Пока они собирали добычу в чужих краях, мы почистили их дома, взяв неожиданно много для сельской местности. При внезапном налете почти в каждой лачуге находили золото и серебро, причем не только монеты, дорогие ткани, посуду из бронзы и стекла… Да и скота и птицы было многовато, так сказать, не по чину. Предательство на начальном этапе бывает очень выгодным. Единственное, чего мы нашли мало – это вино. Новое еще не сделали, а старое почти все выпили. Это была одна из причин, по которой мы не стали задерживаться в окрестностях Терфики. Вторая – известие, что павликиане, узнав о нападении на их край, решили вернуться. Вместе с ними идут воины из Тарса под командованием своего эмира Али ибн-Яхьи, у которого не сложились отношения с предводителем похода Умаром аль-Актой, эмиром Милитены.
Обратная дорога к морю, где под охраной аборигенов остались наши суда, далась нам легче, несмотря на то, что шли с большим обозом по гористой местности. Помогла изменившаяся погода. Неделю небо было закрыто щекастыми тучами, из которых редко и непродолжительно лил дождик. Жара спала до уровня «можно терпеть», и скандинавы даже пели песни на переходах. С голосом и слухом у них были большие проблемы, поэтому я обрадовался, когда опять начало припекать.
В Котиоре нас уже поджидал дромон с вознаграждением и вестью о победе имперских сил над вторгшимися агарянами. У восточных ромеев очень хорошо налажена система оповещения. Для этого во всех фемах на расстоянии видимости установлены высокие башни, на которых днем и ночью дежурят специально обученные люди. Для передачи сообщений используют световые сигналы и флаги. Приказ из дворца автократора добирается до самых дальних концов империи за несколько минут. Свод сигналов является государственной тайной, которую знают все любопытные, имеющие пару лишних монет. Сигнальщики считают, что им недоплачивают за такой тяжкий труд – каждый день забираться на вершину башни и изнывать там от лени, поэтому делятся секретными знаниями за небольшую мзду, и за державу им не обидно.
Чиновник – льстивый, ушлый тип лет сорока – передавший нам шесть опечатанных мешочков с золотыми монетами, сообщил радостную новость:
- Наш доблестный автократор Михаил (длинный перечень хвалебных прилагательных) полностью уничтожил вражескую армию возле города Малакопия. Там нашли свою смерть десятки тысяч неверных, но большой отряд уцелевших агарян движется сюда. Наверное, гонятся за вами.
В его чиновничьей системе координат свободно уживались понятия «полностью уничтожил» и «большой отряд уцелевших». До меня дошли слухи, что разбили один из отрядов налетчиков, причем не самый большой. В окрестностях Терфики мы захватили очень образованного человека, он даже умел считать до десяти тысяч, который на честном глазу заявил, что в поход ушло всего тысяч семь воинов. Если он и ошибся, то вряд ли намного. Поскольку армией командовал сам автократор Михаил Третий, количество убитых врагов было умножено на десять или даже на сто. Из уцелевших пяти-шести тысяч половина отправилась домой, а остальные не погнались за нами, а пошли искать добычу в другом месте, где ромейская армия не будет отвлекать их от святого джихада.
- Доместик схол Петрона преследует их, - продолжил носитель чиновничьей логики. – Он предлагает вам остаться в Котиоре, помочь ей выдержать осаду врага, если таковая будет, задержать до подхода нашей армии. За это получите еще три тысячи номисм.
Спешить нам некуда. К тому же, надо продать часть трофеев, не поместившуюся на судах, в первую очередь рабов, которых захватили очень много.
Я не сомневался, что на тинге предложение ромеев будет принято единогласно, поэтому иронично выдвинул обязательное условие:
- Для этого нам, как минимум, надо будет попасть внутрь города!
- Вас впустят. Только пообещай, что будете вести себя пристойно, особенно по отношению к знатным людям, - потребовал чиновник.
То есть нам позволяли грабить и насиловать, но не шибко и не всех подряд.
88
С расстояния миль пять Котиора кажется грудой светлых ракушек, сперва обмытых и частично обесцвеченных морем, а потом выброшенных на сушу, на склон холма возле речушки, и выгоревших на солнце. Рядом очень хороший пляж. Я еще подумал, что, если вдруг вернусь в двадцать первый век, обязательно приеду сюда отдыхать. Во-первых, здесь не так многолюдно и, как следствие, не так дорого, как на средиземноморском побережье Турции, которое предпочитают туристы из Европы. Во-вторых, не так жарко и влажно, не чувствуешь себя сосулькой возле костра. В-третьих, море редко прогревается выше двадцати градусов. Окунулся – и мигом смыл зной и получил заряд бодрости для дальнейшего копчения под солнцем на песчаном пляже.
С башен Котиоры наша флотилия должна казаться скоплением рыбацких лодок. Уверен, что оттуда смотрят на нас, боясь пропустить момент, когда мы удерем, чтобы успеть сдаться агарянам до того, как те начнут штурм. Я убедил катепана (командира гарнизона), что мы будем рядом, в поле их зрения, и поможем отбить штурм, что им надо всего лишь продержаться до завтрашнего утра. Вдобавок мы оставили в городе непроданных рабов, как залог серьезности своих намерений. В предстоящем мероприятии лишние люди на борту будут помехой. Подошедший к Котиоре отряд примерно в тысячу всадников и пехотинцев не пойдет сходу на штурм. Начнут уговаривать горожан сдаться без боя, обещать много хорошего в надежде, что трусливые лохи поведутся, а сами будут сколачивать лестницы на случай отказа. Работа эта займет остаток дня и половину или даже весь следующий. За это время мы решим проблему. Как именно, я не сказал катепану, потому что предательство – любимый бизнес восточных ромеев.
Уверен, что арабам и примкнувшим к ним павликианам, возжелавшим отомстить нам за разорение их домов, уже донесли, где мы. Они тоже видят скопление маленьких темных точек в море на горизонте. Людям, выросшим в глубине материка, наша флотилия должна казаться безобидной. Тем более, что к берегу не приближаемся, несмотря на то, что скоро стемнеет. Наверное, сочли, что мы трусливо отсиживаемся в безопасном месте. Они расположились на равнине восточнее города и, когда наступили сумерки, развели костры. Точно не знаю, но вполне возможно, что у мусульман сейчас рамадан, днем есть нельзя. Сейчас натрескаются от пуза и завалятся спать.
Мы начали движение где-то после полуночи, когда вышла сильно постаревшая луна и на берегу погасли почти все костры. Наши суда шли веером, чтобы пристать к берегу одновременно и на всю ширину вражеского лагеря. Скрип весел, наверное, был достаточно громким, чтобы привлечь внимание часовых. Только вот люди, живущие далеко от моря, не понимают грозный смысл этих звуков.
Я поставил дубок на якорь метрах в двухстах от берега. К тому времени все наши галеры высадили десант. Бой быстро смещался в южном направлении. Судя по истеричным крикам на арабском языке, вражеским конникам пеший бой был не по нраву, поэтому рванули к своим лошадям, которые паслись за городом, и потом умчались верхом еще дальше. Сопротивлялись только павликиане. Сказывался заряд пассионарности. Разделенные на несколько отрядов, они отчаянно отбивались от викингов.
Возле обмелевшей речушки, отделяющей поле боя от городских стен, сражался самый большой отряд павликиан. Судя по тому, как держали строй, там были опытные воины, послужившие в ромейской армии, и командир у них был толковый. Понимая, что трусливые котиорцы помогать нам, если и будут, то незначительно, этот отряд медленно отступал к городским стенам, чтобы, избежав окружения, продвинуться вдоль них до вершины холма и дальше к лесу, где рассыпаться и убежать. Разгадав их маневр, я решил со своими людьми ударить им в левый фланг. Воды в речушке было по колено в самом глубоком месте. Она была теплой, хотя неприятно чавкала в сапогах. Крайний павликианин принял меня за своего – и остался без головы, снесенной саблей. Его сосед орудовал копьем, отбиваясь от наседавших по фронту. Он уже понял, что я враг, но повернуть свое оружие в мою сторону было несподручно, поэтому тупо закрылся большим овальным щитом, которые сейчас на вооружении у восточноромейской пехоты. Тут крупный скандинав и развалил ему двуручным топором округлый железный шлем и заодно черепушку.
