— Что за дела?
— С этим просто, — грустно вздохнул Михась. — Он изгой. Обычная история.
Как из госпиталя домой вернулся, даже ещё рана толком не зажила. Всё рвался домой, торопился не успеть. Мол, невеста его там любящая ждала. Марфа Калужная, десятника городской стражи Ибрагима Калужного дочка. А та глянула — калека. Нафига мне мол такой нужен. Фыркнула. Подолом махнула и сделала парню ручкой. Лучше найду. И нашла, что самое интересное. Девка видная, да из семьи хорошей. Приданое весомое. Её тут же и взяли, как только она парню своему прежнему официально отказала.
Да её понять можно, — мрачно констатировал комендант, с обречённым видом махнув рукой. — Тут калека с одной рукой и на половинном, инвалидном содержании клана, а это, как ни крути — гроши. А с той стороны: хорошая семья, свой хутор, стадо коров в сотню голов, земли, хозяйство богатейшее, и парень, Игорь Супник, единственный сын у богатых родителей.
Вот она и сделал выбор. А парень к нам в горы подался. Чтоб только не видеть счастливое семейство и весёлую свадьбу.
Пил долго, — мрачно добавил комендант. — Пил, пока я ему идею с транспортной компанией не подбросил.
Ладно, — остановил пустившегося в рассуждения коменданта Димон. — С парнем всё ясно. Пусть работает, а там посмотрим.
С нами всё? — вопросительно глянул он на того. — Если всё, то разбегаемся. У меня от всех этих разговоров уже голова заболела. Да и наблюдателя надо на его рабочее место пусть, а то просочится в крепость враг какой, мы и знать того не будем.
Собственно, обсуждать больше было уже нечего, потому все быстро разошлись по своим делам. Тем более что в связи со скорым отбытием каравана в город, чего-чего, а дел то у всех хватало. Выше крыши.
Татарская Сила.*
Сидор стоял перед невысокой кособокой хибаркой, где ещё в самом начале временно расположилась крепостная кузня, и в глубокой задумчивости смотрел на крайне содержательную вывеску, кособоко прибитую прямо над широко распахнутой входной дверью. Из глубины кузни доносились частые дробно-звонкие удары молотка, дополняемые редкими глухими ударами молота, матерщина, чьим-то незнакомым хриплым басом, и изредка доносились громкие матерные комментарии на чьи-то неумелые постукивания молотком.
Из всей этой какофонии он узнавал лишь голос кузнеца, матерившего кого-то из своих новых подмастерьев. Кузнец ответственно относился к процессу обучения навязанных ему Сидором помощников и поэтому словарный запас его за последние месяцы весьма существенно обогатился новыми идиоматическими выражениями.
Сидор с интересом прислушался к новому сочетанию. Он поморщился. Последнее время кузнец всё чаще и чаще сравнивал своих учеников с навязавшимся ему на шею неким наглым бароном и в выражениях не стеснялся. Было неприятно и… обидно. Ну в самом деле, он то причём, если подмастерье кузнеца ударил куда-то не туда. Его-то чего ругать, да ещё так матерно изощрённо вспоминать его бабушку.
— "Ну и свинья этот татарин", — злобно подумал он, отворачиваясь от дверей кузни и переводя взгляд на от предмет, ради которого собственно и пришёл сюда, в вотчину этого наглого матершинника.
Выставленные во дворе кузни в возле длинной глухой стены обгорелые, побитые тяжёлой дорогой чёрные фургоны. Двадцать две штуки — всё что осталось от тех пяти десятков, что в своё время, ещё в Приморье, он сам продал Бугуруслану. А тот потом перепродал кузнецу.
Возле них крутился мастер каретник, проверяя следует ли их попытаться купить у кузнеца, их нынешнего владельца, или не стоит даже и мараться. Судя по его довольному виду, попытаться купить всё же стоило. Если только кузнец, гад такой, опять не попытается содрать с него три шкуры, по своему обыкновению. Как Бугуруслан сам в своё время содрал с кузнеца, за эти же самые фургоны.
У Сидора было сильное подозрение что малой кровью он не отделается. И потому что знал жёсткую, крутую натуру кузнеца, нигде и ни в чём не упускавшего выгоду, и потому, что во всей их крепости свободных подвод, годных для перевозки скопившихся за последние полгода в крепости грузов, во всей округе нельзя было днём с огнём сыскать. Не было просто. И кузнец наверняка это знал. Не мог не знать.
Перспективы будущей покупки были самые удручающие.
— Выражение "Едрическая сила" я знаю, а вот про "Татарскую" не слыхал, — с большой долей ехидства ввернул он вышедшему из дверей кузни Риму, комментируя вывешенный над дверью кузницы кривобокую вывеску с надписью крупными буквами "Кузня "Татарская Сила".
— Не мог не куснуть, — поморщился кузнец. — Вот это ты видел, — сунул он Сидору под нос свой пудовый кулак. — Теперь считай что знаешь. Говори чё надо, — неласково проговорил он. — А то у меня работы полно, а ты тут с этим…, - кузнец бросил брезгливо-презрительный взгляд в сторону испуганной мышкой замершего возле его фургонов мастера.
С его появлением, тот вообще, было такое впечатление, словно сдулся. Только что спокойный, уверенный в себе человек вдруг как-то неизъяснимым разом ссутулился и в его поведении показалась не свойственная каретнику робость, суетливость и подобострастие. Видно было, что каретник до дрожи в коленках боялся кузнеца. И даже простое упоминание о нём, сказанное вполголоса, буквально ввергло мастера в ступор, заставив буквально замёрзнуть на месте.
— Кареты твои надо, — поморщился Сидор, брезгливо, пальчиком небрежно отводя здоровенный кулак в сторону. — Ты б хоть руки помыл прежде чем под нос добрым людям их совать. — проворчал он. — Что вы там делаете, что от кузни за версту мочой разит? Если не прекратишь свои эксперименты, придётся вас их крепости вывести. Люди жалуются на вонь и грохот.
— Это ты добрый? — изумился кузнец. — Ты своё персональное кладбище давно пересчитывал. И вообще, шёл бы ты нафиг, — возмутился он. — Я что, ещё у тебя буду спрашивать чем мне у себя в кузне заниматься? Ну ты совсем оборзел, Сидор. Говори сколько платишь или проваливай. Мне работать надо.
— Ага, — довольно констатировал Сидор. — Значит, продаёшь. Предлагаю тебе…
— Вот этот, — невежливо перебил его кузнец, ткнув в сторону мастера-каретника пальцем. — Починит все мои фургоны, чтоб были как новенькие. Но не здесь, а в городе или на заводе, на твоё усмотрение. И будем считать что мы в расчёте.
— Я не знаю, что за дрянью он пропитывал свою фанеру и оси фургонов, и почему столь тонкая фанера держит такой груз, аж в шестьдесят пудов на ось, но ни починить, ни поправить в них я ничего не могу. Ни его клееных осей, ни ободьев для колёс, ни досок для фургонов, ничего у меня нет. А фургоны есть и они мне нравятся.
