Он любил свою оперу «Евгений Онегин» как‑то особенно и, еще когда только сочинил ее, написал о ней такие знаменательные слова:
«…Я вам скажу, что если была когда‑нибудь написана музыка с искренним чувством, с любовью к сюжету и к действующим лицам, то эта музыка к «Онегину». Я таял и трепетал от невыразимого наслаждения, когда писал ее… Пусть «Онегин» будет очень скучным представлением с тепло написанной музыкой, вот все, чего я желаю».
Невольно приходят на ум слова Чайковского, написанные примерно в то время, когда была закончена эта опера:
«Только та музыка может тронуть, потрясти и задеть, которая вылилась из глубины взволнованной вдохновеньем артистической души».
Мы помним, с каким волнением писал композитор «Евгения Онегина», и нам понятны то ответное волнение и восторг, которые неизменно вызывает его музыка.
Но полное признание его творения снова приходило медленно.
Премьера «Евгения Онегина» в Петербурге состоялась 19 октября 1884 года.
Спектакль имел большой успех, но нельзя сказать, что все в нем было так, как мечталось Чайковскому.
А если мы заглянем в газеты того времени (почти в каждой из них была рецензия на «Онегина»), мы прочитаем совершенно неожиданные для современного слушателя отзывы.
Критический тон задавал, как всегда, Кюи.
Он считал, что опера «Евгений Онегин» «ничего не вносит в наше искусство. В ее музыке нет ни одного нового слова; главная характерная черта музыки «Онегина» заключается в тоскливом однообразии»; «вся первая картина никакого впечатления не производит: так это все мелко, однообразно, неблагодарно, несценично»; арию Ленского «невозможно признать за хорошую музыку»; «сцена поединка производит комическое впечатление»; «полрнез 3–го действия наводит только скуку.
…Как опера „Евгений Онегин" — произведение мертворожденное, безусловно несостоятельное и слабое» («Неделя», 1884, № 45). Впоследствии эти слова вошли во все учебники истории музыки как пример однобокой, необъективной критики Кюи.
Рецензенту из «Биржевых ведомостей» кое‑что нравится из музыки, но он, отдавая должное Чайковскому-симфонисту, очень жалеет, что у него нет «жилки» оперного композитора.
«Петербургский листок» считал, что, несмотря на недостатки, «все же опера будет привлекать к себе внимание публики, независимо от своего романтического сюжета».
В «Новостях» жалеют, что Чайковский «тщетно стремится сделаться непременно композитором оперным», и т. д. и т. д.
Невозможно привести всю массу этих насмешливых, ядовитых и в большинстве недоброжелательных высказываний.
Во время спектакля успех был хоть и не чрезмерный, но большой. Публика и артисты устроили овацию, много раз вызывали композитора, подносили цветы.
И никто не заметил, что это была полная победа Чайковского, что это был его триумф. Уже со второго представления «Евгений Онегин» стал давать полные сборы, непрерывный ряд полных сборов на много лет.
Попасть на спектакль стало невероятно трудно: петербургская публика ломилась в театр.
Петр Ильич в письме к своему издателю и другу П. П. Юргенсону говорит об этом скромнее: «„Евгений Онегин” возбуждает здесь если не восторг, то большой интерес.
Подписка на сегодняшнее представление, открытая с понедельника, была к часу дня вся покрыта. Сегодня объявлена подписка на 3 и 4 представления».
Постановка «Евгения Онегина» на императорской сцене в октябре 1884 года стала событием, сыгравшим огромную роль в жизни композитора.
Он сразу стал популярен в столице, в Москве, а затем и во всей России.
И материальное положение его теперь резко улучшилось, он мог быть свободным и творить.
И все это дало ему произведение, для которого он не ждал даже успеха, и писал его потому, что ему «в один прекрасный день захотелось положить на музыку все, что в «Онегине» просится на музыку». «Я работал с неописанным наслаждением и увлечением, — писал Чайковский Танееву, —-мало заботясь о том, есть ли движение, эффекты и т. д. Плевать мне на эффекты!»
И вот с середины восьмидесятых годов Чайковского снова все больше и больше начинает притягивать к себе Петербург. Здесь любят и понимают его музыку. И Русское музыкальное общество, и дирекция императорских театров во главе с И. Всеволожским оказывают его творчеству все большее внимание.
Город его детства, его юности стал городом расцвета его таланта, городом его немеркнущей славы.
"Чтобы музыка моя распространялась."
Слава! Какие противоположные чувства она заставляет переживать меня! …Я желал бы всеми силами моей души, чтобы музыка моя распространялась, чтобы увеличивалось число людей, любящих ее, находящих в ней утешение и подпору. В этом смысле я не только люблю славу, но она составляет цель серьезной стороны моей деятельности…
П. Чайковский
Слава! Стремительно растущая благодаря огромному успеху «Евгения Онегина», она меняла не только быт Петра Ильича, но перестроила как‑то и его внутренний мир. Он уже не чуждается людей, не страдает в их обществе, увеличивается количество его друзей и корреспондентов. В письмах он не жалуется больше на «ненавистный» Петербург.
Столичная жизнь теперь далеко не так, как прежде, тяготит его.
Здесь он сейчас не бесправный композитор, ищущий возможностей и связей для того, чтобы увидеть на сцене императорских театров свое создание, он — великий музыкант, обожаемый публикой, прежде всего петербургской, — ее любимец.
Итак, премьера «Онегина» позади, но не смолкают пересуды, обсуждения. В газетах и разговорах все еще чувствуется некоторое недоумение от колоссального успеха оперы, который становится все более явным.
И правда: такой необычный для оперы сюжет, почти современная эпоха. Нет ни дворцов, ни героев, ни злодеев — таких привычных в старой опере. Обыкновенные люди живут своей обычной жизнью, даже варят варенье, — это в опере‑то!
Они страдают, любят, волнуются… Но как это все близко каждому!
И смущает такое вольное обращение с Пушкиным. И действительно, трудно объяснить, почему это все так волнует, так умиляет?..
Вот отрывок из фельетона в одной из газет: «К числу маленьких новостей дня следует причислить также необычайный успех оперы г. Чайковского «Евгений Онегин».
Странный успех и странная опера! Слишком 4 часа вы слушаете эту переложенную на музыку поэму и никакого определенного впечатления из нее не выносите…»
В те же дни после трех–четырех спектаклей Петр Ильич сообщал брату Анатолию:
