ЗВЕЗДНЫЙ ПУТЬ
Неприятельский корабль приближался к нашему левому борту, что вынуждало нас отклоняться вправо, хотя капитан, сжимая руками ограждения на своем мостике, наотрез отказался отступить хоть на метр.
— Наш курс остается прежним, — спокойно добавил он.
Удивительно, но его негромкий голос был услышан, несмотря на шум и рев напрягающегося из последних сил корабля.
— Джим, это просто безумие.
— Никогда не следует уступать, даже если от этого у тебя начинает сосать под ложечкой.
Небо над нами было совершенно голубым, волнующееся море темно-лазоревым, с барашками волн, покрытых белой пеной. Офицеры с большим стажем сравнивали цвет моря с цветом униформы кадетов.
— Не отходите далеко, Пайпер, вы можете мне понадобиться. А вы, Боунз, займите место у переднего паруса. И позаботьтесь о своей голове.
— Не волнуйтесь. Я не собираюсь никуда совать свою голову.
Раскинувшаяся под их ногами палуба резко качнулась, ее обдало солеными брызгами, и корабль повернулся, подставив свои паруса сильному порыву ветра. Бушприт, словно поплавок, время от времени окунался в тридцатифутовые волны, которые с огромной силой ударялись о корпус.
Я освободила тягу на парусах по левому борту так, чтобы не создавалось помехи главной мачте, и затем приготовилась управлять ими с левого борта, с тревогой и дрожью ожидая приказа капитана. Корабль ужасно накренился, так что бортовое ограждение впилось в мое бедро, и мне пришлось почти лечь. Паруса, надутые ветром, стали похожи на макеты, отлитые из бронзы. Это было тяжелым испытанием, и мое сердце гулко стучало в груди; путешествие оказалось настоящим безумием, хотя, конечно, я не смогла отклонить предложение, показавшееся мне весьма лестным.
Видавший виды корабль сгибался под напором волн. Уже почти сотню лет на этой планете он хотя и был блестящим произведением человеческого разума, но все же являлся отголоском прошлого. Построенный по давно забытой модели XIX века, однако не прогулочный, а грузовой. Все паруса были сшиты вручную; десятки метров холста, деревянные мачты, сотни кусков веревки разной длины — вся эта головоломка из треугольников и прямоугольников над головой образовывала настоящую пирамиду из парусов и оснастки. Очень здорово. Однако сидеть и ждать своей участи с влажными от волнения руками, сжимающими поручни, слушая скрип и стоны напрягающегося из последних сил дерева, — в этом было мало от веселой морской прогулки.
Параллельно нам двигался другой корабль — старинный двухмачтовый парусник, метра на два длиннее нашей шхуны; он шел на сближение с правого борта.
— Опять этот негодяй поблизости, — пробормотал мистер Скотт, стоявший на посту наблюдения. Его шотландский рокочущий акцент звенел все громче по мере того, как нарастало волнение команды. Он не сидел, а, скорее, стоял на носу, напрягая зрение. Прищуренные глаза Скотта превратились в узкие темные клинья, а волосы, спадавшие в беспорядке на лоб, уже тронула первая седина. Его, однако, не интересовали паруса, он внимательно следил за капитаном, а тот был поглощен вражеским кораблем.
Примерно посередине судна стоял Маккой, прищурив глаза, он смотрел на капитана; ветер трепал его волосы, а соленые брызги били в лицо.
Корабль пару раз качнуло так, что я невольно поморщилась и втянула плечи.
Другое судно, находившееся чуть поодаль, по правому борту, было похоже на наше как две капли воды, исключая иное расположение мачт и небольшую разницу в форме парусов. Соперник носил имя «Гавелан», этот небольшой двухмачтовый корабль, или кеч, интересовало наше судно, как, впрочем, и он сам интересовал нас.
Мои руки свело судорогой: настолько крепко я была вынуждена схватиться за поручни. Ожидая приказов капитана, я внимательно смотрела на него, пытаясь отгадать ход его мыслей. Идти в такой суматохе под полными парусами было настоящим безумием, наверняка капитан планировал провести в последнее мгновение какой-то маневр.
Он смотрел в море жестким, может быть, даже жестоким взглядом. В морской куртке со стоячим воротником капитан казался похожим на рекламного молодца с ролика какого-нибудь агентства по межпланетным путешествиям. Его песочного цвета волосы, более темные на висках, растрепались на ветру. И блестели на солнце, но еще сильнее блестели его глаза. По взгляду капитана я чувствовала, что он пытается проникнуть в ход мыслей капитана-соперника, прежде чем самому принять решение. Ему страстно хотелось оказаться на борту «Гавелана», подслушать, почувствовать, угадать мысли этого другого капитана. Ему казалось, что если он будет настойчиво и долго поглощать взглядом «Гавелан», то в конце концов проникнет в задуманное его главой.
— Подойдите ближе, — произнес капитан. — Уже скоро.
Доктор Маккой слишком быстро ослабил натяжение переднего паруса, так что мистер Скотт с трудом смог вырулить, удерживая равновесие корабля. Я держалась за поручни сколько могла, но корабль так крутило, вертело и бросало на волнах, паруса так свистели, а дерево мачт скрипело, что мне казалось, еще секунда — и «Келер» развалится на части.
С грохотом сломалась носовая мачта, парус вначале бессильно повис, но затем сразу же наполнился мощной воздушной волной. И только благодаря стараниям мистера Скотта положение удалось выправить.
— Тяните до упора, — скомандовал капитан. — Я обращаюсь к вам, Пайпер. Удерживайте основной парус по ветру до разворота.
Я выполняла команду капитана до тех пор, пока осыпанное солеными брызгами судно не развернулось. Капитан внимательно следил за мной, я чувствовала на себе его взгляд. Он делал вид, что рассматривает другой корабль, но на самом деле наблюдал за мной.
— Ближе, — добавил он.
Я потянула еще сильнее, принеся в жертву при этом три ногтя и кожу на пальце.
Ныряя в волнах по направлению друг к другу, словно пустые пакеты в канализационной трубе, обе шхуны упрямо пробивались сквозь стены волн и соленых брызг. Я еще сильнее вцепилась в поручни, теперь мне было просто страшно. Корабли под углом шли навстречу друг другу.
— Джим, отправляясь с тобой в море, я совсем не собирался стать моржом, — пожаловался капитану доктор Маккой. Он отчаянно цеплялся за поручни и широкими от страха глазами рассматривал приближающуюся шхуну.
Капитан не ответил. Даже сейчас его лицо сохраняло почти безмятежный вид. Все, что происходило вокруг, было его родной стихией. Спокойствие обычного человека для него всегда ассоциировалось с ужасной скукой. Если он не боролся с препятствиями или интригами Звездного Флота в космосе, ему не оставалось ничего другого как ощутить дыхание смерти здесь, на Земле, в морях, где когда-то ходили их общие предки.
