараон, когда Гнев Сон косится на него. – Вы что, всерьез думали, что это мы прикончили Нотта? Мы просто его добили.
– Твоя ложь так же жалка, как ты сам, – цедит та. – Сон без пары ни для кого не представляет угрозы.
– Еще одно нелестное слово о Фараоне – и ей конец, – говорит Сол Гневу Кошмару. – Лучше надень своему Сну намордник, если не хочешь ее лишиться.
– Не смей угрожать ей, – рычит Гнев.
– А я и не угрожаю, – отвечает Сол, но его холодная улыбка говорит сама за себя.
– Хватит, – говорю я резко, и оба Кошмара смотрят на меня. Я указываю пальцем сначала на Сола, а потом на Гнев. – Ты – не вздумай затеять драку в этом доме. Он не наш, и прибирать я потом за вами не буду. А ты – заткнись на хуй. Я вам не вещь, чтобы меня из рук в руки перебрасывать. И с вами я никуда не пойду. Говорите, зачем пришли, и проваливайте.
– Дура, – говорит Гнев. – Они погубят тебя так же, как погубили друг друга.
От улыбки у меня уже лицо трещит по швам.
– Нечего больше губить. Ничего не осталось.
Бесконечную минуту Гнев сверлит меня взглядом, а затем сдается, с отвращением фыркнув, и указывает на дверь кухни.
– Ну тогда иди, попробуй примерить ее на себя. Если решишь заявить на нее права, сделай это прямо сейчас. Если нет – мы уйдем. Нам предстоит много где побывать и много чего завоевать.
Я смотрю на порог, а затем на Сола.
– Не позволь им меня забрать.
– Я прикончу их, но не позволю, – обещает Сол.
Это не слишком утешает, но помогает мне дойти до двери. Я выхожу на улицу и обнаруживаю на лужайке ту пару, что мы встретили в Олимпии. Они знают, кого я ищу, и указывают на припаркованную у тротуара машину. На багажнике сидит маленькая фигурка и качается вперед-назад так сильно, что удивительно, как она до сих пор не упала и не сломала шею об асфальт. Вцепившись пальцами себе в волосы, явно не мытые по меньшей мере неделю, она испуганно бормочет молитву на русском языке.
Я подхожу к девочке, но не могу разглядеть ее лицо под копной волос. Я осторожно беру ее за плечи и, едва коснувшись, понимаю, что Гнев была права.
Этот ребенок принадлежит мне так, как никогда не смогли бы принадлежать Сол и Нотт. Ее смертельно-холодная магия ощущается совсем как моя собственная, просачиваясь мне под кожу.
Сол предупреждал, что мой Кошмар окажется ребенком, но, даже зная это, видеть ее теперь ничуть не легче. Слишком рано мне подкинули еще одну дочь – сейчас, когда смерть Альбы все еще преследует меня постоянно. Отчасти мне хочется развернуться и уйти, как я всегда и грозилась. Но отчасти – и эта часть моей души куда больше – я испытываю небывалое облегчение от того, что это перепуганное дитя наконец оказалось в моих объятиях. Сол обещал, что, когда я найду своего Кошмара, человеческая жизнь перестанет меня волновать. Поскольку лечь и умереть здесь, в Сиэтле, я не могу, перестать испытывать чувства – тоже вполне себе вариант. Это кажется жестоким предательством памяти Альбы, но иного способа выбраться из этой удушающей тьмы я просто не знаю.
– Привет, – говорю я. Мой голос срывается, и
