Элвин стоял рядом с Хилваром в проеме двери и смотрел на молчавших Сенаторов. Интересно, о чем они — и весь Лис — думают? Но судя по выражениям лиц, думать они были не в состоянии.
— Я направляюсь в Шалмиран, — сказал Элвин, — и вернусь в Эрли через час с небольшим. Это только начало, и пока меня не будет, я хотел бы, чтобы вы кое-что обдумали.
Это не обычный летательный аппарат, на каких люди путешествуют над Землей. Это космический корабль, один из самых быстроходных. Если вы захотите узнать, где я его нашел, — ответ находится в Диаспа-ре. Но чтобы получить его, нужно туда пойти, потому что Диаспар никогда не придет к вам.
Он повернулся к Хилвару и показал рукой на дверь. Хилвар колебался лишь мгновение. Обернувшись и обведя взглядом пейзаж, он шагнул в воздушный шлюз.
Сенаторы продолжали следить за кораблем, двигающимся на этот раз довольно медленно — поскольку ему нужно было пролететь небольшое расстояние — пока он не исчез в южном направлении. Затем седой молодой человек, который был в группе главным, философски пожал плечами и обратился к своему коллеге:
— Ты всегда противился переменам и оказался прав. Но я думаю, что будущее не зависит ни от кого из нас. Лис и Диаспар завершают старую эру. Нам нужно использовать это наилучшим образом.
— Боюсь, ты прав, — прозвучал мрачный ответ. — Это кризис. Элвин знал, что говорил, когда сказал, что нужно идти в Диаспар. Они теперь знают о нас и больше нет смысла скрываться. Я думаю, нам следует установить контакты с нашими братьями. Возможно, им сейчас больше захочеться сотрудничать.
— Но подземная дорога закрыта с обоих концов!
— Мы можем открыть ее с нашей стороны; Диаспар тоже это вскоре сделает.
Сенаторы в Эрли и живущие по всей территории Лиса рассмотрели это предложение. Оно им очень не понравилось, но они не видели другого выхода.
Зерно, брошенное Элвином, дало всходы быстрее, чем он мог ожидать.
* * *
Когда Элвин и Хилвар достигли Шалмирана, горы еще купались в тумане. С той высоты, на которой они находились, огромная чаша крепости выглядела очень маленькой. Казалось невероятным, что судьба Земли некогда зависела от этого эбонитового кольца.
Элвин посадил свой корабль среди развалин на берегу озера, и его охватило такое чувство одиночества, что стало тяжело на сердце. Он открыл шлюз, и тишина вползла в корабль. Хилвар, который не проронил ни слова за все время полета, тихо спросил:
— Почему ты сюда вернулся?
Только когда они добрались до берега озера, Элвин ответил:
— Я хотел показать тебе, каков корабль. Я также надеялся, что полип уже ожил. Я чувствую себя его должником и хочу рассказать ему о том, что обнаружил.
— В таком случае, — заметил Хилвар, — тебе придется подождать. Ты вернулся слишком быстро.
Элвин этого ожидал: шансы были слишком малы, и он не сильно разочаровался. Воды озера были совершенно спокойны: ритмичного биения, которое так озадачило их во время первого посещения, больше не наблюдалось. Элвин стал на колени у края озера и заглянул в холодную темную глубину.
Под поверхностью воды плавали туда и сюда маленькие прозрачные колокольчики с почти невидимыми щупальцами. Элвин опустил руку в воду и схватил одно существо, но сразу же выпустил с невольным восклицанием: оно его ужалило.
Когда-нибудь в будущем — через годы, а может — столетия — эти бессмысленные студни соберутся воедино, и огромный полип возродится снова. Элвин думал о том, как полип воспримет его открытие: возможно, ему будет неприятно узнать правду о Мастере. Возможно, он откажется признать, что все его многовековое смиренное ожидание было напрасно.
Но так ли это? Как бы ни были обмануты эти существа, их долгое ожидание все же вознаграждено. Чудесным образом им удалось спасти древнее знание, которое иначе было бы утеряно навсегда. Теперь они могут отдохнуть, а их веру ждет судьба миллионов других учений, некогда считавшихся вечными.
Хилвар и Элвин в задумчивом молчании возвратились к ожидавшему их кораблю. Крепость снова скрылась в тумане за холмами. Она становилась все меньше и меньше, пока не превратилась в черный широко раскрытый глаз, неотрывно глядящий в пространство, и вскоре затерялась на громадной панораме Лиса.
Элвин не следил за полетом, они поднимались все выше и выше, пока Лис не раскинулся под ними зеленым островом на желто-коричневом море. Элвин никогда не поднимался так высоко; когда они, наконец, остановились, им стало видно закругление Земли. Лис был очень маленький — всего лишь изумрудное пятнышко на фоне ржавой пустыни. Но там, где Земля закруглялась, что-то сверкало, подобно искусственному драгоценному камню. Таким Хилвар впервые увидел Диаспар.
Они долго смотрели, как Земля вращается под ними. Из всего, чем человек владел с давних времен, эта возможность представлялась ему самой ценной — ее нельзя утерять. Элвину хотелось, чтобы правители Лиса и Диаспара увидели мир таким, как они его видели сейчас.
— Хилвар, — сказал наконец Элвин, — ты думаешь, я поступаю верно?
Вопрос удивил Хилвара, который не подозревал о сомнениях, порою охватывавших его друга. Он до сих пор ничего не знал о встрече Элвина с Центральным Компьютером и о том впечатлении, которое она на него произвела. На этот вопрос трудно было ответить беспристрастно; подобно Хедрону, хотя и в меньшей степени, он чувствовал, что начинает терять свое “я”. Его против воли затягивало в водоворот, который Элвин оставлял за собой на жизненном пути.
— Я уверен — ты прав, — медленно проговорил Хилвар, — наши народы слишком долго были порознь.
Он считал, что это правильно, хотя отвечал под влиянием собственных чувств. Но Элвин не успокаивался.
— Я постоянно думаю, — сказал он обеспокоенно, — о разнице в продолжительности жизни.
И хотя он больше ничего не произнес, каждый знал мысли другого.
— Меня это тоже беспокоило, — признался Хилвар, — но я думаю, проблема разрешится сама собой, когда наши народы снова встретятся. И те, и другие не могут быть правы одновременно — наши жизни слишком коротки, а ваши — слишком долги. В итоге мы придем к компромиссу.
Элвин задумался. Да, это единственный выход, но переходные века будут очень трудными. Он снова вспомнил горькие слова Серанис: “И он, и я давным-давно умрем, а ты все еще будешь молодым”. Ладно, он примет это условие. Даже в Диаспаре над всякой привязанностью витала та же тень: в конце концов, какое имеет значение — сто лет или миллион.
Элвин был уверен, вопреки логике, что для благополучия расы необходимо слияние этих двух культур; и поэтому счастье отдельного человека не имело большого значения. На мгновение Элвин представил себе человечество как нечто большее, чем живой фон, на котором проходила его жизнь, и не дрогнув признал, что сделанный им выбор когда-нибудь приведет к несчастью.
