- Чтобы захватить город, нужны осадные орудия. Мы, конечно, можем привезти свои, - приврал я, - но их придется тащить по горам, на что потребуется много тягловых животных и, главное, времени. Еще больше его уйдет на осаду, а мы привыкли нападать внезапно и сразу уходить с добычей.
- Очень жаль! – произнес он, скорее всего, искренне, потому что не растягивал гласные.
- Ты сказал, что они каждый год нападают на вас. Следовательно, их земли в это время остаются без сильной защиты. Наш стремительный рейд, даже если не захватим Тефрику, нанесет им большой ущерб, заставит срочно вернуться и на следующий год хорошенько подумать, имеет ли смысл так рисковать своими близкими?! – подсказал я.
- Не совсем то, что нам надо, но тоже неплохо, - согласился Петрона. – Я поговорю с Михаилом.
86
Я не сомневался, что мое предложение будет принято. Восточные ромеи согласны были платить любому, кто причинит хоть какой-нибудь вред их врагам. Воевать чужими руками – их любимое занятие. Что и подтвердилось на следующий год, когда мы привезли в Константинополь на продажу меха, кожи, мед, крицы железа…
Как и в предыдущий год, нас встретил почти весь флот империи. Под надзором дромонов с сифонами для выплескивания греческого огня по пять наших судов проходили по проливу Босфор в бухту Золотой Рог, быстро разгружались, перенося товары в арендованные нами склады, и возвращались в Черное море, где возле мыса Анадолу ждали остальные. Исключение сделали только для дубка, которому позволили стать на якорь посреди бухты, чтобы я смог провести переговоры с чиновниками и купцами.
С первыми договорились быстро, потому что агаряне вместе с павликианами уже вторглись в восточные фемы империи. Михаил Третий вместе с дядей Петроной находился в армии, которая собиралась в поход километрах в пятидесяти от Константинополя. По слухам, сражаться с врагами будут аж сто тысяч воинов. Думаю, цифра преувеличена раза в три, если ни в пять. На дубок прибыл старый наш знакомый Мефодий и известил, что нам готовы заплатить оговоренные в прошлом году шесть тысяч золотых номисм, если нападем на земли павликиан в окрестностях Терфики. Деньги привезут в Котиору к тому моменту, когда и если мы вернемся туда с добычей.
- Вы должны отправиться прямо сейчас, - потребовал чиновник напоследок.
- Это будет зависеть от ваших купцов. Как только продадим привезенный товар, так сразу и пойдем в Котиору, - заверил я.
Вот тут и случился системный сбой. Купцы узнали, что мы должны уйти как можно скорее, и решили выкрутить нам руки, предложив полцены. Торговать в розницу мы не имели права, потому что с покупателей трудно будет налог удержать, а оптовики, сговорившись, выжидали. Им потребовалось больше месяца, чтобы понять, что нам нет смысла терять те же шесть тысяч номисм на продаже товара, чтобы потом получить их в виде вознаграждения за удачный поход. На дубок чуть ли ни каждый день приплывали чиновники самого разного уровня и очень настойчиво, не брезгуя угрозами и шантажом, требовали немедленно отправиться на войну. За государственные интересы не рвут так задницу, поэтому я отправлял сразу и всех подряд к купцам, в сговоре с которыми подозревал. Где-то через неделю у чиновников появилась еще одна головная боль. У нашего флота, ждавшего у мыса Анадолу, начали заканчиваться продукты. Поскольку моральные принципы не позволяет людям с оружием платить за то, что можно отобрать, начался грабеж окрестностей. С каждым днем все больше отрядов отправлялось за добычей и уходило все дальше, добираясь и до азиатских пригородов столицы. Только тогда и наступил перелом. Не знаю, поняли ли купцы, что их план не удастся (в чем сомневаюсь), или надавили чиновники, не участвующие в сговоре, но наступил день, когда у нас забрали сразу всё, заплатив приличную цену. После чего мы распростились с гостеприимным Константинополем и его ограбленными окрестностями и отправились в поход.
К тому времени армия ромеев уже находилась в Анкере (будущей Анкаре) в феме Букелария, названной так императором Константином Пятым в честь буккелариев, которые были его телохранителями. Когда мы проходили мимо порта Гераклея, самого западного в феме, там как раз разгружались несколько галер с мукой и вином. Наверное, повезут потом по суше в армию. Завидев нашу флотилию, моряки и грузчики спрятались за крепостными стенами. Грабить галеры мы не стали, потому что к тому времени проблем с пропитанием не умели.
Котиора – зачуханный городишко на окраине империи. Каменные крепостные стены и башни казались настолько ветхими, словно построены еще древними греками и с тех пор ни разу не ремонтированы. Несмотря на то, что горожан предупредили о нашем прибытии и статусе союзников, они подняли мосты через ров, обсыпавшийся, глубиной не более полутора метров, и закрыли ворота. На сторожевом ходе никого не было, но в бойницах башен мелькали воины. Наверное, они должны были вовремя предупредить руководство о начале штурма, чтобы успело сдать город до того, как мы преодолеем стены и приступим к неконтролируемому грабежу, и договориться о более приемлемых условиях перераспределения ценностей. Не дождались, поскольку у нас не было времени на штурм, но окрестности подчистили, захватив много домашней птицы, скота, вина, зерна и вьючных и тягловых животных вместе с арбами, чтобы было на чем везти трофеи.
87
Во всех поступках, порой кажущихся неразумными и даже губительными, как отдельного человека, так и группы людей, всегда есть рациональное зерно, которое я называю природной мудростью. Надо суметь найти его, отказавшись от принятых в твоем обществе критериев добра и зла. Природа ими не оперирует, потому что знает, что одно и то же действие при смене ситуации превращается в свою противоположность. Я исхожу из того, что в основе всех поступков лежит в первую очередь самовыживание вида, во вторую – его подвидов и только в третью – отдельных особей. Павликиане ничем не отличаются от живущих по соседству восточных ромеев. Тот же язык, быт, традиции. Разница лишь в неприятии жадности халявщиков, сидящих на их шее. Стоит ли ради такой ерунды нарываться на очень большие неприятности? С точки зрения отдельной особи это сомнительный выбор. Отдай чуть больше – и не превратишься в изгоя, законную добычу для своих соплеменников. Зато на уровне подвида вырисовывается перспектива выжить при победе конкурента, в данном случае мусульман. В последние столетия, когда и зародилось течение павликиан, арабы теснили христиан, как восточных, так и западных. Враг твоего врага – твой друг. В итоге часть ромеев, ставших павликианами, превратилась в друзей более сильного, как они считали, соперника. Если бы каноническое христианство рухнуло, у них остался бы шанс продолжить свое существование, пусть и недолгое, среди людей другой религии. С точки зрения выживания вида их поступок и вовсе предельно логичен. Люди сейчас плодятся без зазрения совести, а количество еды, как подметит в восемнадцатом веке товарищ Мальтус, который Томас, не поспевает за ними. Война – очень эффективный, уступающий только эпидемиям, способ сократить количество едоков, оставив самых приспособленных. Так что любые раскольники, в данном случае павликиане, создают повод для войн и, как следствие, сокращения населения, ускорения естественного отбора, что и нужно природе.
Самое интересное, что сейчас они жили немного лучше своих бывших единоверцев. Происходило это за счет уменьшения расходов на бюрократический и церковный аппараты и ограбления бывших единоверцев. Каждый год павликиане вместе с мусульманами отправлялись на запад за добычей. Судя по тому, как мало мужчин осталось в деревнях, в основном старики, к мероприятию примыкали все, кто способен был носить оружие и отмахать несколько сотен километров по жаре. Зачем надрываться на своем крохотном земельном участке, если можно отнять намного больше?! Впрочем, поля были засеяны, и наверняка к жатве многие вернутся, снимут урожай.
