– Это ты не понимаешь, – отрезал Чангэ, придвигаясь к ней и крепко беря её за плечи. – Что я тебе говорил? Кто бы ты ни была, я полюбил бы тебя и не перестал любить. Ты всерьёз думаешь, что я отпущу тебя теперь? Теперь, когда ты ко мне вернулась?
– Но, Чангэ… – беспомощно повторила Шу Э, – моя Скверна…
– Ты слишком высокого обо мне мнения, – с горечью сказал Чангэ, – я не святой. И не хочу им быть. Если ты пожелаешь, мы можем отправиться странствовать вместе. Но от меня ты не уйдёшь.
Шу Э пыталась ещё что-то возразить, но Чангэ впился в её губы поцелуем, отчаянно глубоким, почти безысходным.
Если бы это не смогло что-то изменить, то что вообще могло бы?
[315] Глупая птичка и плохой даос
Чангэ целовал её так долго, что у Шу Э разболелись губы. Вырваться из крепких объятий она не могла, да и хотела ли?
«Если я останусь… если я останусь…» – бессвязно бормотали мысли.
Чангэ хотел, чтобы она осталась, невзирая на то, каким чудовищем Шу Э была в прошлой жизни…
Шу Э вздрогнула и резко отстранилась:
– Чангэ! Я не могу. Мне здесь не место. Нигде мне не место…
Чангэ крепко ухватил её за плечо, не давая ни ускользнуть, ни отпрянуть.
– Жил однажды человек, приносивший с собой дождь, – сказал Чангэ таким тоном, точно читал наставление крестьянам. – Он всегда носил над собой бамбуковый зонт и считал, что ему нигде не место. Люди прогоняли его отовсюду, потому что дождь мешал им. Но однажды он пришёл в деревню, где десять лет не было дождя.
– И к чему ты это сказал? – буркнула Шу Э, когда Чангэ умолк.
– К тому, что каждому найдётся место в мире, и твоё место – здесь, рядом со мной, как и моё – с тобой, – убеждённо сказал Чангэ.
Шу Э тихо застонала, вжимая ладонь в висок:
– Но то, что я сделала…
– Лю Цзиньцзы, а не ты, – отрезал Чангэ. – Шу Э ничего плохого не сделала. Шу Э спасла мне жизнь, рискнув своей собственной. Какое мне дело до какого-то Лю Цзиньцзы, пусть он и вырезал целую провинцию? Царства Шуй давно уже нет в мире смертных. Лю Цзиньцзы больше нет, есть Шу Э. Так и оставайся Шу Э. Я знаю тебя как Шу Э. Ты всегда была и будешь для меня Шу Э. Моей Шу Э.
Шу Э ткнулась лицом ему в грудь и ничего не ответила. Плечи её чуть вздрагивали. Чангэ ободряюще сжал их.
– Хорошо, – сдавленно сказала она. – Если ты позволишь… я…
Чангэ крепче прижал её к себе:
– Не позволю.
– Я ведь даже не договорила, – с ноткой возмущения в голосе сказала Шу Э.
– Наверняка очередная глупость, – проворчал Чангэ, стараясь не выдавать радости. Кажется, Шу Э приходила в себя.
Шу Э вывернулась из его рук, пошарила за пазухой и вытащила шкатулку:
– Поставь это где-нибудь.
– Что в ней? – спросил Чангэ, принимая шкатулку.
– Мои глаза. Пока не время их возвращать.
Чангэ удивлённо вскинул брови, заглянул в шкатулку и сердито сказал:
– Если ты считаешь, что должна оставаться слепой в искупление своих грехов, то большей чуши я не слышал и в…
– Нет-нет, – прервала его Шу Э, – вовсе нет. Просто день должен быть благоприятным.
– А, вот как… – кивнул Чангэ и поставил шкатулку на полку, где хранились разные знахарские артефакты. – Тогда ладно.
Шу Э неловко улыбнулась:
– Прости.
Чангэ покачал головой, легко поднял её и отнёс на циновку. Шу Э пыталась что-то возражать, но… В конце концов, она покорно сомкнула руки на шее Чангэ, отдаваясь ему. Казалось, они целую вечность этого не делали.
«Он стал ещё сильнее за моё отсутствие», – невольно подумала Шу Э.
Ци, бурлящая внутри его тела, была необыкновенно чиста и мощна, корень жизни переполняло желание, от кожи исходило горячее благоухание.
Проснулся Чангэ далеко за полдень. Шу Э в хижине не было. Чангэ похолодел, подскочил и, напяливая одежду, помчался её искать. Он и мысли не допускал, что Шу Э всё-таки решила покинуть эти места! Только не после того, что было ночью.
Шу Э была у водопада. Обнажённая, она стояла, подставив лицо ледяным струям воды. Чангэ остановился, прижал ладонь к груди и выдохнул. Тело Шу Э было прекрасно в полуденных лучах солнца, но это был вздох не восхищения, а облегчения. Она здесь, она здесь…
Чангэ сбросил сапоги и зашёл в озерцо.
– Если ты собралась медитировать, то это не так делается, – проговорил Чангэ. – Никто не встаёт под водопад лицом… да ещё и нагим.
Шу Э обернулась и с улыбкой возразила:
– Я всего лишь глупая птичка. Что я знаю о культивации?
Чангэ шумно выдохнул. Улыбались не только губы Шу Э, но и глаза. Серое сияние из-под длинных ресниц привычно плеснуло в сторону Чангэ смехом и унесло его в прежние безмятежные времена.
– Твои глаза… – тихо сказал Чангэ.
– Сегодня благоприятный день, – заметила Шу Э. – Не хотела тебя будить.
– Хм… – неопределённо отозвался Чангэ.
Шу Э неловко улыбнулась и прикрылась руками:
– Ты, надеюсь, захватил мою одежду?
Чангэ медленно покачал головой и, разведя её руки, смотрел, смотрел, смотрел и никак не мог насмотреться.
[316] След Великого
– Шу Э, – с некоторой озабоченностью в голосе сказал Чангэ, – я ведь просил…
Шу Э, подвязав рукава и нацепив фартук, вооружилась тесаком и собиралась разделать курицу, которую деревенские подсунули вместе с приношениями духу-хранителю. Курица была жирная, откормленная, и похлёбка из неё вышла бы наваристой. Это была уже пятая курица за неделю.
Люди были несказанно рады её возвращению и выздоровлению. Речной храм оживал, когда дух-хранитель был в нём, да и даос становился покладистее и добрее. Правда, против столь щедрых приношений ему самому он решительно возражал, но дух-хранитель всегда забирал то, что люди приносили, и заговорщически им подмигивал.
Люди знали, что дух-хранитель умудряется скормить даосу едва ли не половину всего, что они приносят, и радовались, что их даос наконец-то стал жить «по-человечески». Дух-хранитель к тому же умудрился заставить даоса менять одеяния каждые несколько дней, чтобы те не занашивались. В общем, влиял он на даоса лучше некуда.
– Не стоит обижать их отказом, – привычно возразила Шу Э и рубанула тесаком по куриной тушке, капли крови брызнули на фартук. – Смертные – они же как дети. Конечно, – добавила она, хмурясь, – если тебе не нравится моя похлёбка…
Чангэ поспешно поднял руки:
– Ну что ты, нравится, конечно, нравится.
Шу Э состроила улыбку и снова занесла тесак… но не опустила его. Пальцы её вдруг разжались, тесак упал на пол.
– Шу Э? – вздрогнул Чангэ.
Шу Э впилась глазами в тень, струящуюся в углу стола. Казалось, между ними состоялся неслышимый диалог, во время которого Шу Э несколько раз бледнела.
– Шу Э, что случилось? – с тревогой спросил Чангэ, подходя и касаясь её плеча.
– Чангэ, мне нужно уйти, – хмурясь, ответила Шу Э.
Чангэ почувствовал, как от сердца отлила кровь. Уйти?!
– Нет! – яростно крикнул он.
– Ненадолго, – поспешила добавить Шу Э, – я тут же вернусь.
– Зачем? – сквозь зубы спросил Чангэ.
– Тени кое-что узнали, я должна безотлагательно сообщить об этом владыке, – сказала Шу Э, легонько хлопая Чангэ по руке, чтобы тот её отпустил. – Туда и обратно, вода даже закипеть не успеет. Это важно. Владыка должен узнать это первым, – добавила Шу Э и нахмурилась ещё сильнее. – Если в аду прознают об этом первыми… Чангэ, Великое равновесие в опасности!
– Да плевать я хотел на Великое равновесие! – отрезал Чангэ, голос небожителя опять прорвался, хижина чуть вздрогнула от всплеска духовных сил. – Всё равно его никто не соблюдает.
– Чангэ, – поморщилась Шу Э, – не надо так говорить.
Чангэ выдохнул, провёл рукой по лицу, точно очнулся от долгого сна. Шу Э терпеливо ждала, когда Чангэ её отпустит.
– Пусть только попробует тебя задержать, – буркнул Чангэ, разжимая пальцы и отпуская плечо Шу Э. – Я найду способ туда попасть и…
