Хедрон смотрел на Элвина и старался вспомнить свою собственную молодость и мечты почти пятьсот лет назад. Любое мгновение, любой эпизод из его прошлого, к какому бы он ни обратился, был так же ярок, как если бы произошел вчера. Словно бусины, нанизанные на одну нить, эта и все предыдущие жизни простирались перед ним, уводя его в необозримо далекие времена. Он мог увидеть и переосмыслить все, что хотел. Большинство прежних Хедронов стали для него теперь незнакомцами: основные черты, возможно, были такими же, однако приобретенный опыт навеки отделял его от них. При желании он мог бы очистить свой мозг от воспоминаний о своих предыдущих воплощениях; вновь войти в Пещеру Творения и заснуть до тех пор, пока Город снова не призовет его. Но это напоминало смерть, а к ней он не был еще готов. Его запрограммированный потенциал не закончился, и он хотел брать от жизни все, что та могла ему предложить. Как моллюск, медленно, клетку за клеткой наращивающий свою раковину, он ничем до поры до времени не отличался от своих сверстников. И только достигнув возраста, в котором пробуждается спящая до того память о предыдущих жизнях, он принял на себя роль, уготованную ему давным-давно. Иногда Хедрон чувствовал возмущение, что интеллект, наполнивший Диаспар такими безграничными возможностями, мог и сейчас, по прошествии столетий и тысячелетий, управлять им, как марионеткой. И теперь, возможно, наступил тот самый, единственный, случай взять реванш. Появился новый актер, который может опустить последний занавес в многоактной, слишком затянувшейся пьесе.
Сочувствие юноше, чье одиночество было неизмеримо больше его собственного; скука, вызванная веками повторений одного и того же; несколько злорадное ожидание удовольствия, — вот те мотивы, которые побудили Хедрона действовать.
— Может быть, я и смогу помочь, — сказал он Элвину, — а может, и нет. Мне не хотелось бы вызывать у тебя несбыточные надежды. Встретимся через полчаса на пересечении Радиуса 3 и Кольца 2. Даже если я и не смогу ничего сделать, то по крайней мере обещаю интересное путешествие.
Элвин пришел на свидание за десять минут до срока, хотя это и было на другом конце города. Он нетерпеливо ждал, наблюдая, как непрестанно движущиеся дороги проносят мимо него спокойных и удовлетворенных людей, направляющихся по своим малозначительным делам. Наконец, он увидел высокую фигуру Хедрона, которая появилась вдалеке. Через мгновение он впервые очутился физически в присутствии Шута. Это уже был не спроецированный образ. Когда они соединили руки в древнем приветствии, рука Хедрона оказалась вполне реальной.
Шут сел на край мраморной балюстрады и серьезно и внимательно посмотрел на Элвина.
— Интересно, — начал он, — знаешь ли ты, о чем просишь? Еще мне интересно, что ты будешь делать, когда получишь то, чего добиваешься? Неужели ты на самом деле думаешь, что сможешь покинуть город, даже если найдешь путь?
— Я в этом уверен, — ответил Элвин довольно храбро. Однако Хедрон мог почувствовать легкую неуверенность, сквозившую в голосе.
— Тогда разреши рассказать тебе кое о чем, чего ты можешь незнать. Видишь те башни? — Хедрон указал на башни-близнецы, Центральную и Совета, смотрящие друг на друга и разделенные каньоном в милю глубиной. — Предположим, я бы перебросил между этими башнями абсолютно твердую планку. Однако она была бы всего в двадцать сантиметров шириной. Ты бы мог по ней пройти?
Элвин некоторое время колебался.
— Не знаю, — ответил он. — Не думаю, чтобы мне захотелось попробовать.
— Уверен, что ты никогда бы не рискнул это сделать. У тебя бы закружилась голова, и ты упал бы прежде, чем прошел и десяток шагов. Но если бы эту самую планку положили на землю, ты прошел бы по ней без труда.
— И что же это доказывает?
— Вывод очень прост. В двух экспериментах, которые я описал, планка — абсолютно одинакова. Один из тех роботов на колесах, которых мы иногда видим, может проехать по ней запросто, даже если она будет соединять башни, как будто она находится на земле. Мы не можем, потому что боимся высоты. Может быть, это и глупо, иррационально, но этот страх слишком силен, чтобы его можно было преодолеть или отмахнуться от него. Этот страх — внутри нас, в нашей плоти и крови. Мы рождаемся с ним.
То же самое можно сказать и о страхе открытого пространства, страхе космоса. Покажи любому человеку в Диаспаре путь из города — дорогу, которая, возможно, сейчас лежит перед нами, — и он не сможет пойти по ней. Ему придется повернуть назад, точно так же, как ты повернешь назад, если начнешь переходить по планке расстояние между башнями.
— Но почему? — спросил Элвин. — Ведь, наверное, существовали времена…
— Знаю, знаю, — прервал Хедрон, — когда люди путешествовали по нашему миру и добирались до звезд. Но что-то изменило их и принесло страх, с которым каждый из нас рождается. Одному тебе кажется, что у тебя его нет. Ну что ж, посмотрим. Я поведу тебя в башню, где находится Зал Совета.
Это здание, одно из самых больших в городе, было почти полностью отдано машинам, которые в действительности и управляли городом. Почти на самом верху находился зал, где собирался Совет. Совет заседал редко — только когда нужно было обсудить важные вопросы.
Они как бы нырнули под своды широкого входа и шагнули в золотой полумрак. Элвин никогда раньше не бывал здесь. Правилами это не запрещалось — в Диаспаре вообще было мало запрещающих правил, — но как и у большинства граждан, у него был какой-то полурелигиозный страх перед этим местом. В мире, где не было богов, Зал Совета больше всего напоминал храм.
Хедрон без колебаний вел Элвина по коридорам и проходам, явно приспособленным для колесных механизмов, а не для передвижения людей. Некоторые из них зигзагообразно уходили вниз под такими острыми углами, что если бы не сила гравитации, сглаживающая наклон, человек не смог бы и шага ступить.
Наконец они подошли к закрытой двери, которая медленно открылась при их приближении и, пропустив, снова закрылась. Они оказались перед другой дверью. Подойдя к ней, они остановились. Хедрон даже не попытался открыть ее. После непродолжительной паузы тихий голос сказал: “Назовите свои имена”.
— Я Хедрон. Шут. Со мной Элвин.
— Зачем вы пришли?
— Из чистого любопытства.
К изумлению Элвина, дверь открылась сразу же. Из собственного опыта он знал, что если давать машине шутливый ответ, это всегда приводит к путанице, и нужно начинать все сначала. Машина, спрашивающая Элвина, очевидно, была очень умной и находилась наверху иерархической лестницы Главного Компьютера.
