«Я должен обладать им», – вот какая по-ветхозаветному основательная мысль посетила инженера.
– Смотри-ка, действительно флуггер, – сказала у него за плечом Полина.
– Да, напрасно я тревожился. – Инженер обернулся к ней. – Машина, похоже, беспризорная. Ни один пилот не позволит гидрофлуггеру дрейфовать бортом к волне так близко от берега…
«Сэнмурв» – так они назывались.
Гидрофлуггеры были пионерами клонской колонизации Фелиции. Эти машины появились над планетой в декабре прошлого года. Они сели на воды залива Бабушкин Башмак и привезли с орбиты первые партии военных строителей, первые тонны цемента и первый Священный Огонь.
Позже, когда были вырублены качаговые рощи и засыпаны суходолы, когда на еще куцую бетонированную площадку космодрома начали прибывать машины потяжелее, а за ними и транспортные суда, «Сэнмурвы» потеряли статус единственных челноков на линии «орбита – планета».
Большинство гидрофлуггеров улетело с Фелиции до конца января. Из пяти оставшихся три погибли под обстрелом с орбиты во время освобождения балерин с яхты «Яуза» российской эскадрой.
Из двух оставшихся «Сэнмурвов» один исчез бесследно.
И, наконец, их «Сэнмурв», подарок местных морских богов, под крылом которого Эстерсон с Полиной пили чай и обсуждали дальнейшие планы, оказался последним. Во всех отношениях последним клонским флуггером на Фелиции.
– И как ты его оцениваешь? – поинтересовалась повеселевшая Полина. – Можно даже с умеренными техническими подробностями.
– Никаких подробностей, dusha moya! Невероятно, но машина находится в идеальном состоянии! Аккумуляторы заряжены! Вспомогательная силовая установка на ходу! Реактор запустился с полпинка! Топлива полные баки! Кстати, флуггерное топливо есть в одном из бункеров космодрома, заправок десять… В общем, наш с тобой флот из моторки и скафа теперь обзавелся достойным флагманом. Можем плыть хоть вокруг экватора. И шторм нам не страшен, потому что «Сэнмурв» абсолютно герметичен!
– Плыть?
– Ну, видишь ли… – Эстерсон замялся. – Лучше не злоупотреблять…
– Злоупотреблять чем?
– Благосклонностью судьбы. Я же не пилот, я инженер… Так, на средней тяге, без отрыва от поверхности воды – это пожалуйста. Километров двести в час могу дать в открытом море. Но лететь куда-то… Я бы остерегся.
Инженер поднял глаза и посмотрел на Полину.
«Тьфу, черт. Снова что-то не то сказал».
Все следующее утро они спорили. Ругались, расходились в разные стороны от «Сэнмурва», как дуэлянты, бросали друг на друга испепеляющие взгляды…
Полина: если флуггер есть, значит на нем надо летать. И точка.
Эстерсон: логики ноль; это как сказать, что если есть женщина, то ее надо… Ой, извини.
Полина: летать совершенно необходимо; и не важно, что приемник «Сэнмурва» ни на каких диапазонах ничего не ловит, кроме солнечного ветра; надо все равно лететь в Вайсберг, искать своих.
Эстерсон: вряд ли «свои», даже если они там почему-то остались, будут рады, когда им на голову упадет флуггер; а «Сэнмурв» именно упадет, потому что аккуратно посадить его на бетонку космодрома выше скромных сил твоего… гхм… гражданского супруга!
Полина: а я привыкла в себя верить! И в тебя верю, как правило!
Эстерсон: а я слепую веру привык поверять рассудком!
Полина: идиот!
Эстерсон: аналогично.
Качхид между тем осваивал «свой» флуггер.
Именно так. По аналогии с клонской моторной лодкой он считал «Сэнмурв» своей собственностью по праву первообнаружителя, причем на этот раз Эстерсон с Полиной были лишены козырного аргумента относительно территории, на которой состоялась находка. Океан-то был ничей, а побережье залива Бабушкин Башмак так и вовсе принадлежало общине сирхов.
Итак, имущественные права на «Сэнмурв» были де-юре закреплены за Качхидом.
Разжившись на клонской базе цветными маркерами, он покрывал борта гидрофлуггера длинными змеистыми узорами, из которых «вдруг», «совершенно неожиданно» складывались очертания дварва. Притворно пугаясь каждого очередного чудища, Качхид ронял маркеры, бормотал проклятия, иногда даже убегал, но раз за разом вновь возвращался к творчеству. На то, чтобы в таком темпе полностью разрисовать хотя бы один борт флуггера, требовалось, по оценке Эстерсона, дней сто.
К полудню Качхид умаялся.
– О чем спорят бесцветики? – спросил он у Полины.
– Я пытаюсь уговорить Роланда куда-нибудь слетать.
– На чем?
– На летающей лодке.
– А она высоко летает?
– Роло, она высоко летает? – Полина переадресовала вопрос Эстерсону.
– Полмиллиона километров от Фелиции хватит?
– Так она и в космос выходит? – удивилась Полина.
– Само собой. Это же флуггер.
– Насчет космоса ты мне не говорил.
– Насчет космоса ты не спрашивала. А что, есть идеи? Напоминаю для астроботаников: космос это такое место, где нет ничего. Ни воздуха, ни воды, ни людей.
– Спасибо, что напомнил.
– Зато там есть звезды, – заметил Качхид.
– Это ценно. – Эстерсон, по инерции прений с Полиной, упивался ядом сарказма. – Что еще?
– Там есть солнце. Две луны… – Сирх на секунду задумался. – Падающие звезды… Летающие звезды…
– А чем отличаются падающие звезды от летающих? – спросила Полина.
– В летающих звездах больше качи, – предположил Эстерсон.
– Роло, имей совесть! Так чем же, Качхид?
– Падающие крупнее, – ответил Качхид.
– И все?
– Но летающие звезды не падают.
– А что же они делают?
– Летают.
Тут инженер наконец сообразил, что сообщение Качхида насчет «летающих звезд» не является чисто натурфилософским трюизмом. Раз уж он специально отличает летающие звезды от падающих…
– И много их летает на небе, Качхид? – спросил Эстерсон.
– О! Много! Когда пришли однолицые бесцветики, их стало вот так… и еще так…
Дети показывают числа при помощи растопыренных пальцев. Сирхи, если речь идет о небольших числах, в пределах двадцати одного – при помощи лица. Шерсть темнеет вертикальными черточками, количество черточек обозначает число. Сирх показал сперва «семь», потом «четыре». Итого – «одиннадцать».
– А потом?
– Потом был первый громовой огонь с неба. Здесь все тряслось на оба горизонта. В одну ночь я видел семьсот семь летающих звезд! Некоторые становились падающими! Было весело. Но после этого летающих звезд сделалось вот так…
Качхид показал «пять».
– Русские, когда напали в конце января, сбили часть клонских спутников раннего оповещения и связи, – быстро пояснил Эстерсон Полине. – Я так думаю… Ну а сейчас, сейчас их сколько?
– Не спеши. Интересно только то, что рассказано в линию. А линия не любит, когда ее рвут… Потом, как ты видел, их стало пять. Потом был второй громовой огонь с неба, короткий. И летающих звезд не стало вовсе. Но недавно небо опять изменилось.
– И сколько их теперь? Сколько? – Эстерсон молитвенно сложил руки.
«Одна», – показал Качхид.
Когда сирхи хотят сделать сильное смысловое ударение на единице, они показывают ее хвостом. Что Качхид и проделал. Хвост его, выпрямившись, как палка, указал точно в зенит.
«Это знак», – подумал Эстерсон.
– А теперь для необразованных астроботаников, пожалуйста, – попросила Полина.
– Что-то летает на орбите. Если Качхид все правильно рассказал – звездолет.
– Клонский?
– Понятия не имею.
– А откуда Качхид это знает?
Сирх тем временем вернулся к своим дварвам, поэтому некому было ввернуть «Качхид знает всё».
– Видишь ли… – Эстерсон смущенно улыбнулся. – В отличие от нас с тобой ему еще интересно смотреть на небо. Если бы мы в последние месяцы чаще обращали свой затуманенный заботами взор к звездам, мы бы его тоже увидели. Не забывай, что спутники, а тем более звездолеты, которые находятся на низких орбитах, ночью хорошо различимы даже невооруженным глазом. В виде звездочек, пересекающих небосклон.
– А почему тот звездолет, о котором ты говоришь, не ведет никаких передач? Ты ведь прослушивал эфир приемником «Сэнмурва»?
– Два варианта. Либо он действительно ничего не передает, а почему – бог весть. Скажем, зачем-то соблюдает радиомаскировку. Либо в то самое время, когда я прослушивал эфир, звездолет находился вне пределов прямой радиовидимости. Ведь из слов Качхида явствует еще и то, что все спутники связи исчезли. Именно они должны были бы ретранслировать…
– Не важно. Так давай сейчас снова приемник включим, а вдруг?..
– Давай.
Стоило им вернуться в кабину «Сэнмурва» и включить приемник, как оттуда разнеслись залпы взволнованной клонской речи. Эстерсон инстинктивно убавил громкость.
Быстрее, чем они успели настроить «Сигурд», передача закончилась.
Но через минуту началась снова.
Звездолет вел трансляцию в автоматическом режиме.
«Говорит Нуман Эреди… эскадренного буксира… Терплю бедствие… неопознанным противником в системе Секу… Выходил из-под удара… Х-матрицу… повреждения… баллоны и регенератор…»
