Император появился минут через сорок, как всегда заставив ждать, и как всегда вовсе не оттуда, откуда его ждали. Он вошел через балконную дверь, и Дилмар в который раз подивился, каким величием дышит его фигура даже в простой домашней одежде. На императоре был халат, судя по всему он только что вышел из бассейна. Дейтон вскочил и склонился перед тем, кто держал в своих руках судьбы множества планет. Император Эрголион небрежно махнул рукой и сел в кресло. Ни начинать разговор первому, ни перебивать, ни задавать вопросы не дозволялось, и приходилось ждать его первой реплики, теряясь в догадках. Дилмар стоял молча, перебирая в уме все, что может сказать в свою защиту, но первая фраза императора была, как всегда, неожиданной:
— Я рад, сын мой, что это недоразумение дало мне возможность встретиться с тобой и говорить наедине.
Дейтон стоял как громом пораженный. Да, пятнадцать лет назад его мать под большим секретом поведала ему, что он — сын императора. Никто не знал, сколько лет эдра Данира и великий Эрголион были вместе. Молва считала что тридцать, но на самом деле не меньше сорока. Она никогда не занимала положения официальной фаворитки, но только очень глупые не знали, кто на самом деле управляет Империей. А вот сын ее считался рожденным в законном браке, также считалось, что император и Данира познакомились, когда ее ребенку было уже лет пять. Дейтон долго и сам так считал, и только потом понял, как мудро поступили его родители, так долго скрывавшие эту связь. Бастарда от любимой женщины попытались бы убить все: родственники императриц, которых за это время сменилось три, кланы, регулярно подсовывающие Эрголиону новых фавориток, а также многочисленные дамы, завидовавшие ее положению. Далеко не самая красивая из женщин императора, Данира умудрилась приковать его к себе самой крепкой цепью — цепью истинной любви. Для нее не существовало другого мужчины, несмотря на то, что она уже много лет числилась женой Роннана Дейтона. Дил знал, что Эрголион нежно и трепетно любит его мать, но совершенно не представлял себе, как его настоящий отец относится к нему самому. Возможно как к досадному недоразумению. Они никогда не разговаривали с глазу на глаз как отец и сын. Да что там, Эрголион, признававший всех бастардов, прижитых от фавориток, даже не пытался признать Дила, тот так и значился сыном формального мужа Даниры… И вот сейчас он назвал Дила «сын мой». Это могло значить что угодно, поэтому Дейтон поклонился пониже и произнес:
— Я счастлив тем, что мой император удостоил меня этой беседы.
Эрголион тяжело вздохнул:
— Ты нарочно дурака валяешь? В кои-то веки я хочу поговорить с тобой нормально, как отец с сыном, а ты… В общем, мне доложили, что ты под меня копаешь. И не столько под меня, сколько под устои империи. Что, торопишься занять мое место?
— И в мыслях не держал. Мне нравится мое.
Дейтон ответил нагло, но императору, как ни странно, это понравилось. Он ехидно улыбнулся и задал следующий вопрос:
— И где ты видишь это свое место?
— В каком смысле? — ошарашенно спросил Дил, забыв, что императору вопросов не задают.
— В самом прямом. Где? На троне империи, в рядах повстанцев, которые борются с моей властью, в качестве лидера противостоящей мне галактической силы? Не удивляйся, о твоих политических амбициях мне регулярно докладывают. И не пытайся мне втереть, что ты простой бизнесмен, хоть и очень богатый. Пока ты занимался обогащением и исправно платил налоги, я не волновался. Но ты что-то мутишь с Четверкой, которую я давно наметил присоединить. Да и кроме Четверки… Под твоим сильным влиянием сейчас находятся не менее двадцати четырех независимых планет. Что ты задумал, сын?!
Надо сказать, император отлично осведомлен. Стоит дать слабину, и Эрголион не посмотрит на то, что Дилмар его сын. С другой стороны это шанс. Шанс донести до отца мысль, что Дил ему не конкурент, а соратник. Дейтон понял: сейчас или никогда. Если он сумеет рассказать свою идею императору так, чтобы тот проникся, все будет не просто хорошо, а отлично. Главное, внушить, что его действия не во вред империи, а на пользу, пусть и отдаленную. Аргументы он найдет, все не раз продумано. Только…
— Чтобы объяснить, мне придется задавать Вам вопросы.
Император сначала удивился, но, помолчав, ответил милостиво:
— Задавай. Разрешаю. Если в результате я услышу что-то новое и интересное, то… В сущности, это будет даже забавно. Мне уже много лет никто их не задает. Вперед, мой мальчик!
Дилмар как в воду нырнул.
— Скажите, что связывает все планеты Империи?
Эрголион задумался.
— Ну, общность… Император… Законы опять же… Армия… А что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать: империя огромна, но очень плохо связана. Всяк здесь живет сам по себе, по законам, заповеданным предками. Налоги платят, и то, если захотят. На внутреннюю жизнь миров, составляющих Империю, ее влияние не распространяется. Молодые миры со смешанным населением являются наиболее лояльными, потому что они живут по законам Империи изначально. Для них она — родная. Но таких миров не больше трети.
— Меньше, — произнес Эрголион с горьким вздохом.
— Вот видите! А большие миры типа оркского Шиэртана только налоги платят, да и то стараются недоплатить. Законы в них свои собственные, где родовые, где еще непонятно какие… Там процветает рабовладение, запрещенное на Лигете, и поделать с этим ничего нельзя. Да, они еще поставляют солдат в имперскую армию. Но если Шиэртан, паче чаяния, захочет отделиться, в кого эти орки будут стрелять? Я взял этот мир для примера, как наиболее яркий.
Император сделал жест, призывающий к молчанию, и величественно изрек:
— Я уже понял, что оправдываться ты не собираешься. Разговор предстоит долгий. Что ж, ничего не имею против. Только пусть нам принесут поесть, что ли. И выпить.
Как по мановению волшебной палочки дверь растворилась и в комнату вошла Данира, толкая перед собой столик на колесиках, уставленный едой, бутылками и графинчиками. Улыбнулась сначала возлюбленному, а потом сыну, сказала:
— Я тут, в соседней комнате буду. Нехорошо, если кто-то подслушает. — Дорогая, ты как всегда права.
В голосе императора звучала легкая насмешка над старающейся все контролировать женщиной и бесконечная нежность любящего. Данира ушла, закрыв за собой дверь, а Эрголион снова обратился к Дилу с словами:
— Продолжай. Ты говорил о том, что Империя плохо связана.
— Продолжаю. А если вдруг на какой-то планете Империи случится кризис и потребуется помощь, она будет предоставлена? А если да, то в какие сроки?
