свое кимоно. Так смотрят дети на долгожданные подарки. Казалось, на какой-то миг оно переключило все ее внимание на себя. Собственно, как и сам Китарэ вдруг поймал себя на мысли, что он подарит ей такое, как только они вернутся в реальность…
– Кхм, – попытался он прочистить горло, чтобы вернуть себя с небес на землю, а вместо этого, похоже, заставил Ив вынырнуть из собственных грез.
– Прости, – пробормотала она и тут же начала осматриваться.
* * *
Он спросил, узнала ли я это место. Конечно! И хотя все, что я могла видеть, – это озеро и кружащихся над ним светлячков, я не спутала бы его ни с одним другим. Место силы Турийских лесов… Еще недавно я бы не поняла, почему именно тут. В этой глухой тьме с крапинками надежды на ночном небе осталась часть меня. Когда-то я подарила здесь звезду мальчику, который уже тогда был кем-то особенным для меня. Когда-то я умерла в этих темных водах, чтобы вернуться, подчиняясь воле того, кто привел меня сюда сегодня. Я понимала, почему именно это место. Но, пожалуй, впервые с того самого дня, как решила искать ответ в своих воспоминаниях, я испытала страх. Куда ведет эта тропа? Здесь было неестественно тихо, темно, страшно…
Я оглядывалась, чувствуя чей-то пристальный взгляд, который то и дело скользил по моей спине. Странный холодок касался моей шеи, волос, складок кимоно. Китарэ попытался приблизиться ко мне, взять за руку и успокоить, но я остановила его. Что-то подсказывало, что я должна позволить присмотреться к той части меня, что заточила себя здесь на долгие годы. Одна, во тьме – так я чувствовала себя до того, как попала в храм. Наши миры были так близки всю жизнь, что, хотя я и боялась этой тьмы, она была мне родной. Я могла бы раствориться в ней, не жалея ни о чем, просто перестать существовать и остановить боль… Эта тьма была затмением для меня, она несла покой. Но сейчас, когда у меня появилось то, что вдруг обрело важность и что я должна защищать, она вдруг стала пугающей и нежеланной.
Прикосновение маленьких холодных пальцев к моей ладони стало столь неожиданным, что я невольно замерла и лишь спустя долю секунды смогла опустить взгляд. Я не помнила себя маленькой и совсем не знала, как выглядела до того дня, как в последний раз в своей жизни взглянула на собственное отражение. К слову сказать, и сейчас слабо представляла, какая я. Я всегда была той, что внутри, и старалась относиться к своей внешности и телу вообще как к инструменту, который позволяет мне существовать. Рядом со мной стояла девочка не старше пяти-шести оборотов: очаровательные, чуть пухлые щечки, кажущиеся огромными черные чуть раскосые глаза в обрамлении пушистых ресниц. У нее были длинные темные волосы и невероятной красоты нежно-голубое шелковое платье.
«У меня не так много красивых платьев. А это мне очень нравится. Но я могу его заляпать и порвать…» – вдруг так ясно всплыли в моей памяти слова, сказанные когда-то Китарэ. Как и то, откуда я знаю это платье. Мне подарил его отец, как раз когда мы ждали в гости императора. Эта картинка отчетливо всплыла в памяти и едва не выбила воздух из легких.
Как мне удалось совладать с собой – не знаю, но я осторожно опустилась на колени, чтобы наши глаза были на одном уровне, и чуть улыбнулась.
– Привет, – севшим голосом прошептала я, совершенно не понимая, как начать разговор с самой собой.
Похоже, это было не только моей проблемой. Детская ладошка едва ощутимо коснулась моей щеки.
– Привет, – ответила девочка. – Ты пришла, – выдохнула она. – Я думала, ты ненавидишь меня. – Она часто задышала, словно борясь с подступающими слезами. – Я думала, ты забыла обо мне. – Девочка моргнула, а по щеке ее скатилась первая крупная слезинка.
– Я скучала по тебе, – как можно ласковее сказала я, осторожно обнимая ее за плечи и привлекая к себе. – Просто не могла найти дорогу…
– Правда? – шмыгнула она носом.
– Правда. – Я уже крепче обняла ее и почувствовала, как маленькие ручки обхватили меня за шею.
– Ты больше не покинешь меня?
– Никогда, – пообещала я. – А ты поможешь мне?
– Как?
– Поможешь мне стать прежней, вспомнить тебя? Нас?
Некоторое время она молчала, продолжая обнимать меня, точно греясь. Я слышала, как быстро стучит ее маленькое сердечко, как часто и горячо она дышит, и это дыхание обжигало мне шею.
– Я обещала сохранить это от тебя, – вдруг прошептала она мне на ухо так, что могла услышать только я, – но я больше не могу без тебя. Больше не могу беречь эту тьму от тебя. Я тоже хочу увидеть свет. Я устала… – как-то совсем не по-детски выдохнула она.
– Покажи, – просто попросила я.
И в этот самый момент перед моими глазами сверкнула ослепительно-яркая вспышка. Мне показалось, что я падаю в бесконечно глубокую пропасть, но в тот же миг я оказалась во дворе родового гнезда Игнэ. Вот только не было обожженного огарка восточной башни, где погиб мой отец, и все вокруг не казалось таким ветхим, обшарпанным, чужим. В этой реальности, несмотря на снег, светило яркое солнце, а в воздухе витало ничем не прикрытое детское счастье. Я не помнила, когда я чувствовала себя так. Эта реальность была совершенной, теплой и такой красивой.
– Наши первые шаги. Я помню, – сказала маленькая девочка, указывая куда-то на противоположную сторону двора.
Огромных размеров мужчина, присев на корточки и широко расставив руки в стороны, смеялся непосредственно и звонко, когда к нему так неуверенно и несмело шагала совсем еще крохотная девочка в серой шубке и меховых ботиночках. В момент, когда она вот-вот должна была упасть, он подхватил ее и закружил. Ребенок смеялся, а радость от этого смеха эхом отзывалась в моем сердце. Это воспоминание точно вырисовывалось и в моей памяти, обретая цвета и ощущения того момента. Оно теперь мое. Я знала. Я помнила.
Каждое воспоминание, показанное мне этой частичкой моего подсознания, словно расцветало в памяти, обретая свои корни, находя свое место и отклик в сердце. В каждом маленьком кусочке моего прошлого нашлось место человеку, которого я более не могла называть по имени или отцом. Это был папа. Мой папа. Первые шаги, открытия, познание мира были связаны с ним, потому что именно он и Рэби всегда были рядом. Я, без сомнений, могла назвать это время самым счастливым в жизни. Насколько я была бы полноценнее, если бы смогла сохранить эти