кажется, это было единственным, что удерживало меня в сознании. Его голос был связующей нитью, что крепко-накрепко привязала меня к этому миру. Дух – его стихия, и он призвал ее, запретив мне покидать этот мир. Я так ясно видела это теперь.
Следуя за ним, я поражалась, как безошибочно точно он находил путь к месту силы Турийских лесов, словно идет по давно знакомому пути. Даже оказавшись на берегу, он вовсе не замедлил шаг, а стремительно и быстро вошел в воду со мной на руках.
Я замерла на берегу, наконец-то в полной мере осознавая, для чего он принес меня сюда! Откуда все эти неясные обрывки снов, приходящие ко мне с самого детства. Почему Аши так страдает все эти годы, а Китарэ боится собственного отражения! Мы оба превратились в осколки в этот день, разбившись, точно хрупкие фарфоровые статуэтки. Казалось, Китарэ просто стоит посреди лесного озера, стараясь удержать мое крошечное тело на плаву. Но я видела глазами ребенка, что место силы, эти врата меж двух миров приоткрылись в этот миг для них двоих. Сияющий мир духов за Полотном впустил их на краткий миг, пробуждая от сна и еще одного неготового прийти в этот мир дракона, что так щедро подарил мне кусочек себя, своей магии и силы, просто чтобы удержать в этом мире и помочь выжить. Стоило этой серебряной капле соскользнуть с пальцев Китарэ мне на грудь, как я почувствовала внутри ее теплый, немного болезненный отклик. Частица Аши и Китарэ, частица эвейя, что привязал меня в тот день к этому миру, она все еще была во мне… Все эвейи с истинными отражениями знают, что можно пользоваться стихией, управлять ею как угодно, но никогда нельзя уподобляться тем, у кого нет отражения, и пить силу из души. Для них это не так страшно, как для тех, кому предначертано обрести отражение.
Неосознанно я положила ладонь себе на грудь.
– Как это возможно? – пробормотала я, наблюдая, как из последних сил, точно что-то внутри него сломалось, Китарэ бредет к берегу со мной на руках.
Но стоило ему сделать первый шаг, выходя из воды, как его черные волосы, будто по велению невидимой кисти художника, вдруг покрыло белоснежное серебро. Оказавшись на берегу, Китарэ упал, а рядом с ним и маленькая «я».
Тихо присев рядом с Китарэ, я осторожно провела ладонью по его волосам. После увиденного в душе было пусто, словно дотлевали алые угли пожарища в восточной башне родового гнезда. Некоторые говорят, что самое страшное – это узнать правду. Я могу сказать, что куда страшнее потом.
Мне хотелось на коленях просить у него прощения, я проклинала день своего рождения. Но у меня язык не поворачивался даже прошептать такое. Что бы я ни сказала, какие бы слова ни сорвались с моих губ, этого было недостаточно. То, что это была чужая игра, вовсе не уменьшало моей вины.
– Это не твоя вина. – Тихий голос за моей спиной принадлежал уже взрослому Китарэ, и он сказал то, что я не готова была услышать и принять.
– И моя тоже, – ответила я, поднимаясь на ноги, и не сразу совладала с собой, чтобы повернуться к нему.
– Нет, – ответил он, уже глядя мне в глаза.
Стараясь сохранить последние капли самообладания, я молча стояла напротив него. Мне никогда не отплатить ему за эти слова. Никогда не повернуть время вспять, чтобы что-то изменить и исправить. Но есть реальность, в которой мой долг перед этим мужчиной бесконечен. И пока он пытался достучаться до меня, чтобы я почувствовала себя лучше, я закрывала в своем сердце каждую открытую дверь, в которую могла проникнуть мысль о том, что подобное возможно.
Китарэ протянул мне руку, выжидательно посмотрев на меня. Столько странных эмоций сейчас отражалось на самом дне его глаз, начиная от какой-то глубинной боли, тоски, страха и заканчивая непонятной мне нежностью. Никто и никогда не смотрел на меня так, и от этого было еще больнее.
– Иди ко мне, – почти шепотом позвал он, когда я сделала шаг, наглухо затворив самую последнюю дверь. Китарэ печально улыбнулся уголками губ, взяв меня за руку, и почти с силой притянул к себе. – Вот так, – прошептал он в мои волосы, позволяя уткнуться лбом к себе в грудь. Он не пытался обнять меня или как-то сократить оставшиеся миллиметры между нами. Мы просто стояли друг напротив друга, почти вплотную, и его рука не спешила отпускать мою. – Пожалуй, я повторю: это не твоя вина, Ив… А об остальном мы поговорим уже не здесь, хорошо?
Я молча кивнула, даже не пытаясь взглянуть ему в глаза. Дыхание тут же перехватило. Казалось, с небывалой скоростью кто-то потащил меня наверх, позволяя растаять картинам леса, ночи, озера, превратив их в одно смазанное пятно. И тут же я открыла глаза в уже знакомом склепе. Я все так же сидела на расстеленных одеялах, и было сложно сказать, сколько прошло времени с тех пор, как мы сюда пришли. Для меня это была целая жизнь длиной в несколько оборотов, которая перевернула с ног на голову все, что я привыкла считать данностью своего бытия. Напротив меня в той же позе замер Китарэ. Он еще не пришел в себя, и у меня было несколько секунд, чтобы просто посмотреть на него. Вряд ли я отважусь на это в ближайшем будущем…
Словно услышав мои мысли, он вздрогнул и тут же открыл слегка прищуренные глаза. Некоторое время он просто смотрел перед собой. Его взгляд казался задумчивым и отстраненным. Потом он глубоко вздохнул.
– Как ты? – севшим голосом спросил он.
Я не знала, что должна была ответить на такой вопрос. Вежливое «все хорошо» было бы верхом цинизма и бестактности. «Мне плохо… очень» – вот что на самом деле хотелось закричать, но это было бы еще хуже!
Какое у меня есть право говорить ему такое? Но когда вместо ответа по моей щеке побежала обжигающая слеза, я готова была провалиться под землю! Я попыталась резко утереть ее, но тут же оказалась в его стальных объятиях.
– Теперь я знаю все твои мысли, что, точно тысячи ярких вспышек, проносятся в твоей голове. – Он говорил очень тихо, и каждое сказанное им слово вибрацией отзывалось внутри. – Не прячь слезы, Ив, ты имеешь на них право. И нет твоей вины в том, что произошло с нами тогда, когда ни
