— А ты никогда не подумывал о том, чтобы бросить все и уехать куда-нибудь подальше? — спросила Корделия. — Туда, где эти проблемы никого не заботят — скажем, на Землю.
Он улыбнулся.
— Частенько. Иногда даже фантазировал о том, как эмигрирую на Колонию Бета и появляюсь у тебя на пороге. У тебя есть порог?
— Буквально — нет, но продолжай.
— Правда, я не знаю, чем я буду зарабатывать там себе на жизнь. Моя специальность — военная стратегия; я не инженер, не пилот, не навигатор, так что вряд ли смогу подыскать себе работу в вашем торговом флоте. Сомневаюсь, что меня возьмут в вашу армию. И уж совсем невероятна возможность избрания моей кандидатуры на какую-нибудь административную должность.
— То-то бы Душка Фредди удивился! — хмыкнула Корделия.
— Вот, значит, как ты называешь своего президента?
— Я не голосовала за него.
— Единственное занятие, какое я смог придумать, — это преподавание спортивных единоборств. Ты бы вышла замуж за тренера по дзюдо, милый капитан? Но нет, — вздохнул он. — Барраяр вошел в мою плоть и кровь. Я не смогу освободиться от него, как бы далеко я не сбежал. Бог свидетель, это бесславная война. Но уйти ради одного только покоя — значит расстаться с последней надеждой сохранить честь. Окончательное поражение, без единой крупицы будущей победы.
Корделия подумала о смертоносном грузе, который помогла доставить на Эскобар. В сравнении с немыслимым числом зависящих от него людских жизней их с Форкосиганом жизни весили легче перышка. Он принял отразившуюся на ее лице горечь за страх.
— Видеть твое лицо — это еще не значит очнуться от кошмара. — Он нежно взял ее за подбородок и мимолетно коснулся пальцем губ — прикосновение было легче поцелуя. — Скорее, все еще пребывая во сне, знать, что за пределами сна существует реальный мир. Когда-нибудь я присоединюсь к тебе в этом мире. Вот увидишь. Увидишь. — Он сжал ее руку и ободряюще улыбнулся.
Лежавший на полу Ботари пошевелился и застонал.
— Я позабочусь о нем, — успокоил ее Форкосиган. — Поспи, пока есть время.
Ее разбудили голоса. Форкосиган уже поднимался с кресла; Иллиан, напряженный, как натянутая струна, стоял перед ним и докладывал:
— Форхалас и принц! Здесь! Прямо сейчас!
— Сукин… — Форкосиган развернулся на каблуках, окидывая взглядом маленькую комнату. — В ванную. Уложим его в душевую кабинку.
Форкосиган с Иллианом быстро подхватили Ботари за плечи и за ноги, кое-как протиснулись через узкую дверь и свалили тело в душевую кабинку.
— Дать ему еще транквилизаторов? — спросил Иллиан.
— Пожалуй. Корделия, дай ему еще ампулу. Рановато, но если он издаст хоть звук, вам обоим крышка. — Он затолкал ее в крохотную ванную, всучил ей ампулу и выключил свет. — Главное — ни звука.
— Дверь закрыть? — спросил Иллиан.
— Прикрыть. Прислонитесь к косяку, держитесь непринужденно и не позволяйте охраннику принца войти в ваше психологическое пространство.
Пробираясь наощупь в полумраке, Корделия опустилась на колени, прижала капсулу к руке сержанта и сделала ему очередную инъекцию успокоительного. Потом уселась на единственное приспособленное для этого место и обнаружила, что в зеркале можно видеть кусочек каюты — хотя зеркальное отражение ужасно сбивало с толку. До нее донесся звук открывающейся двери и новые голоса.
— …если только вы не собираетесь официально отстранить его и от исполнения обязанностей, я намерен и дальше следовать стандартной процедуре. Я видел эту комнату. Ваши обвинения абсурдны.
— Это мы еще посмотрим, — отозвался второй голос, сдавленный от ярости.
— Привет, Эйрел. — Обладатель первого голоса, офицер лет пятидесяти в зеленом мундире, пожал Форкосигану руку и вручил ему пачку дискет. — Мы вылетаем к Эскобару примерно через час. Курьерский корабль только что доставил вот эти последние сводки. Я распорядился, чтобы тебя держали в курсе событий. Эски отступают по всему пространству. Они даже не приняли боя у туннеля к Тау Кита. Мы обратили их в бегство.
Обладатель второго голоса также был облачен в зеленый мундир, более богато расшитый золотом, чем все, какие ей только доводилось видеть. В свете настольной лампы усыпанные бриллиантами ордена на его груди переливались и мигали, точно глазки ящерицы. Ему было около тридцати: темноволосый, квадратное напряженное лицо, полуприкрытые глаза, тонкие губы раздраженно сжаты.
— Но ведь вы не полетите туда оба одновременно? — спросил Форкосиган. — Старший офицер обязан оставаться на флагмане. Теперь, когда Форратьер мертв, его обязанности переходят к принцу. Весь этот ваш балаган был рассчитан на то, что Форратьер останется здесь за главного.
Принц Серг гневно выпрямился.
— Я сам поведу свои войска на Эскобар! Пусть тогда отец и его приспешники попробуют сказать, что я не солдат!
— Ты, — устало проговорил Форкосиган, — будешь сидеть в укрепленном дворце, который строила половина армейских инженеров, и пировать там. А твои люди будут умирать за тебя, пока не завалят все своими трупами. Ведь именно такой тактике обучил тебя твой наставник. А потом ты пошлешь домой реляцию о своей великой победе. Может, тебе даже удастся засекретить списки погибших.
— Эйрел, осторожнее, — предостерег шокированный Форхалас.
— Ты заходишь слишком далеко, — прорычал принц. — Особенно для человека, который во время боя старается держаться поближе к туннелю, ведущему домой. Если уж говорить об… излишней осторожности. — Его тон явно давал понять, что за этим эвфемизмом скрываются гораздо более сильные выражения.
— Вы не можете сажать меня под арест и одновременно обвинять меня в трусости за то, что я не на фронте, сэр. Даже пропаганда министра Гришнова лучше имитирует логику.
— Ты ведь только об этом и мечтаешь, не так ли, Форкосиган? — прошипел принц. — Удержать меня здесь и присвоить всю славу себе и этому морщинистому шуту Фортале с его липовыми прогрессистами. Через мой труп! Ты будешь сидеть здесь, покуда плесенью не обрастешь!
Форкосиган стиснул зубы и сощурился: невозможно было прочесть выражение его глаз. На губах мелькнула усмешка — и тут же исчезла.
— Я обязан выразить официальный протест. Высаживаясь на Эскобар вместе с наземными войсками, вы покидаете свой надлежащий пост.
— Протестуй на здоровье. — Принц подошел к нему вплотную, почти носом к носу, и заговорил, понизив голос:
— Но даже мой отец не вечен. И когда пробьет мой час, твой папаша больше не сможет тебя защищать. Ты, Фортала и все его прихлебатели первыми встанете к стенке, это я тебе обещаю. — Тут он осекся, вспомнив о молчаливом Иллиане, подпирающем косяк двери. — Или снова отправишься в «колонию прокаженных» на пятилетнее патрулирование.
