— Зачем? — удивийся Симон.
— Не знаю. Может, консультация понадобилась. Она дежурит на Наблюдателе — стандартный мониторинг…
— Ладно, — сказал Симон, — только вот с ним разберусь.
— Да я ничего, — попытался протестовать Гидеон.
— Пошли-пошли… — Симон подтолкнул его к крыльцу.
В лаборатории было тихо и пусто — галогено-вые светильники заливали помещение холодным, лишенным теней светом. Симон взял аптечку и начал вскрывать упаковку бинтов.
— Умойся пока, — сказал он.
Он скорее почувствовал, чем услышал, как отворилась дверь, и обернулся. Винер, встретив его взгляд, замер на пороге, словно раздумал входить, но потом все-таки прошел в лабораторию.
«С ним тоже что-то не то, — подумал Симон, — хорошо, хоть голова цела, но комбинезон выпачкан в саже, а в одном месте и прожжен — это чем же он ухитрился прожечь жаропрочную ткань?» Взгляд у Винера был какой-то странный, словно он избегал смотреть прямо в глаза.
— Что стряслось? — спросил он невыразительным голосом.
— Очередная накладка. Надеюсь, обойдется, — рассеянно ответил Симон. — Он, в общем-то, сам виноват. С тобой-то, надеюсь, все в порядке?
— Да. — теперь Винер взглянул ему прямо в глаза. — А что со мной может быть?
Симон пожал плечами.
— Понятия не имею. Ты ходил куда-то?
— А что?
— Да нет, я так спрашиваю. Ты бы поосторожней…
— За все, что я делаю, — холодно сказал Винер, — я отвечу перед Коменски.
— Бога ради. Просто…
Тут Гидеон, которому он обрабатывал расцарапанную щеку, зашипел от боли, и Симон отвлекся. Когда он вновь поднял глаза, Винера в комнате уже не было.
* * *
— Ты меня вызывала?
Наташа подняла глаза от монитора.
— Да в общем… нет… просто подумала…
— Нашла что-то интересное?
Наташа вздохнула и отодвинулась от экрана.
— Да нет… похоже, везде одно и то же… дикость… бойня. Просто не чаю, когда смогу заняться своими картинами.
«Будто это и впрямь ее картины», — подумал Симон.
— Нам еще повезло — у нас тут относительно тихо.
— Да, — сказал он, — нам еще повезло. «Что ей понадобилось?» — подумал он. Чтобы скрыть неловкость, он взял стопку глянцевых фотографий и начал рассеянно их тасовать. Она встала, взглянула на снимки у него из-за плеча.
— А вот это Прага, — сказала она, — видишь?
— Да, — он кивнул, — собор святого Витта. Ты смотри, оба шпиля почти уцелели…
— Он такой… невероятный… Не может быть, чтобы вот эти самые люди, которые… смогли создать такое великолепие.
— Ну, — сказал он, — не те же самые… но их предки — безусловно.
— Нет, я имею в виду — биологически.
— Биологически? Да…
— Даже и не верится… Хотела бы я побывать в Праге…
— Еще побываешь.
— Нет, я хотела, чтобы как раньше… Чтобы Карлов мост и лавочки, и художники на мосту…
— Наташа, большей частью все это предназначалось для туристов — все эти лавочки и художники… Наверняка они исчезли в первую очередь.
— Но не архитектура…
— Нет. Не архитектура.
— И музыка в соборах…
— Да, — вздохнул он, — было бы здорово.
— Может, зря мы осели тут? Разместили бы нашу базу в крупном городе.
— Группа Хлебникова так и сделала.
— Да… пожалуй, — она посмотрела на него, прикусив губу, — что с ними случилось, как ты думаешь?
— Не знаю.
«Да что ей от меня нужно?» — гадал он.
— Думаешь, Амос прав?
— Не знаю! Это с самого начала был риск — крупный город. Они опасны, потому что именно они сдали быстрее всего. Обвально. И там полно всяких пакостей — катакомбы… небоскребы, из которых до сих пор даже при слабом ветре летят стекла… обзор никакой… очень трудно наладить нормальную работу при таких условиях. И, наверняка, банды, живущие в развалинах. Там хлеб не вырастишь — живут грабежом…
— Да, — согласилась она, — да… наверное. И все-таки, я так хотела бы в Прагу!
— Может, — примирительно сказал он, — еще слетаем. Вот уладим все дела и слетаем. Это же недалеко. Послушай… ты зачем меня вызвала? У меня, если честно, работы полно…
— Симон… — она нерешительно взглянула на него, — я хотела спросить…
— Да?
— Что с Винером? — выпалила она.
— А что с ним?
— Он какой-то… равнодушный… смотрит мимо…
— Нам всем нелегко. Он старается держаться. Так, как умеет.
Она помялась, потом спросила:
— Как ты думаешь? Я красивая?
«О, Господи», — подумал он. Но отошел на шаг, внимательно посмотрел на нее оценивающим взглядом и решительно сказал:
— Да. Очень… привлекательная.
— А эти местные девушки — они красивые?
«Вот оно что», — подумал он.
— Всякие бывают. В том числе и красивые… Да ты не расстраивайся так… местные девушки, они, знаешь… просто экзотика…
— На картинах они такие красивые, — грустно сказала Наташа.
Он потрепал ее по плечу.
— Оставь ты эти картины. Ты лучше повтори поиск. Вдруг мы все же чего-то не заметили… а ты обнаружишь… ладно?
— Ладно, — грустно сказала она.
* * *
Ему снился кошмар. Он точно знал, что это кошмар, но не смог бы точно объяснить, почему сон вызывает такой ужас. Нечто бесформенное, неопределенное, наползало из клубящейся тьмы, ухмыляясь, пожирая его сущность. Он дернулся в последней отчаянной попытке освободиться и с ужасом понял, что не может этого сделать — он не чувствовал своего тела. Оно пропало, растворилось в этом липком, сером тумане. Тогда, в последнем, уже безнадежном усилии, он попытался хотя бы вспомнить, кто он такой — и не смог. Его сущность не повиновалась ему точно так же, как отказалось повиноваться, превратившись в бесформенную аморфную массу его собственное тело. Он понимал, что для того, чтобы освободиться, обязательно нужно проснуться… но именно этого он сделать почему-то не мог…
Из тяжелого, муторного сна его выдернули голоса. Весь в поту, он вскочил с кровати и, накинув куртку, выглянул в окно — там, полускрытая клубами тумана топталась группа людей. Он узнал лишь старосту — и то потому, что тот возвышался над всеми остальными, сидя на низкорослой мохнатой лошаденке. Остальные стояли, ощетинившись кольями и вилами, и у Симона на миг возникло ощущение, что под окном ни с того ни с сего выросла небольшая, но очень агрессивная рощица.
— Ничего себе! — пробормотал он.
Торопливо натянув на себя комбинезон, он выскочил в холл. Коменски уже был там, озабоченно поглядывая в низкое окно. Силовой щит не давал людям возможности проникнуть внутрь, и они топтались у барьера, негромко переговариваясь.