– Но как ты решился… Зачем? – тихо спросила она.
Не затем же, в самом деле, конунг пожертвовал собой, чтобы спасти дочь кузнеца, с которой его не связывала даже та легкомысленная и недолговечная любовь, какую он щедро дарил рыбацким дочкам Аскефьорда. Конунг в рабстве – само по себе событие не из рядовых, но конунг, пошедший на это по доброй воле! Конунг, обжившийся в рабской полуземлянке так же легко, как в богатом доме! Живущий среди рабов так же непринужденно и почти с тем же удовольствием, как среди собственной дружины и домочадцев! Эта способность Торварда приспосабливаться, привыкать и ценить то хорошее, что есть почти в любом жизненном положении, заслуживала уважения и даже зависти сама по себе. А если еще учесть его цели…
– Затем, что кто-то же должен был сюда приехать, – так же серьезно ответил он, и в эти мгновения Сэла уже отчетливо видела в чертах Коля выражение, которое могло принадлежать только Торварду. – А кто же, если не я, ведь я же все это затеял! Из-за меня вся брага заварилась, мне ее и пить! Я первый оскорблен ее набегом. А вы же все меня к троллям пошлете, если я такое дело оставлю без последствий!
– Ты ее видел?
Торвард медленно кивнул, и Сэла видела, что об Эрхине он не хочет говорить.
– И что? – понимая это, она все же не удержалась от вопроса. – Она тебе все еще нравится?
– Не знаю, – честно, хотя и с неохотой ответил Торвард. – Не разобрал еще. Не понял, кто же она. Но почему она мне так ответила, кажется, теперь стал понимать.
Сэла помолчала. Они с Торвардом прибыли сюда, в Иной Мир, где все перевернуто, и каждый из них занял здесь место, противоположное тому, что было дома. И при этом они, два уроженца Аскефьорда, как два глаза Одина, наблюдали этот чуждый им мир с противоположных точек, сверху и снизу. Сэла, наблюдая от ступенек трона, видела, что и высокородные потомственные жрицы, и сама божественная повелительница Эрхина не вполне свободны от человеческих страстей: обид, тщеславия, ревности, любопытства. А Торвард, живя среди рабов, узнал, что каждый из них среди трудов и тягот терпеливо ожидает своей встречи с божеством. Как ни тяжело жилось им сейчас, в конце пути их всех ждал Солнечный Олень, который на своей спине унесет освобожденный дух в чертоги Луны. А потом ты родишься снова, и жизнь уже будет лучше, если ты сумел накопить хоть капельку мудрости. И так раз за разом все лучше и лучше – до полного слияния со звездами. Любознательным, живым и вполне свободным от предубежденности умом впитывая по вечерам у очага всю эту мудрость, Торвард уже скоро перестал ощущать, что очаг этот – рабский.
Но слышал он рассказы и о более земных предметах. О красавице Дейрдре, которая заставила Найси похитить ее, потому что предпочла его своему старому жениху-королю. О красавице Грайне, которая сделала то же с Диармайдом. О Фанд, которая пришла с Острова Блаженных за Ки Хиллаином, о Син, родом оттуда же, которая очаровала короля Муйрхертаха. И Торвард начал кое-что понимать. Здесь, на земле богини Ванабрид, женщины не привыкли подчиняться выбору мужчин. И особенно в таком священном «женском» деле, как любовь! В том и был корень его неудачи.
Но это запоздалое понимание ничего изменить уже не могло. Ведь Эрхина не просто отказала ему, жениху, которому не нашлось места в ее волшебном мире. Она вторглась в его собственный мир, попыталась навязать ему свою волю, и теперь его честь требовала подчинить ее. Иного выхода не было, но приходилось взять ложку в другую руку [22] .
«Хочешь овладеть чем-то – слейся с ним», как советовал Оддбранд. И Торвард, слившись с толпой туальских рабов, честно пытался и ум свой приспособить к здешним воззрениям. «Что ты дашь мне за любовь?» – спрашивает мужчину дева Иного Мира. «Я дам тебе власть надо мной, девушка», – нужно ответить. И вот здесь Торвард ощущал себя в тупике. Дать подобный ответ ему было бы гораздо труднее, чем смириться с ежедневной работой в кузнице.
– Ну, ладно, ты чего-нибудь узнала? – спросил он.
– У нее на шее висит амулет, маленький черный камень, – начала шепотом рассказывать Сэла, снова придвинувшись к нему. Держа его за руку, она бессознательно поглаживала ее, словно хотела стереть чужой обманный облик и увидеть настоящую руку Торварда со шрамом через всю ладонь, привезенным из последнего похода к Зеленым островам. – В нем ее сила, а сила острова в ней. Если лишить ее камня, то все у них развалится и на них можно будет нападать.
– А ты можешь это сделать? Можешь подобраться к нему ночью?
– Я могу его взять, это легко, я же сплю с ней в одной спальне. Но что с ним делать потом? Уйти с острова нельзя.
– Тут не так уж далеко до моря. Ведь Оддбранд скоро приплывет опять.
– Это днем недалеко, а днем от этой близости мало толка.
– А ночью?
– А тебе никто этого не рассказал?
– Про что?
– Про то, что ночью остров в два раза больше, чем днем!
– Что?
Торвард изумленно раскрыл глаза. Этого сказания он еще не слышал.
– Ночью из-под воды поднимается затонувшая половина острова, – принялась торопливо пояснять Сэла, изредка поглядывая, нет ли кого-то поблизости. – Как раз с той стороны, где днем Аблах-Брег глядит прямо на море. А ночью отсюда до моря те же пять дней, что и в другую сторону. Остров круглый, и мы – посередине. Сюда нельзя подогнать корабль, потому что ночью тут земля. И отсюда нельзя уйти по земле, потому что с рассветом окажешься в воде. За одну ночь с Туаля не уйдешь, а днем тебе уйти не дадут, потому что любой из них в одиночку раскидает любую дружину. Отсюда можно разве что улететь, как Вёлунд на крыльях. Но и Сигурд, и Вёлунд – тебе одному не много ли будет? Или матушка дала тебе кольцо Флюгринг? [23]
– Ничего себе! Так вот почему никто не сумел…
Торвард рассеянно присвистнул. Он явно был озадачен. Сэла молчала, для вида лукаво улыбаясь: мимо них проходили люди, молодая жрица Рифедда подмигнула ей и игриво покачала головой, видя, как фьялленландская пленница сидит почти на коленях у молодого раба, среди рассыпанных цветов.
Собрав брошенные первоцветы, Сэла принялась плести из них венок.
– Постой, но приплыть сюда все равно можно, – сообразил Торвард, отсутствующим взглядом провожая спину удаляющейся Рифедды – такой стройной в шелковом малиновом платье, с густой волной темно-русых волос. – По Дане. И по ней же отплыть обратно. Русло же продолжается по этой ночной половине острова! И что с того, что с рассветом вместо берегов станет море, кораблю же все равно!
– Еще бы найти этот корабль!
– Оддбранд же будет здесь! Если договориться с ним, когда он приедет, чтобы ночью он был готов отплыть… Если повезет с ветром, нас здешние «плавучие коровы» не догонят.