Тут я и обратил внимание, что ромейская армия все еще бездействует. Эдакие зрители, с интересом наблюдающие за сражением с ярусов амфитеатра – вершин холмов. Ладно скутаты не успели бы спуститься на поле боя, но трапезиты, катафрактарии и даже псилы могли бы ударить арабам в тыл. Они не сделали это потому, что не было приказа. Значит, доместик схол Петрона решил поберечь свою армию, вытащить каштаны из огня нашими руками. У меня появилось яркое желание пропустить арабов, чтобы и дальше грабили и громили трусливых ромеев.
Воплотить в жизнь его не успел, потому что враги опять пошли в атаку. На этот раз впереди шла пехота. Наверное, это были павликиане. Их было не так уж и много, поэтому наступали узким фронтом. Сражались отчаянно, подозревая, что их, в отличие от арабов, перебьют всех, даже если сдадутся в плен. Догадавшись, что это последняя атака врага, стоявшие на флангах викинги решили тоже поучаствовать в схватке, оставив свои позиции. Как только они ввязались в бой, часть вражеских всадников воспользовалась этим, рванула по руслу обмелевшей речушки, огибая нашу армию. Я завалил семерых, и мои лучники поразили многих, но часть, скакавшие впереди, прорвалась. Викинги сразу зашли в тыл павликианам, после чего избиение последних заняло всего несколько минут.
В то время, когда наши воины орали радостно, извещая о победе, с других трех холмов в долину хлынули трапезиты и псилы. Сперва я подумал, что хотят показать, что тоже собирались повоевать, но не успели. Потом понял, что спешат они к вражескому обозу, за добычей, которую не завоевали. Догадались об этом и викинги и офигели от наглости ромеев. Даже не буду говорить, как называлась по мнению русов попытка захватить трофеи, которые завоевали другие. Там нет слов, только жесты, и все неприличные. Видимо, у наших воинов были еще какие-то сомнения, может, они чего-то не знали, каких-то договорняков, поэтому посмотрели на меня.
- Убейте их! – крикнул я коротко и ясно.
Самое забавное, что, по мнению ромеев, ничего предосудительного в нападении на обоз не было. Без разницы, кто разбил врага. Добыча достанется тому, кто первый до нее доберется. Поэтому они не сразу поняли, почему викинги вместо того, чтобы хватать побольше, начали убивать их. Полегло сотни три ромеев до того, как остальные поняли свою ошибку и удрали. Зачистив лагерь арабов, русы выстроились за арбами, готовясь отбить атаку ромеев. По их понятиям, своим действиями они объявили войну ромеям. Плохо они знали своих союзников. Я обратил внимание, что ни катафрактарии, ни скутаты в грабеже не участвовали, продолжали стоять на вершинах холмов. Видимо, доместик схол Петрона решил посмотреть на нашу реакцию. Если бы мы «проглотили» грабеж обоза, решил бы, что мы ослабли, после чего мог бы приказать добить нас, чтобы сэкономить деньги, обещанные за помощь, и отомстить за нападение на окрестности Константинополя. Мы постояли за себя. Следовательно, нападение трапезитов и псилов будет названо самовольством, которое чуть не рассорило союзников. Впрочем, имей таких союзников – и врагов не надо.
До темноты, которая наступила где-то через час, мы стояли в боевой готовности. Ромеи не нападали, но и переговорщиков не присылали, видимо, ждали меня. Я не ехал к ним, потому что это было бы признаком слабости. Нам плевать на их претензии, нам не за что извиняться. Пусть спускаются с вершины холма во всех смыслах слова.
Случилось это лишь утром, когда мы начали отлавливать и запрягать волов в арбы, чтобы увезти добычу, а ромейская армия потянулась по дороге на юг. В долину проследовал отряд из двух десятков катафрактариев.
Командир – бородатый кряжистый мужик, похожий на кабатчика в бедном и потому бандитском районе Константинополя – хрипло прочистив горло, произнес:
- Доместик схол Петрона прислал вам обещанную плату, - после чего жестом показал скакавшему за ним воину, чтобы передал нам пять запечатанных, кожаных мешков с номисмами, и добавил: - Он готов и дальше сотрудничать, ждет вас в начале лета.
- Передай ему, что мы обдумаем его предложение. Ответ узнает в начале лета, - сказал я.
Командир невозмутимо кивнул и, не попрощавшись, поскакал в обратную сторону.
91
Среди захваченных нами трофеев была клетка с обезьяной-самкой. Не знаю, какой породы, где ее среда обитания. Я противник содержания животных в неволе, будь то зверинец, зоопарк или зоосад. Не делай младшим братьям своим того, чего не желаешь себе. Следовало бы отпустить обезьяну, но здесь она наверняка быстро погибнет или, в лучшем случае, опять окажется в неволе, потому что сама пойдет к людям, чтобы получить вина. Ее сделали алкоголичкой. Это выяснилось в первый же день, когда мы начали отмечать победу, раскупорив бочки с трофейным красным вином. Учуяв запах спиртного, обезьяна начала верещать, пока по моему совету ей не поднесли полную чашу. Выдув вино залпом, животное успокоилось, а опьянев, полезло брататься с русами, чем покорило их сердца.
Мне вспомнилась история из двадцатого века. Я проходил практику на буксире-спасателе «Очаковец». Третьим механиком там был невзрачный мужичонка лет сорока с грустными глазами нелюбимого ребенка. Его ровесники уже были старшими механиками или, как минимум, вторыми, а он оставался вечным третьим. Звали его Колюшка (производное от имени Николай). По фамилии или отчеству не называл никто, даже я, зелень подкильная, курсант на первой плавательской практике. Раньше он мотался за бугор, а потом, как догадываюсь, за пьянку оказался в каботаже. Однажды мы разговорились, и он рассказал об обезьяне, которую выменяли на кусок мыла в каком-то африканском порту и сделали «сыном экипажа». Само собой, быстро споили. Обезьяны и собаки слабоваты по этому делу. Затем на судно пришел новый замполит и принялся бороться с пьянством. Народ начал шхериться. Поскольку обезьяна по пьяни буянила и палила явку, ее сажали на цепь в раздевалке душевой. Замполит просек это и во время стоянки в порту повадился ходить с ней по судовым коридорам. Нюх у обезьян намного острее, чем у людей. Она через закрытую дверь чуяла запах спиртного, повисала на дверной ручке и заходилась в визге, чем обрекла себя на списание с судна. По приходу в Одессу обезьяну повезли сдавать в зоопарк. День был зимний, морозный. Колюшка нес обезьяну под дубленкой, где она пригрелась и заснула. По пути зашли в ликероводочный магазин, чтобы принять для сугрева, встали в очередь. Обезьяна учуяла любимый аромат, высунула голову из дубленки. Бутылки разной емкости с водкой стояли батареями на стойке позади продавщицы. Обезьяна рывком выскочила наружу, перепрыгнула черед прилавок на стойку, чуть не доведя до кондрашки бедную женщину, завизжавшую истошно. Взяв чекушку, животина сорвала зубами жестяную пробку-«бескозырку», выдула водку из горла, после чего швырнула пустую бутылку через плечо, как заправский алкаш, рассмешив всех, даже продавщицу, и вернулась за пазуху к Колюшке, где мигом заснула. В зоопарк ее не взяли, несмотря на то, что отдавали бесплатно. Сказали, что у них такой рацион не предусмотрен. Посоветовали отвезти в медицинскую лабораторию, где как раз проводили опыты, выясняя, как влияет алкоголь на животных, в первую очередь на людей. Там обезьяне-алкоголичке обрадовались. Как, грустно улыбаясь, закончил Колюшка рассказ, и на него посмотрели так, будто хотели, чтобы и он остался у них подопытным.
У русов пока нет замполитов, поэтому после возвращения в Самватас обезьяна стала обязательным членом любой попойки, которые случались чуть ли ни каждый день. Особенно ей нравилась медовуха, а любимым сокувшинником стал поп Епифаний, присланный с двумя монахами в Самватас константинопольским патриархом Фотием. Они оплатили постройку церкви возле ручья между Киевом и Щековом и назвали ее в честь святого Ильи. Священник, склонный к злоупотреблению спиртного, предпочитал окучивать военную верхушку, а его помощники работали с плебсом. Хотя я допускал, что пьянствовал Епифаний для выполнения своей миссии. Ничто так не сближает и не разъединяет людей, как пьянка. Алкоголь заливает систему «свой-чужой», из-за чего всех принимают за своих. После чего переманивание в другую веру облегчается в обоих смыслах слова. Худо-бедно, а десятка три русов, по большей части славян, он сделал христианами, но произошло это раньше времени, поэтому деяния его будут забыты, и крестителем Руси назовут князя Владимира.
