Где есть еда, Сайрус не услышал, потому что вместе с Полем вдруг от сильного толчка ударился о стену. То ли от этого удара, то ли от голода, у обоих поплыли перед глазами радужные круги.
И стало темно. Но на это были внешние причины. Свет на «Гарбиче» погас почти совсем.
— Ребята, вода есть и жратва! — с трудом проговорил Сайрус, дотащившись до командного отсека.
Но его слова почему-то никого не обрадовали.
Только Сол обернулся:
— Ты тоже неважно себя чувствуешь, Экс?
— Ну, словно Лупино снова врубает вою проклятую депривацию.
— Но ты же сказал, что он остался в том времени? — возразила Лина.
— Ничего не понимаю… Все признаки депривации…
— А что это так тряхануло? — спросил Поль.
— Двигатели стали. Кончилось горючее… — с трудом ответил Сол.
— Как? — в один голос воскликнули Сайрус и Поль.
— Ничего не понимаю. Трайзетты сгорают за пять минут, а мы почти не двигаемся. Зато звезд теперь совсем не осталось…
За иллюминаторами была полная темнота — черный бархат кажется менее траурным.
— Это конец, — тихо сказал Сол.
— Нет! Я не хочу!!! — закричал Поль. — Я не дамся! Я не могу.
Он опустился на пол, обессиленный рыданиями и неведомой, высасывающей все жизненные токи силой.
Сайрус прислонился к двери. Ноги тоже не держали его.
— Глупо, — сказал он. — Как глупо…
Чем может помочь любимой погибающий человек. Да, дикие звери не нападали на них, пули не свистели, не жег огнем ядерный взрыв. Но Мэт должен был помочь своей любимой. И он полз к ней, чтобы закрыть своим телом. От чего, от кого? Он не думал об этом, просто хотел быть рядом. Доползти он не смог. Силы покинули его. И только последним отпечаталось в сознании — протянутая навстречу ему рука Лины и ее шепчущие губы:
— Любимый…
Когда корабль дернуло и сильно затрясло, никто из членов экипажа этого уже не чувствовал.
А «Гарбич» двигался! Причем его скорость с каждой минутой все возрастала.
50 ООО миль в час… 100 ООО…
200 000…
Воздух в отсеке стал мутнеть.
250 000. Стрелка уперлась в ограничитель, и на приборе с негромким щелчком треснуло стекло.
Все спутники лежали на полу отсека в неестественных позах.
Вскоре окончательно потух свет. Кромешную тьму, воцарившуюся на борту «Гарбича», несущегося с бешеной скоростью, нарушали только зрачки кота Хеопса, горевшие зеленым, безжизненным светом…
Мэтью очнулся от того, что тоненький острый лучик, скользнув по переносице, упал ему на левый глаз.
Поморщившись, Мэтью отодвинулся в сторону, но луч был настойчив.
Приподняв голову, Фишка огляделся по сторонам.
Он лежал на полу командного отсека, сжимая руку Лины, лежавшей рядом.
Вокруг — кто тоже на полу, кто в креслах — в беспомощных позах застыли остальные беглецы.
Мэт прикоснулся к щеке Лины. На мгновение ему показалось, что девушка не дышит, и он едва не вскрикнул от горя и ужаса, — но тут увидел, как слабо шевелятся от дыхания и блестят на солнце ее шелковистые волосы.
Мэтью перевел дух… и внезапно нежданная догадка, как вспышка, пронзила его мозг. Он резко развернулся.
Солнце! Не узнать его лучи или спутать с чем-либо другим было совершенно невозможно, немыслимо!
Солнечный свет столбами вливался в командный отсек сквозь тусклые кольца иллюминаторов, растекался по стенам, дробился на тысячи осколков, плясал на потолке и глянцевых поверхностях пульта управления.
Мэтью протер кулаками глаза и убедился., что это не сон.
Солнце!!!..
От дикой радости Мэт хотел закричать, но в горле только забулькало и зашипело. После перегрузки тело ломило от боли.
Он растолкал старика Эйнштейна, тот, не понимая, в чем дело, часто захлопал веками и лишь потом уставился на сияющий за иллюминатором огненный шар.
— Поглядите! — закричал Фишка срывающимся голосом, который наконец прорвался из глубины его души. — Поглядите, это солнце!..
От его крика заворочались остальные. Лина, откинув рукой волосы с лица, удивленно огляделась по сторонам.
— С ума сойти, — пробормотал Сайрус, выглядывая наружу, — лес и море.
— Блеф! — не поверил Поль Марьяж, но подойдя к иллюминатору, остолбенел. Он увидел огромную белую чайку, которая пронеслась мимо так близко, что едва не задела фермы мусоровоза. — Быть такого не может, — зачарованно прошептал Поль.
Лина, сидя на полу, смотрела на открывшуюся перед ней картину молча.
Она была ослеплена разноцветной рябью солнечных бликов, играющих на поверхности голубой волны.
— Выпустите меня отсюда! — заорал Сайрус, заливаясь горячечным румянцем. — Я хочу в море, в лес, на песок!..
— Минуточку, — возразил дотошный Эйнштейн, — необходимо провести серию соответствующих анализов.
— Каких еще анализов?! — возмутился лесоруб.
— Надо получить подтверждение, что окружающая среда не представляет опасности для человека. Потерпите, мой друг, — успокаивающе добавил Сол, видя, что Сайрус, в самом деле, едва сдерживает себя.
Луддит вновь приник к иллюминатору, жадно дыша и разевая рот, будто рыба, выуженная из воды и теперь почувствовавшая возможность возвращения в родную стихию.
— Вы полагаете, это какой-то подвох? — негромко спросил старика Мэтью, пока тот заряжал в компьютер вентар-дискету.
— Не исключено, — уклончиво отвечал Сол. Однако полученная в результате экспрессанализа информация могла бы рассеять сомнения самого отъявленного скептика. Содержание кислорода и углекислоты в атмосфере неизвестной планеты в точности соответствовало земным нормам, зато не обнаружилось вредных примесей. Не было отмечено также наличие отрицательных активных сред.
— Похоже на чудо, но выходит, мы оказались именно там, куда так стремились попасть, — удивленно резюмировал Эйнштейн. — Видимо, это планета-двойник нашей Земли. Друзья мои… — У Сола перехватило горло от нахлынувших чувств… Мы — дома… Вы понимаете, мы — дома!.. Таки, да!
Все его сомнения пропали, как снег на горячем солнце. Ну может же человеку хоть раз в жизни повезти по-настоящему?!
… Распахнулся люк, и Сайрус, не дожидаясь, покуда опустится трап, плюхнулся с трехметровой высоты в теплый мягкий песок.
Он черпал песок пригоршнями и, приблизив к глазам, смотрел, как льются сквозь пальцы золотистые струи.
Потом он рванулся к морю, тихо ворошащему гальку и перламутровые раковины мидий у самых опорных ферм мусоровоза.
Войдя в воду по пояс, он бил ладонями по прозрачной лазурной поверхности и вздымал в воздух веера хрустальных брызг. При этом он выкрикивал нечто вроде: «Эй-гей-гей-го!»
