воспоминаниям, и они оживали в моей памяти вместе с ощущениями, которые крепко связаны с этими моментами.
Тот день, когда я решила поразить его самым красивым местом Турийских лесов и отвести на место силы севера… До этого я лишь однажды была там ночью. Папа привел меня туда тайком, чтобы показать светлячков. Уже после пожара я так часто бывала там ночью. Всякий раз захлебываясь от непонятной тоски и восторга одновременно. Теперь я знала почему. Все эти годы мне не хватало их обоих, и именно там остались самые душевные и теплые воспоминания о нем. Сейчас они, точно крошечные светлячки в покрытой мглой памяти о моем детстве, сияли на ночном небе.
Ночь, когда все изменилось, в воспоминаниях моего детского «я» отличалась от всего, что она показала мне прежде. Я почувствовала это сразу. Была ясная летняя ночь. Я слышала стрекот кузнечиков, пение птиц, мы с Китарэ были легко одеты, но мне казалось, стояла лютая стужа, пронизывающая до костей. Каждый вечер я придумывала нам развлечения. Вот и этот вечер не стал исключением. Разве есть что-то более увлекательное, чем подслушивать разговоры взрослых? Мысль о том, что это сам император говорит с отцом и насколько это ужасный поступок – подслушивать за ним, даже не пришла мне в голову. Хотя теперь я знала, кто как бы случайно подбросил мне эту идею…
Старая Тильда как раз выдала нам вечернюю порцию рисовых пирожков и чая, когда на кухню как бы между делом заглянула Дорэй. Как всегда, безупречно выглядящая, очаровательная, сияющая. Даже Китарэ смотрел на нее с восхищением, что уж говорить обо мне. Она тепло поздоровалась с нами и тут же обратилась к кухарке:
– Должно быть, мой брат сегодня обсуждает с императором детали предстоящего праздника. Я слышала, это будет нечто невероятное.
Она мечтательно вздохнула, в то время как Тильда лишь растерянно хлопала глазами, не зная, какой реакции от нее ждет хозяйка. Я видела, что ей было плевать на то, что скажет прислуга. Все это она говорила нам. Дорэй даже не смотрела в сторону Тильды, лишь следила за нами. Потом как бы невзначай коснулась моего плеча, и я заметила, как крошечная искра соскользнула с ее пальцев, падая мне на грудь. И тут же взгляд ребенка наполнился предвкушением и азартом.
– Я долго искала этот момент… А может быть, я сама его придумала? – прошептала девочка рядом со мной и посмотрела на меня так, словно искала ответа у меня. Будто я была последней ее надеждой на то, что это правда было, а не она нарисовала в своем воображении.
– Не думаю, что это выдумка, – сказала я, прокручивая в памяти детали прикосновения тетушки ко мне.
Это и правда было странно. Я, конечно, была той еще заводилой, однако до этого у нас были абсолютно иные планы на этот вечер. Но одно лишь прикосновение этой женщины – и мое сердце стучало точно сумасшедшее в предвкушении совершенно особенного приключения и желании узнать, что же за праздник для нас готовят. Спустя годы, когда твой разум уже понимает, что ребенку пяти оборотов не по силам прошмыгнуть мимо императорской стражи, ты догадываешься, что эту фразу бросили неспроста. Но тогда, поднимаясь по каменным ступеням башни, я думала лишь о том, насколько я ловкая, умелая и проворная. Самым главным казалось узнать, что готовят для нас наши отцы, а потом поделиться этим с Китарэ.
– Ты хоть понимаешь, как это звучит? – Голос отца, такой непривычно холодный, жесткий.
Я уже видела это прежде и, хотя все еще не знала, что будет дальше, почувствовала, с какой силой забилось мое сердце. Девочка так сжала мою руку, что я почувствовала, как ее крошечные ноготки впиваются мне в кожу. Но эта боль ничего не стоила по сравнению с тем, что должно было открыться мне вот-вот.
– Вполне. – Голос отца Китарэ, столь же серьезный и решительный. – Потому и прошу тебя о помощи! Я больше никому не могу доверять. У меня есть только мое Ожерелье, только мои братья, в которых я могу быть уверен.
– Парящие, если они подведут к этому, то для империи, для мира, Полотна это будет катастрофа… Конечно, ты же знаешь, я всегда с тобой, что бы ни было… – прошептал мой отец, а я уже знала, что последует за этим.
Я видела, как от стены отделилась высокая сухощавая мужская фигура, а на мои детские плечи легли тонкие ледяные пальцы.
– Мышка-малышка, – прошептал этот мужчина на ухо ребенку, а у меня по спине побежали мурашки, – любит подслушивать? – Хриплый смешок, прежде чем мне показалось, что пальцы этого мужчины превратились в тончайшие иглы, которые без особого труда вспороли мою детскую грудь, сжимаясь вокруг сердца.
Он говорил со мной на древнем языке Полотна, обращаясь к отражению, что было еще слишком слабо, чтобы соединиться со мной. Но я чувствовала и понимала каждое его слово, которое падало куда-то на самое дно души, отзываясь звоном разбиваемых так не вовремя оков.
– Услышь меня, дочь Радави! – Древний язык, наполненный шипящими непонятными звуками, а следом яркая вспышка руны подчинения перед глазами, которую он бросил в меня. Она расцвела где-то внутри разума, набрасывая на него невероятно крепкую сеть. – Очнись. – Вновь шепот – и новая руна пробуждения вспыхивает перед мысленным взором.
Я видела, как маленькая «я», точно тряпичная кукла, замерла в руках этого мужчины, беспрекословно подчиняясь его воле, и видела каждое заклятие, что бросал этот эвей за Полотно, обращаясь к моему отражению. Маленькая «я» была в ужасе от происходящего. Древний дракон, разбуженный раньше времени, ревел от ярости. Я слышала ее крик с той стороны. Ее ярость оттого, что она так слаба, что позволила набросить первую сеть и теперь вынуждена подчиняться, а мое сердце сжималось от ужаса и беспомощности.
– Пламени пора очнуться, – прошептал этот мужчина, подталкивая меня вперед и без труда отворяя дверь, за которой разговаривали император и мой отец.
Дальнейшее не укладывалось у меня в голове. Я наблюдала за происходящим со стороны. Смотрела на это глазами испуганного ребенка. Словно оружие, замершее для удара в миллиметре от цели, я ощущала тепло родной стихии, которая послушно ластилась, принимая меня в свои объятия. Еще миг, одно слово того, чьи пальцы продолжали сжимать мое сердце, – и пламя поглотит этот мир…
Я уже знала финал и понимала, что произойдет дальше. Не зря под строжайшим запретом детям не разрешается посещать места силы. Маленьких эвейев балуют, холят и лелеют, стараясь отгородить от невзгод этого
