Интересно, есть ли подсознание у куалькуа?
«И это возможно. Петр, я анализировал генетический код всех, с кем ты соприкасался. Снег, Галис, Кэлос, Дари».
— Я знаю результат, — сказал я. — Они все — люди.
«Или вы все — Тень. Спокойной ночи, человек Петр».
— Спокойной ночи… хоть ты и не спишь. Скажи, что происходит дома?
Куалькуа помедлил. Ему нелегко давались отказы от собственных принципов.
«Сильные знают о существовании Геометров. Информация распространилась. Красно-фиолетовая эскадра Алари под конвоем Торпп двигается к Сердцу Миров».
— Что это такое?
«Люди называют эту планету Цитаделью. Там собирается совет Сильных рас. Они напуганы, Петр. Более того — они уже знают о тебе. О том, что ты был с разведывательной миссией у Геометров, а сейчас находишься в Тени».
Час от часу не легче.
— Теперь можешь не волноваться… что я расслаблюсь. Сильные приняли какое-то решение?
«Нет. Через двое земных суток ожидается доклад командующего Алари. После этого будет принято решение».
— А о тебе Сильные знают?
Куалькуа издал смешок.
«Меня не принимают всерьез».
Хорошо быть маленьким и послушным. Или хотя бы казаться таким.
— Спокойной ночи, — сказал я. — И… если можешь — усыпи меня. Цианиды ты вырабатывать умеешь, справишься и со снотворным. Валяй. Иначе я вообще не усну.
«Не обязательно использовать химию…»
Лучший в мире доктор — куалькуа. Бесспорная истина. Я открыл глаза и обнаружил, что за окном светит солнце. Выспался я прекрасно и жаждал пищи и действий.
— Спасибо, — буркнул я.
Привычка отвечать куалькуа вслух оказалась неискоренимой. Может, я таким образом пытаюсь создать иллюзию независимости? Вроде как мои мысли в неприкосновенности, пока вслух не говорю, куалькуа не слышит…
Прибрав постель, я походил по комнате, уже привычно оценивая вещи. Быт — лучшая визитная карточка культуры. Так и на Земле — маленькие, бедные русские квартиры с непременным атрибутом — книжными полками, американские особняки с безупречными интерьерами, роскошной техникой и стопкой комиксов как полноценным суррогатом культуры. Так и у Геометров — здоровый казарменный аскетизм. И на планете зеленых — удобное мысленное управление, комфортабельные кровати, спортивно-музыкальная дребедень по телевидению.
А здесь меня порадовали две вещи. Во-первых — управление всей техникой, пусть и незнакомой, было реализовано по-земному — кнопки и сенсорные панели. Я обнаружил что-то, очень напоминающее музыкальный центр, и даже ухитрился его включить. Еще бы понять, куда и как вставляются угольно-черные диски с записями, тогда удалось бы послушать местную музыку.
Второй, и даже более радостной находкой, оказались книги. Настоящие, бумажные. Строгие обложки, внутри — чуть-чуть иллюстраций и текст. Читать было непривычно — я понимал письменность, и вязь букв, немного напоминающая арабскую, послушно складывалась в слова. И все же это вызывало неприятное, почти физическое ощущение дискомфорта. Втиснутые в мозг знания бунтовали, они еще не прижились. Я видел затейливый черный узор, мысленно проговаривал чужие, слишком резкие звуки, а уже потом понимал смысл прочитанного. И все же оторваться от книг удалось с трудом. Окажись под темным стеклом книжного шкафа хоть одна энциклопедия — я бы тут и поселился. Но вся сотня, без малого, книг была беллетристикой. Я старательно вчитывался в томик за томиком и откладывал их, все более недоумевая.
«Грай поднял напоенные страданием глаза на Лиру. Воскликнул:
— Наша любовь принесет лишь горе и разочарование!
— Нет! — ее грудь затрепетала от волнения.
— Любимая, мы должны смириться… Я ухожу. Твой отец прав — человек с моим прошлым не может любить такую, как ты.
Скупая мужская слеза скользнула по его щеке»…
Нет, нет, не может такого быть! Я хватал книгу за книгой, но истина оказалась жестокой.
«Она подняла хрустальный молоточек и ударила в серебряный гонг. Томный звук прокатился по залу аудиенций, и Гигар услышал его всеми порами своей исстрадавшейся души.
— Любимая! — закричал он, распахивая дверь черного дерева.
Залида возлежала на ложе, ее нежное тело маняще просвечивало сквозь паутинку балдахина, сотканного из драгоценного алмазного шелка.
Гигар с рычанием рванулся вперед, разорвал балдахин и упал на колени:
— О, Залида, я заслужил одно лобзание…
— Зачем ты порвал балдахин? — воскликнула Залида».
Не может быть!
Я в ужасе уставился на так порадовавший меня шкаф.
Женские романы!
Только на Земле эта кошмарная отрада старых дев и сентиментальных юниц оформлена по-другому. Не так строго и академично. На обложку надо поместить красавицу в легком декольте и вполоборота — чтобы каждая женщина угадывала в ней себя. А рядом чтобы был тянущийся в поцелуе красавец, нарисованный согласно обобщенным женским вкусам. На одной книжке — брюнет с блондинкой, на другой — блондин с брюнеткой. Раз в сто книг можно нарисовать рыжего красавца и девицу в шлюпке…
Увы мне, я попался на непривычное оформление. Читать эти книги в поисках информации было все равно что просеивать навозную кучу в поисках жемчуга. Единственное, что я заметил — страдающие герои уходили от тоскующих героинь во Врата, а через сотню-другую страниц героини бежали туда же на их поиски. И, конечно, находили. Еще хотя бы пару слов, как они этими Вратами управляли…
Кстати, ни на одной иллюстрации внутри тоже не было изображений людей. Пейзажи, абстрактная размазня, прекрасно выполненные натюрморты. Но ни одного лица. Запрещено по религиозным мотивам, как в мусульманстве, или просто не додумались? Если последнее — то я бы тут преуспел. На одной лишь идее одевать женские романы в яркие обложки сколотил бы капитал, купил особняк… Тьфу. Наверное, куалькуа в чем-то был прав, расслабился я. Особняк мне подавай. Купил бы барабан, щенка-бульдога, а потом женился…
Закрыв шкаф, я пригладил волосы и вышел в коридор. Почему-то хотелось, чтобы все еще спали. Нехорошо, конечно, но я побродил бы по дому, поискал бы настоящих книг, попытался поработать с местной информационной сетью…
В большом холле, куда, на американский манер, вела входная дверь, сидела Рада. Читала книгу.
— Доброе утро, — негромко сказал я.
Женщина подняла глаза:
— Доброе утро, Петр. Ты отдохнул?
Нет, она старше меня. Гораздо старше. Под обманчиво юной внешностью — такой жизненный опыт, что мне и не снился. В ней была сила… я почувствовал себя маленьким и слабым.
