«Я, Вахрам Яш, обязуюсь освободить свой свет не позднее чем через десять дней!» – прочла Полина.
А под самым потолком чернел афоризм, каждая буква которого была величиной с человеческую голову.
ВЫХОД ЕСТЬ. ВЫХОД ЕСТЬ СМЕРТЬ. ТАК УЧИТ ВОХУР
– Слушай, какие странные все-таки люди эти клоны! Я думала, они чистоплотные. А оказалось – свиньи похуже нас! Додуматься только – в казарме на стенах писать.
– Я сам ничего не понимаю… И, кстати, кто такой этот Вохур, который всех учит?
– Спроси меня что-нибудь полегче, Роло. Про клонов я мало знаю – кроме того, что они не пьют нефильтрованное пиво и не едят мой любимый сыр «Дор блю», поскольку всякая муть и плесень суть зло. А тут вот написано, что «вещи суть зло». Все вещи, что ли?.. Не перебор? Может, это вообще не клоны писали? Как-то на них это непохоже… Клоны, конечно, чокнутые. Но чокнутые в какую-то другую сторону.
– Здесь были грязные однолицые бесцветики. Они приплыли из бездны, – сообщил Качхид. – Я видел их немного. Они похожи на дварвов в Дни Пузырей.
– Что еще за Дни Пузырей? – вполголоса спросил Эстерсон у Полины.
– Качхид хотел сказать, что они похожи на дварвов в период спаривания. Когда дварвы спариваются, а они всегда делают это у самого берега, вода бурлит и пузырится… Вид – сюрреалистический, сумасшедший. Таким образом Качхид хотел сказать, что клоны, написавшие эти лозунги, были похожи на бешеных дварвов. Но в языке сирхов нет слова «бешеный», как, кстати, и слова «свободный» – вместо него употребляют выражение «отринувший ценности своей общины». Поэтому он выразился так сложно.
– Понятно. То есть это были бешеные клоны, – задумчиво пробормотал Эстерсон. – Правда, как по мне, это все равно что сказать «холодный снег». Потому что снег всегда холодный.
– Когда-то моя мать рассказывала мне, что на одной из планет Тремезианского пояса, где она в ту пору работала, снег не холодный, а обжигающе холодный. Если попадет на кожу, будет ожог, потому что состоит этот снег не из воды, а из воды в смеси с каким-то хлористым соединением. Это я к тому, что у безумия тоже есть свои градации, тебе любой санитар из дурдома подтвердит.
– Хорошо. В таком случае, хотел бы я знать, – мрачно заметил Эстерсон, – куда подевались нормальные клоны?
Ответ на этот вопрос Полина, Эстерсон и Качхид узнали меньше чем через полчаса, во время осмотра спортивной площадки. Она располагалась позади плаца, на котором в гигантской посеребренной чаше, установленной на возвышении, полагалось вечно гореть Священному Огню.
Но…
Ступеньки, ведущие на возвышение, были полуразрушены, а низверженная с постамента чаша сиротливо лежала у подножия, символизируя крушение высоких идеалов зороастризма на отдельно взятой военной базе. Эстерсон, Качхид и Полина не смогли побороть искушение и взобрались на жреческие места. С этой своеобразной трибуны открывался некоторый вид – с претензией на значительность.
– Слушай, Роло, а какого цвета этот их Священный Огонь? – поинтересовалась Полина, усаживаясь в высокое жреческое кресло.
– Не знаю… Может, обычного. А может, какого-нибудь синего или кроваво-красного… В зависимости от того, что именно горит.
– Синего огня не вижу, – отозвался Качхид, по-обезьяньи устраиваясь на спинке соседнего кресла. – Зато вижу синюю воду! Целую яму синей воды! Там! – Сирх указал вдаль.
– Это не яма, Качхид. Это бассейн. Люди в нем плавают, – пояснила Полина, присмотревшись. – Люди любят плавать! Даже однолицые бесцветики!
– Глупое занятие. Если бы люди меньше плавали, однажды у них выросла бы такая же красивая и умная шерсть, как у нас, – назидательно заметил Качхид, как и все сирхи ненавидевший водные процедуры.
– Действительно бассейн, – подтвердил Эстерсон. – Но что за странный цвет у воды?
Вскоре они уже стояли у бортика. И не могли вымолвить ни слова от ужаса и отвращения.
Даже шерсть Качхида приобрела трагический сталисто-сиреневый отблеск – свидетельствуя о крайней эмоциональной подавленности.
Вовсе не водой был залит бассейн на разгромленной базе, но ядовито-голубым, застывшим до каменной твердости строительным клеем. Установка для производства этого популярного вещества для работы с пенобетоном и другими стройматериалами стояла у самого края резервуара. Ее множественные кольчатые хоботы спускались вниз, где и врастали намертво в ядовито-синюю субстанцию.
В прозрачной же глыбе клея, словно мушки в янтаре, застыли мертвые тела.
Они будто парили – как парашютисты в затяжном прыжке.
Некоторые трупы были явственно тронуты тлением.
Некоторые казались совсем свежими.
Глаза иных мертвецов были закрыты, других – вытаращены, как если бы из своей вечной глубины несчастные тщились рассмотреть недосягаемое небо. Некоторые же глядели искоса, будто исподволь следили за тем, что происходит наверху, ожидали новостей…
С десяток мертвецов были облачены в офицерскую форму – такую же, какую носил фанфарон Вариз Мир-Мирое (Эстерсона передергивало от отвращения, когда он думал о том, что Вариз, возможно, тоже парит здесь, в окаменевшей синеве).
Большинство других было одето в скромные светло-песочные робы рядового состава.
Некоторые же были наги.
Тягостное, тошное зрелище.
Эстерсон закурил. Полина же была так напугана, что даже от сигареты отказалась.
– Страх склеил ей горло, – прокомментировал ее отказ Качхид.
Полина недоуменно посмотрела на Эстерсона, нашла своей рукой его руку и тихим, скучным голосом спросила:
– Роло, что это?
– Массовое захоронение.
– Захоронение?
– Да.
– Почему так?
– Ты разве не знаешь, что клоны не предают своих мертвецов земле?
– Нет.
– Теперь будешь знать. Так вот, в земле они не хоронят, чтобы не осквернять землю, которая для них священна.
– Значит, кремируют?
– Ты что! Кремировать нельзя, поскольку сжигать нечистый труп означает осквернять чистый огонь. Кремировать трупы категорически запрещено.
– Что же тогда с ними делать?
– Зороастрийцы древности отдавали трупы птицам и диким зверям. Те объедали мясо с костей, а сами кости потом находили и хоронили родственники покойного… Как-то так… Но вскоре стало ясно, что трупов много и что птиц и зверей на всех не хватит… Тогда трупы начали закатывать в цемент. А потом в специальный состав, не помню как называется. Здесь для этой цели использовали строительный клей. Для клонов ведь что главное? Чтобы труп ни с чем не соприкасался, ничего не осквернял…
– Умгу, – кротко кивнула Полина и, помолчав, добавила: – И после этого инженер Эстерсон, который запросто читает лекции о зороастризме, спрашивает уменя, кто такой Вохур.
Лицо Полины стало бледным, черты его заметно заострились. Так всегда бывало, когда Полина из последних сил пыталась держать себя в руках.
Зато Качхид быстро оправился от шока. Возможно, оттого, что трупы принадлежали не его обожаемым соплеменникам, а всего лишь однолицым бесцветикам.
– Когда происходил Закат Западной Земли, Качхид видел вещи страшнее! В сорок четыре раза страшнее! – заявил сирх.
– Может объяснишь наконец, что такое этот твой Закат Западной Земли? – раздраженно спросил Эстерсон. – А заодно – где его можно увидеть?
– Закат Западной Земли может увидеть любой сирх, который станет дышать дымом листьев качага!
– Гм… От курения этих листьев возникают галлюцинации? Видения? Сны? – оживленно предположила Полина. Эстерсону было ясно, что астроботаник просто мечтает сменить тему.
– Верно! Сны! Такие черные, бурые, шершавые сны!
– Качхид, неужели ты не видишь принципиальной разницы между сном и реальностью? – поинтересовался Эстерсон, увлекая Полину и сирха прочь от страшного места.
– Нет! – отозвался простодушный Качхид. – Однажды я видел такой ужасный Закат Западной Земли, что потом девяносто шесть дней не мог есть! Девяносто шесть дней не мог пить! Я увидел, как умерли все-все-все сирхи! И все бесцветики! И все вообще! Как будто весь мир утонул в испражнениях дварва! – В глазах сирха светился неподдельный, первобытный ужас такой силы, что Эстерсона пробрало.
Конструктор почувствовал, как вдоль его позвоночника поползли колкие мурашки, предвестницы неведомой жути. Вероятно, нечто подобное почувствовала и впечатлительная Полина.
– Знаете что, дорогие мои, – твердо сказала она. – Давайте-ка лучше молча поищем центр связи. Пока не начались сумерки…
«А что его искать, если вон он, стоит целехонек? По антеннам его за десять километров узнать можно. И по трубе водозабора», – промолчал Эстерсон. Ведь попросила же Полина искать центр связи молча.
Центр связи на Варе-8 – как и на всех прочих конкордианских базах, расположенных в прибрежной зоне – жался к воде. Эстерсон никогда не видел других конкордианских баз, но в свое время читал секретную докторскую диссертацию о средствах Х-связи вероятного противника.
