начал ходить на занятия наши? Ты влез туда, куда тебе не нужно было влезать! – продолжал Захарри.
– Захарри! – воскликнула Джуди и обернулась. По лицу ее поползли красные пятна.
Вильгельм молчал. Хотя ему и очень хотелось ответить, но камень будто помогал сдерживать эмоции, рвавшиеся наружу.
– Мы столько времени готовили наши проекты, столько работников задействовали в подготовке, десятки ученых помогали нам, столько всего доделывали и переделывали, прошли несколько кругов, прежде, чем нас утвердили. Мы облазили все уголки Вселенной, собирали самый новый материал для того, чтобы в один миг появился ты со своим Ульманом, который никогда никого не готовил, а тебя почему-то решил взять, и все испортил своей примитивной системой! Создать Планету и заселить своим же видом? А что ты решил со спутником сделать? Использовать как склады припасов и преграду от комет?
– Захарри, прошу, замолчи! – закричала Джуди и схватила Захарри за рукав накидки, но он вырвал руку и подошел к Вильгельму ближе. Джуди же теряла самообладание. Из-за зеркальной стены кто-то вышел и встал в темноте, чтобы его не было видно, и она увидела это.
Но Захарри не прекратил.
– Ты просто оказался в нужное время с нужным профессором! Я понял это еще в тот момент, когда ты впервые пришел на слушание! Ты просто безмозглая прилипала Ульмана, которая без него ничего из себя не представляет! Он тебя сотворил! Он сделал тебя таким, чтобы получить повышение и Планету! Без него ты будешь никем!
– Да когда ты заткнешься уже, болван? – еле слышно выдохнула Джуди, но Захарри уже замолчал. Ему больше нечего было сказать. Во всяком случае, до тех пор, пока в словесную перепалку не вступил бы Эльгендорф.
Вильгельм молчал. Молчал, вслушиваясь в приглушенные крики за стеной, пытаясь поймать хоть один знакомый, хотя бы один, который бы прокричал его имя, но не получалось. Камень на груди, казалось, нагрелся, и Вильгельм почувствовал, как задыхается. Нужно было произнести хоть что-то, чтобы сделать живительный вдох, успокоить забивавшееся сердце. Что-то будто бы заставило его раскрыть рот и выдохнуть не своим голосом:
– Я желаю вам победы, но не думайте, что я когда-то забуду ваши слова.
Сказав это и словно испугавшись своих же слов, Вильгельм отвернулся к столу и принялся наливать напиток в стакан, хотя не выпил даже предыдущий – звук льющейся воды его успокаивал.
В этот самый момент, когда Вильгельм сделал первый глоток, громкий и быстрый стук каблуков приблизился к двери, распахнул ее и впустил в комнатку столб света.
В коридоре стоял запыхавшийся Норрис, скинувший накидку, и Генрих Ульман, выглядевший безупречно, как всегда, но его губы были растянуты в совершенно безумной улыбке. Джуди и Захарри, увидев такого Ульмана, в страхе отшатнулись.
– Что-то случилось? – прошептал Вильгельм, завидев на щеке Генриха глубокую царапину.
Генрих с Норрисом все еще улыбались. И если Генрих просто дарил Вильгельму очередную счастливую улыбку, то Норрис улыбался так, будто от радости готов был умереть на месте.
– Я случайно оцарапал его, когда мы обнимались, – еле проговорил Норрис, с трудом совладав со ставшим от волнения ватным языком. В уголках глаз стояли слезы. Плечи подрагивали.
– Обнимались? – казалось, в один голос прошептали три претендента на место Почитателя.
– Да, да, Вельги, – сказал Генрих и закивал. Тут Вильгельму тоже стало не по себе. Генрих никогда не позволял себе рушить образ строгой причины переживаний и бессонных ночей за изучением генетики учащихся. Он никогда не называл его так в присутствии посторонних.
–Что происходит? Что с вами? Что-то случилось? – прошептал Вильгельм.
– Что? Ты что, Вельги, ты… Ты даже не представляешь, что там было! Если бы ты видел! – воскликнул Норрис и, отпихнув ворчащего Захарри, подбежал к другу и стиснул Вильгельма в объятиях.
Генрих, все еще стоявший чуть позади и будто собиравшийся с мыслями, медленно подошел к Вильгельму. Норрис, почувствовав его приближение, выпустил друга из объятий.
Генрих, совершенно не стесняясь ни Джуди с Захарри, которые стояли, раскрыв рты, ни их появившихся из-за кулис кураторов, которые были изумлены ничуть не меньше подопечных, положил ему руку на плечо, а другой приподнял его голову, мягко держа за подбородок.
Он улыбался. Так же, как и перед выступлением, когда они были совсем одни. В уголках его глаз, не спрятанных за стеклами очков, стояли слезы.
– Голосование закончилось, Вельги. Ты сотворил чудо. Мы победили.
Стакан выпал из рук Вильгельма, который бросился на шею учителю и уткнулся носом ему в шею, и с оглушительным грохотом разбился о стеклянный пол. Синяя жидкость растеклась по полу. Капли долетели даже до штанов Захарри. Джуди прислонилась к стене и всхлипнула.
Пока Норрис и Генрих по очереди обнимали и поздравляли Вильгельма, Захарри и Джуди оставалось собирать осколки разрушенных мечт, слушать утешительные речи наставников и убираться, чтобы оставить сцену, которая медленно распахивала новые двери единственному и последнему победителю.
Воспоминание прожило с Вильгельмом дорогу от дома до кареты, не отпускало до тех пор, пока лошади не заржали громко. Он медленно ехал в сторону дома Щукиных и вертел в руке кулон, внимательно рассматривая камень. Почитателю казалось, что что-то изменилось. Только вот что именно, он все никак не мог понять. Он чувствовал себя странно: давно не всплывали в его памяти моменты, от которых сейчас он не мог отделаться. И пусть они не терзали его, но рождали множество вопросов, о которых думать совсем не к месту.
За окном Петербург уже одевался в ночное платье, сбрасывая с себя вуаль дневного расслабления.
– Ты хороший Почитатель. Ты сделаешь свою работу, проявишь немного внимания, заберешь Гаврилову с собой и спасешь Планету, – бубнил Вильгельм, рассматривая огни Петербурга за окном кареты. Начинался дождь. – Это просто одна из миллионов женщин. Обычный человек, который может помочь тебе спасти работу. Если она не подойдет, у нас будет время все исправить. У нас еще есть время, даже если Гаврилова не подойдет.
Дождь забил по окнам, по крыше, словно у него были огромные кулаки. Вильгельм посмотрел на Артоникс и снова пробубнил:
– Ты должен сделать свою работу хотя бы один раз.
Руки начали чесаться. Он шлепнул себя по запястью, чтобы прекратить это делать, и вновь вздрогнул.
Так всегда делал кто-то другой. Но Вильгельм не мог припомнить, кто именно.
Вильгельм хотел найти Ванрава, который должен был приехать. Но его нигде не видно.
Со второго этажа доносилась приятная музыка, за окном мелькали кареты, из которых выходили прекрасные дамы и куда менее прекрасные
