Одежку – в траву. Сверху – деву… и сам… И лечь… и обнять, гладить золотистые плечи и грудь, ласкать, целовать почти до смерти, до самого сладкого, и где-то так, иногда, чувствовать пряный запах трав, а над головой – алое закатное небо.
Яшка Вервень проводил любимую почти до самой хижины, дальше не пошел – Ябтако не разрешила, чтоб других дев не смущал, чтоб не завидовали:
– Ступай к своим, Яш-ша. Я уж дальше сама.
Поцеловав девушку на прощание, молодой казак зашагал к частоколу, да на полпути обернулся, помахал рукой.
Немного постояв, Ябтако пошла к хижинам, как вдруг услыхала приближающиеся шаги. И голос… Грубый, насмешливый голос, чужой:
– Так-то ты, Ябтако-не-я, проводишь нынче время!
Девушка испуганно обернулась и вздрогнула, увидев закутанную в длинный травяной плащ фигуру, возникшую вдруг в мерцающем свете двух золотистых лун:
– Не может быть!
– Волею великих богов – может!
– Ясавэй, братец!!! Ты жив?!
– Не радуйся – Ясавэй холодно отстранил кинувшуюся к нему на шею девчонку. – Я знаю – ты полюбила врага! Того, кто принес всем нам кровь и горе. Что смотришь? Или я не прав, Ябтако?
– Прав… – скорбно вздохнула дева. – Ты всегда во всем прав, братец. Ты думаешь, я давно забыла родной Яранверг? Знай же, это не так… просто… с тех пор у меня… всех нас, настала жизнь совсем другая… или вообще – не жизнь… Ясавэй!
– Чего тебе?
– А все-таки, ты такой же смешной, как и раньше!
Ябтако тихонько засмеялась, и юный воин вздрогнул – уж чего-чего, а смеха он сейчас никак не ждал.
– А помнишь, мы бегали с тобой к реке? Брызгались, плавали наперегонки? Помнишь, братец Ясавэй? Вижу, что помнишь.
С силой мотнув головой, словно бы отгоняя навязчивые воспоминания, юноша скорбно поджал губы:
– Не обо мне сейчас речь – о тебе. Я смою твой позор, милая сестренка, смою кровью! Тот, кто надругался над твоей честью, не доживет до утра! Молчи! Я – мужчина, ты – женщина, и твое дело – покорно внимать моим словам и делать то, что скажу я. Прощай…
Ясавэй беззвучно исчез, словно растаял, ни одна веточка не шелохнулась.
– Постой!!! – запоздало вскрикнула Ябтако. – Ясавэй! Братец!
Напрасно кричала ясноглазая дева. Напрасно пытаясь догнать. Явившийся неизвестно откуда незваный мститель исчез, как и не было.
– Ох, Яш-ша… – девушка задумчиво покусала губы. – Скорей!!! Что там глупышка Анине болтала про какую-то пещеру?
Ябтако буквально выдернула возлюбленного со двора, потащила.
– Что такое? – удивленно моргал казак. – Куда мы бежим-то?
– Прочь отсюда!
– Прочь? Но… почему?
– Потом скажу, сейчас – быстрее…
Вервень, конечно, хотел бы узнать больше, однако девушка выглядела такой взволнованной, что расспрашивать на бегу ватажник не решился – пусть хоть немножко успокоится, придет в себя. О том же, чтоб никуда не ходить, он и не думал – раз Ябтако зовет, значит – надо.
– Вот… пошли…
Девчонка кивнула на заросли и бесстрашно полезла первой.
– Эй, эй! – крикнул вслед Яшка. – Ты куда?
– Давай за мной, да!
Пожав плечами, Вервень нырнул в кусты, проваливаясь в какую-то глубокую яму – не видно было ни черта в темноте! Хоть и сияли в небе две луны, но тут – то густой чернотал, какие-то колючие кусты, верба… Поди, разгляди в сумерках!
– Ябтако! – схватившись за саблю, позвал казак. – Ты где есть-то?
– Здесь, – послышалось за спиною. – Поворачивайся да за мной иди, да.
Свет двух лун почти совсем померк – яма превратилась в обширную подземную полость, пещеру, тянувшуюся… Один Бог знает, куда она там тянулась!
– Здесь и пересидим до утра, – усевшись, устало промолвила дева.
Яшка возмущенно дернулся:
– До утра?!
– А тебе что, не нравится? Я же с тобой… Ну, иди-ка сюда… иди же…
Почувствовав на губах соленый вкус поцелуя, Вервень и думать забыл обо всех своих подозрениях, расслабился… Вот она, оказывается, что удумала-то! Ну, хитроумная… Дня-то ей мало!
Ябтако правильно рассудила – Ясавэй поклялся убить ее «обидчика» до утра… А если до утра не убьет, тогда… тогда видно будет! Тогда и про братца узнать легче – с кем да почему здесь, – надавить, договориться. А пока – пусть ярость пройдет, уляжется, а утром уж настанет время для спокойного разговора.
Конечно, если б вместо Яш-ши был кто другой, кто бы силой… Ябтако бы не думала, не рассуждала – сбежала бы вместе с братом, да думала бы, как отомстить врагам. С другой стороны – и так уже мстить начали – все девы сир-тя! Скоро – совсем скоро! – бледнолицые демоны перестанут быть дикарями, утратят весь свой воинственный пыл, станут покорными… своими. О том говорила Митаюки-нэ, и Ябтако ей верила, как верили и другие пленницы-девы.
Утренний молебен обставили как могли торжественно и пышно. Воздвигли крест, украсили частокол полевыми цветами, Афоня выкупался в реке, волосы пригладил, да перекрестясь, затянул, поглядывая на благоговейно внимавших ему казаков:
– Господи Иисусе иже еси на небеси-и-и…
Сказать по правде, не имел он пока права службы править, да вот сейчас некому было, а нужда заставляла.
Молился послушник, молились и ватажники, и атаманы: головной – Иван Егоров сын Еремеев, и назначенный, острожный – Матвей Серьга. Вместе стояли, рядом, вместе молились, вместе поклоны клали.
– Господи Иисусе Христе…
– Богородица-дева…
– Святые угодники…
За частоколом, прислушиваясь к доносящему со двора молебну, делал свое дело молодой колдун Енко Малныче. Выбрал подходящий камень – плоский серый валун, – распял кремневым ножом притащенных помощниками – Нойко да Ясавэем – змей, окропил все вокруг кровью, на колени пал, а следом за ним – и ученики, и Сертако-дева.
– О, великий Нга-Хородонг, повелитель мужских судеб!
– Повелитель мужских судеб! – нестройным хором подхватили ученики.
– Великая Праматерь Неве-Хеге!
– Праматерь Неве-Хеге…
– Темуэде-ни – властелин мира смерти!
– Властелин мира смерти…
– И вы, коварные духи лесов и болот!
– Духи лесов и болот…
– Кровь на кровь, дело на дело! Как пришло, так и ушло!
– Как пришло, так и ушло…
– Ветер, ветер, дух семи трав, лети – забери, забери – унеси!
– Забери – унеси!
– Головы белых пусть станут легки, пусть мозги их очистятся! Кровь на кровь, дело на дело. Забери, унеси…
На лбу Енко Малныче выступил пот, волосы спутались, словно львиная грива. Непростое было колдовство, тяжелое. И вовсе не потому, что те, кто накладывал заклятье на казаков, постарались на славу – скорее, наоборот, сделали свое дело небрежно, словно бы спешили куда-то да посчитали, что и так сойдет. Не в этом было дело, а в том, что чье-то заклятье – даже и небрежное – снять куда как сложнее, нежели новое, свое, наложить. Вот и потел Енко, старался, да и его помощники тоже упрели – то змей налови, то ящериц, да все делай быстро.
Невдалеке, в лесу, примостившись на старом пне и отогнав любопытного Ноляко, колотил в свой бубен Маюни.
– О, Великий Нум-торум и ты, Колташ-эква! Помоги, мать сыра-земля, убери чужое слово!
Помолив великих богов, юный шаман обвел внимательным взглядом густой подлесок. Хорошо бы мухоморов сыскать! Для камлания – самое милое дело. Славный гриб мухомор – красивый, яркий, и не прячется никуда, всегда стоит гордо, как воин. Вон, там, в папоротниках, краснеет, ага…
Маюни едва успел наклониться, как вдруг висевшее в небе солнце затмила на миг чья-то быстрая тень. Юноша вскинул голову… и тотчас же нырнул в папоротники, укрываясь от взгляда летевшего над лесом всадника на летучем драконе! Всадник не просто летел – кружил, высматривал… вот появился и второй, и третий! А за ними – целая туча!
Насчитав дюжину, Маюни вдруг припал ухом к земле – почва под ногами мерно колыхалась, дрожала…
«Драконы! – быстро сообразил парень. – Могучие ящеры! Колдуны».
Скрываясь между деревьями, он со всех ног бросился в селение, краем глаза увидев бегущих часовых из отряда головного атамана Ивана – те тоже поспешали к своим с недоброй вестью.
Чу! Кого-то уже сразила пущенная сверху стрела! Первая жертва.
– Скорее, скорей! Колдуны! – ворвался за частокол Маюни.
Вбежавший следом за ним Семка Короед завопил куда громче:
– Там! Там! Войско!
– Что за войско? Где? – атаман положил руку на эфес сабли. – А ну, докладывайте по очереди, не торопясь.
– Там, в лесу, где рябины… – указал рукой Семка. – Зубастые драконы о двух ногах! Трехроги с амбар ростом! Людоедов – сонмище.
– Еще летучие всадники, – Маюни махнул в другую сторону. – Там. И – ящеры, да. Много.
– Да вон они уже!!! – в ужасе округлив глаза, закричал забравшийся на вкопанный столб Ферапонт Заячьи Уши. – Из лесу вышли, вон!
Из лесу гомонящей толпой выбежали менквы, за которыми маячили зубастые ящеры – огромные, высотой с колокольню, драконы о двух мощных ногах и несуразно маленькими передними лапками. Ящеры шли, смешно дергая шеей, как куры, только что червяков не клевали, желтые глаза ужасных хищников горели лютой злобой, из раскрытых пастей плотоядно стекала слюна. Вот капнула на пробежавшего внизу менква – накрыла с головой!
