— Ты думаешь, там что-то есть? — спросил Элвин, указывая на таинственную рябь на поверхности воды. — Разве это опасно?
— То, что обладает разумом, не может представлять опасности, — ответил Хилвар. (“Неужели? — подумал Элвин. — А как же Завоеватели?”) — Мне не удалось уловить никаких мыслей, но я уверен: мы здесь не одни. Это очень странно.
Они медленно пошли обратно, к развалинам крепости, и каждый думал о странном пульсирующем звуке. Элвину казалось, что тайны начали нагромождаться друг на друга, и он все больше удалялся от того, что искал.
С первого взгляда было видно, что они вряд ли найдут что-либо новое среди развалин, но они все же тщательно осмотрели кучи щебня и огромных камней. Возможно, здесь, под этими камнями, лежат машины, выполнившие свою работу давным-давно. “Сейчас от них не было бы толку, даже если бы Завоеватели вернулись, — подумал Элвин. — Почему они больше не возвратились?” Тут крылась еще одна тайна, но Элвину вполне хватало других.
В нескольких ярдах от озера они обнаружили поляну посреди булыжников. Некогда здесь росла сорная трава, но сейчас она почернела и обуглилась, и, когда на нее наступали, рассыпалась в пыль. В центре поляны стоял металлический треножник, глубоко врытый в землю. На нем находилось кольцо, закрепленное на оси под небольшим углом и явно направленное на какую-то точку на небе. На первый взгляд казалось, что внутри кольца ничего нет. Но, присмотревшись, Элвин увидел, что оно заполнено свечением, слепившим глаза и находившимся на грани человеческого восприятия. То было мощное свечение, и теперь Элвин не сомневался, что именно этот механизм вызвал вспышку, приведшую их в Шалмиран.
Они не рискнули приблизиться и рассматривали машину на расстоянии.
— Мы на верном пути, — решил Элвин.
Теперь оставалось только узнать, кто или что установило здесь этот аппарат и каково его назначение. Наклонное кольцо явно направлено в космос. Тогда, может быть, вспышка, которую они видели, — какой-то сигнал? От этой мысли у них дух захватывало!
— Элвин, — неожиданно сказал Хилвар взволнованным голосом, — у нас гости.
Элвин резко обернулся… На него в упор смотрели расположенные треугольником глаза без век. Таково было первое впечатление. Затем он увидел и всю небольшую, но сложную машину. Она висела в воздухе в нескольких ярдах над землей и не была похожа ни на одного робота, виденного им раньше.
Придя в себя от неожиданности, Элвин почувствовал себя хозяином положения. Всю жизнь он отдавал приказы машинам, а то, что это была неизвестная конструкция, положения не меняло: ведь он видел лишь ничтожный процент роботов, обслуживающих людей в Диаспаре.
— Ты умеешь говорить? — спросил он.
Молчание.
— Кто-нибудь тобой управляет?
Снова молчание.
— Уходи! Иди сюда! Вверх! Вниз!
Ни один его мысленный приказ не дал никакого результата. Машина оставалась вызывающе безучастной. Этому могло быть два объяснения: либо она столь несовершенна, что не понимает его, либо она очень разумна и, обладая собственной волей, сама решает, что делать. В последнем случае с ней нужно обращаться как с равной. И в этом случае он может ее недооценить, но она не будет на него в обиде, поскольку роботы не часто обладают таким пороком, как тщеславие.
Хилвар не мог удержаться от смеха при виде растерянности Элвина. Он уже собирался предложить свои услуги в установлении контакта, но слова замерли у него на устах. Покой Шалмирана был нарушен громким и совершенно определенным звуком — всплеском, с которым всплывает на воду очень большое тело.
Теперь уже во второй раз Элвин пожалел, что не остался дома. Потом, напомнив себе, что в таком состоянии не отправляются на поиски приключений, он медленно, но уверенным шагом направился к озеру.
Существо, появившееся на поверхности темной воды, казалось огромной чудовищной пародией на робота, продолжавшего их молчаливо изучать. Те же расположенные треугольником глаза (что не могло быть простым совпадением), щупальца и членистые конечности — все было воспроизведено. Однако на этом сходство кончалось. У робота не было (ему и не нужно было) ни мелких перистых отростков, непрерывно колотивших по воде, ни коротких многочисленных ног, при помощи которых животное выталкивало себя на берег, ни вентиляционных отверстий, откуда доносилось судорожное сопение.
Большая часть тела животного оставалась в воде. Только около трех метров возвышалось на берегу и выглядело совершенно чуждым, неестественным. Всего же это чудовище имело около двадцати метров в длину, и даже совершенно незнакомый с биологией человек определил бы, что с ним не все в порядке. Весь его вид представлял невероятную смесь неаккуратности и незаконченности, как будто отдельные составные части создавались без предварительного плана и собрались воедино, когда возникла необходимость.
Несмотря на размеры животного и первоначальные сомнения, Элвин и Хилвар перестали волноваться, когда хорошо разглядели обитателя озера. В этом существе была некая милая неуклюжесть, и его нельзя было считать опасным, даже если бы оно почему-то решило проявить враждебность. Человеческая раса давно избавилась от детского страха перед необычностью внешнего вида. Этот страх исчез после первой встречи с дружественными внеземными расами.
— Предоставь это мне, — спокойно сказал Хилвар, — я привык иметь дело с животными.
— Но ведь это не животное, — прошептал в ответ Элвин. — Я уверен, что это разумное существо, и робот принадлежит ему.
— Или он принадлежит роботу. В любом случае разум у него очень странный. Мне не удается уловить и следа мысли. Но смотри, что это?
Наполовину высунувшись наружу (что удавалось ему не без труда), чудовище неподвижно лежало у кромки воды. Но внутри треугольника между глазами начала образовываться полупрозрачная мембрана, потом она запульсировала, задрожала и начала издавать слышимые звуки: вибрирующее гудение. Слова разобрать было невозможно, хотя существо явно пыталось говорить.
Невозможно было без сочувствия наблюдать за этой отчаянной попыткой общения. Несколько минут оно изо всех сил пыталось произнести что-либо членораздельное, но поняло, что совершает ошибку. Дрожащая мембрана уменьшилась и стала издавать звуки на несколько октав выше, и наконец они достигли уровня нормальной речи. Постепенно стали получаться отдельные слова, хотя они и шли вперемешку с тарабарщиной. Создавалось впечатление, что существо силится вспомнить слова, которые знало давно, но не имело возможности ими воспользоваться в течение долгого времени.
