"О чём мне сегодня недвусмысленно и напомнили", — недовольно подумал атаман про себя.
Но вот чтобы вот так, чтобы его откуда-нибудь столь настойчиво выгоняли, пусть и ненавязчиво, пусть достаточно вежливо, такого в его богатой на приключения практике пока ещё не было.
Тем более это было странно на фоне страшного дефицита людей у этой компании, которое прекрасно видел Бугуруслан. И понимая, что Сидору катастрофически не хватает работников, даже на самые простейшие работы, он даже какое-то время назад хотел заново наняться обратно к Сидору. Правда, теперь уже на более льготных для себя условиях. И настойчивость, проявленная комендантом, по выселению их из крепости, даже более того, настойчивое подталкивание к этому, были весьма и весьма странны. И одной только неприязнью, возникшей между его людьми и егерями этой странной компании, было не объяснить. Неприязнь, неприязнью, а дело делом.
Видимо, за всеми этими инициативами коменданта стоял Сидор, раз новый комендант так разошёлся. И, похоже, ни Сидор, ни нынешний комендант крепости, не считали, что Бугуруслан со своим отрядом может им пригодиться.
И ещё Бугуруслан видел, что сразу за пригнанным табуном в крепость стали регулярно, раз в два, три дня приходить пусть и небольшие, но уже постоянные обозы с различными строительными грузами и материалами. И с каждым новым, прибывшим обозом пригоняли всё новые и новые табунки лошадей. Небольшие, на двадцать, тридцать голов. но с завидным постоянством.
Видно было, что крепость всерьёз намеревались восстанавливать, а территорию в округе осваивать. И вскользь брошенные слова Сидора о том, что они здесь капитально обосновываются, обретали всё большее тому подтверждение.
И, несмотря на острую нехватку людей, что-то, чего Бугуруслан пока не знал, настойчиво заставляло этих непонятных ему людей выталкивать посторонних из крепости. И действовали они обратно тому, как следовало, в понимании бывшего десятника. Вместо привлечения его самого и его людей любыми способами, его фактически изгоняли отсюда.
За всем этим чётко прослеживалась какая-то тайна. И уходить отсюда, не разобравшись, он уже категорически не хотел. Даже случайное нахождение его отряда в этом месте уже принесло и ему, и его людям весьма существенный доход, так что упускать ещё какую-нибудь открывшуюся тут возможность, он не хотел. Не таков он был человек.
Странный визит.*
То, что ему не дадут сразу после возвращения толком отдохнуть, Димон, в общем-то, предполагал. Предполагал, и мысленно настраивался на то, что ему не отвертеться и придётся потратить своё драгоценное время вместо полезного, благотворного сна на совершенно безполезную и даже вредную, для любимой печени, пьянку. Но вот то, что к нему в гости вечером заявятся не его ребята из группы, со своими друзьями и парой пузырей, побольше литражом, так сказать отметить счастливое возвращение домой, а едва ему знакомый десятник Бугуруслан, которого он совершенно не горел желанием видеть, такого он просто представить себе не мог. Он и знал то его, что называется, без году неделя, да и видел, всего лишь раз в жизни в течение пяти минут. К тому же, поздно ночью.
Ну а то, что тот притащит с собой ещё какого-то совершенно незнакомого ему мужика, представившегося городским геодезистом, до которого Димону вообще, мягко говоря, дела не было, совсем ни в какие ворота не лезло. Подобное хамство и бесцеремонность для местных были совершенно нехарактерны. Хотя, похоже, точно отражало истинную натуру именно этого, данного атамана.
И ещё более странно это выглядело на фоне того, что подобного нахальства, вообще-то за местными никогда ранее не числилось. Ладно, геодезист, он оказался свой парень, из землян, да к тому же из москвичей — это нормально. Но местный? Да к тому же недавно выгнанный, как говорится, из рядов…, о чём его в первые же минуты встречи просветил новый комендант крепости по кличке Макар Рудак.
Короткого путешествия в горы ему хватило, чтоб у него снова проснулось звериное чутьё на опасность, развившееся за прошлый год и за долгое одинокое житьё в пустынной зимней долине. Да и короткого общения с горожанами в Старом Ключе ему с головой хватило, чтобы раз и навсегда понять, когда можно, а когда нельзя отвечать на совершенно невинные вопросы посторонних.
Поэтому все разговоры с пришедшими он сразу прервал и, не хамя, не нарываясь на скандал, аккуратно выпроводил обоих поздних посетителей за дверь, сославшись на общую усталость после дороги и насущную необходимость хорошенько выспаться.
Впрочем, тут он не лукавил. Он действительно устал и страшно хотел спать. Поэтому, сладостно потянувшись, Димон с наслаждением раскинулся на новеньком, купленном на той стороне гор, жутко тёплом и мягком одеяле, которое он буквально за гроши купил у тамошних горцев. Даже не купил, а довольно выгодно обменял два вполне ещё целых, но неновых уже одеяла на старый, не особо-то ему и нужный ему складной стальной нож, случайно захваченный им с собой в поход.
Ночи в горах оказались намного холоднее, чем он первоначально предполагал, поэтому ещё одно, пусть и не новое одеяло оказалось как нельзя кстати. Так что о покупке он ни разу потом не пожалел.
Правда, лучше бы было иметь два одеяла, одно сверху, а второе — чтобы подстелить под себя, но…, тут уж не до жиру. Спасибо что у того горца хоть два оказалось. И то, второе одеяло горец буквально выдрал из рук своей жены, так ему понравился тот нож. Нищета!
Димон устало зевнул, поудобнее устраиваясь на своей неказистой кровати. Ленивые мысли вяло бродили в голове.
"Хорошо, что сегодня никто не приставал водку пьянствовать, — подумал он засыпая. — Хоть высплюсь нормально.
А чего тогда этот придурок припёрся?" — была его последняя мысль, перед тем как заснуть.
Второе, точно такое же одеяло, то самое, жены горца, а сейчас — подарок Сидору, аккуратно сложенное стопочкой, одиноко высилось на краю Сидоровой кровати, обещая и тому тёпло в надвигающиеся длинные, холодные зимние ночи.
Бугуруслан…*
Суровое, обветренное от постоянного пребывания на открытом воздухе мужественное лицо атамана Бугуруслана не выражало ни малейших эмоций. Глядя на него, сразу же вспоминались книги американского писателя Фенимора Купера об американских индейцах, настолько оно было безстрастно и невыразительно. Но мысли, вздёрнутые только что увиденным, неслись галопом, подобно горной реке.
"Откуда?" — быстрые, беспокойные мысли ворочались в голове серьёзно озадаченного Бугуруслана.
"Откуда у этого земного урода настоящее горское одеяло?"
