— Это не я буду решать. А что, имеет какое-то значение? — с вызовом поинтересовался я.
— Да нет. Никакого. Теперь ты у нас… — Галис поморщился, и воздух между нами замерцал, соткался в изображение. Глобус, чуть просвечивающий, будто из мутного стекла. — Это наш мир.
Я понял. Я не удивился. Ни тому, как он управлял изображением, ни ландшафту планеты — россыпи крошечных островков, несколько маленьких материков, а между ними залитые бурым впадины. Место морей и океанов в этом мире занимали болота.
Мой взгляд приковало другое. Голубые искорки, точки, испещряющие континенты и острова. Врата. Такая же густая сеть, как на планете без солнца.
Зачем в таком мире иной транспорт?
— Наша территория, — сказал Галис. Полглобуса залило оранжевым цветом. — Мы находимся здесь…
Он не примериваясь ткнул в глобус, отмечая место на самой границе оранжевой зоны.
— Противник занимает чуть большую территорию.
Остальная часть глобуса окрасилась зеленым.
— Вот и весь расклад, Петр. Семнадцать наших баз контролируют линию фронта. Примерно такое же количество баз врага противостоит…
— Галис!
Он недоумевающе поднял взгляд.
— Я здесь всего пару часов. Можно кое-что спросить? Кто ваш противник?
— Зеленые.
Странное дело — я почувствовал, что это единственно верный термин. Двусмысленный и верный. В нем была и внешняя характеристика, и намек на отношение к экологии.
— Смотри.
Глобус исчез, уступил место объемному изображению человека. Зеленокожего человека.
— Сотни лет назад они основали свое движение по возвращению планет к первозданному состоянию. Наш мир — одна из главных точек противостояния. Ты хочешь сказать, что не слышал о них?
— Слышал… я не предполагал таких масштабов.
Лодку тряхнуло. Она вылетела на отмель и понеслась по берегу. Джунгли редели.
— А никаких особых масштабов и нет. Они планомерно приводят экологию к первобытному состоянию. На их территории уже не осталось преобразованной флоры и фауны. Если нам не удастся их сдержать, то же самое произойдет и с нашей частью планеты. Человеческому существу там выжить не удастся.
— Разве они не люди?
Похоже, я увлекся. Во взгляде Галиса мелькнуло изумление.
— Они преобразуют себя. Для них эндемичная среда вполне комфортна.
— Слушай, Петр, ты совсем ничего не слышал о нашем мире? — спросил Снег.
— Ничего.
Капитан и Снег обменялись недоумевающими взглядами.
— Ошибок не бывает, — сказал, как отрубил, Галис. — В конце концов, Снег, это не наше дело.
Снег кивнул. Помялся и спросил:
— Как называется твой мир?
— Земля.
— Понимаю, что Земля. А внешнее название?
Думать. И думать быстрее. Цивилизация Тени, похоже, неоднородна. Меня считают пришельцем с другой планеты — и почему-то пришельцем абсолютно лояльным. Но если я не смогу толком объяснить, откуда взялся…
Я вспомнил внутреннюю классификацию Конклава. По ней Земля носила номер сто восемьдесят девять. Почему именно такой, количество разумных рас все же было ощутимо меньше, не знаю. Но это был достаточно искренний и в то же время путающий ответ:
— Сто восемьдесят девять.
Галис нахмурился:
— Кто вас так называет?
— Жители других планет.
— Пожалуй, мне это ничего не говорит, — признал Галис. — Я не слышал о твоей планете. Сам я родился здесь. На своей Земле.
— Язык у вас какой? — спросил Снег. — Ты говоришь с нами на своем наречии?
— Нет. Я его выучил, оказавшись здесь.
— Ну, я почувствовал. У тебя слишком правильные интонации. Можешь что-нибудь сказать на своем?
Вот так просьба. Сейчас мне казалось, что я и думаю на их языке. Русский, английский, язык Геометров — все они будто ушли куда-то, забылись…
Прикрыв глаза, я попытался представить, что передо мной — Данилов. Или дед.
— Попробую, — сказал я. — Сейчас…
Собственные слова показались мне чужими. Я заговорил на русском.
Снег издал тихое ворчание. Оно явно было речью, той, которой я только что свободно владел.
Ой…
Кажется, мне обеспечен приступ головной боли.
Как сквозь вату до меня донеслись слова Галиса:
— Я тоже не слышал такого языка. Ладно. Это не важно, Снег! К тебе же не приставали с расспросами.
Открыв глаза, я уставился на них. Наваждение рассеялось. Речь снова была понятной. Только в висках тупо ныло.
— Не бери в голову, Петр, — сказал Снег. — Ну, не слыхали мы о твоем мире.
Кажется, они боялись, что обидели меня.
— Про его планету, — мягко сказал Галис, — я тоже почти ничего не слышал. Знал, что есть такие Радужные Мосты, и все. А послушал бы ты их диалект…
— Но-но, капитан! — Снег вскинул голову. — Здесь наши мнения прямо противоположны!
— Существует много миров, которые ничем себя не зарекомендовали… я имею в виду, для нашей Земли…
Прекрасно.
Ребус складывался на глазах. Тень — конгломерат цивилизаций. Врата — транспортное средство исключительно для межпланетного сообщения. Обучение местному языку проводится ими же, это достаточно удобное и напрашивающееся решение. Меня приняли за волонтера, решившего помочь им… или просто поискать приключения.
Так?
Наверное. Вот только что-то продолжало меня цеплять. Оставалась нескладность.
— Петр, смотри…
Джунгли кончились. Потянулись поля — ухоженные, покрытые каким-то злаком. А вдали, за зеленым ковром, высились строения.
— Наша база.
Он мог бы и не говорить. Что-то общее есть во всех военных городках, в любом мире и у любой расы. Даже казармы солдат-хиксоидов на космодроме несли отпечаток военной структуры.
— Дальше, у подножия, город, — сообщил Снег. Ухмыльнулся. — Очень приятный городок. Понравится.
— В ближайший месяц тебе будет не до развлечений, — пообещал капитан.
Я не слушал их перепалку, больше похожую на ссору двух продавцов на базаре, чем на разговор подчиненного с командиром. Я пялился на базу.
Когда-то, давным-давно, еще в училище, я мечтал быть военным летчиком. Не космонавтом, не пилотом пассажирских самолетов — а именно военным. Причем — чтобы жить в крошечном гарнизоне, у черта на рогах, где-нибудь на китайской границе — тогда все боялись, что Китай продолжит свою экспансию, или на западной… хотя бы гонять на старом «Миге» юркие самолетики украинских наркобаронов. В общем — нормальный, кровожадный юношеский романтизм, да еще и подстегнутый дедом.
Потом это прошло, конечно. Да и завоевывать Россию дальше вроде бы никто не собирался, это уже никому не было нужно. А все равно иногда возникало дурацкое чувство — будто предал детскую мечту. И хоть сто раз повтори себе, что в космосе я куда больше пользы принесу и стране, и всему человечеству, приближу это самое гипотетическое светлое будущее, все равно — осадок оставался.
