— Дари, я объясню позже. Давай, вперед.
Мальчишка перешел на бег и растворился в тенях деревьев.
— Я что-то сказал не так, — прервал я молчание.
— Нет. Это я… размяк. Давно не общался с военными… тем более — только что с фронта. Я не хочу говорить об этом при Дари. Понимаешь?
— Не совсем.
Кэлос вздохнул.
— Трудно уйти от романтизации войны, Петр.
— Достаточно на ней побывать.
— Возможно. Но я не хочу, чтобы Дари начал мечтать о военной карьере.
— У вас же не воюют.
— У нас! Петр, неужели ты не понимаешь?
— Не говори о таких вещах вообще, — предложил я. — Пусть мальчик думает, что мир — добрая и прекрасная штука.
На подобный совет можно было и обидеться. Но Кэлос лишь покачал головой:
— Вот на это, Петр, я тоже не имею права. Потому что это будет ложью. И если уж честно… не жалею о времени, проведенном в Альянсе.
— Ты знаешь, это чувствуется, — признался я. — Неудивительно, что твой парень заинтересовался…
— Да, очевидно. Может быть, мне повезло. Меня не казнили повстанцы… как ребят из третьей особой бригады на Галеоне. Не пытала собственная контрразведка, когда Альянс стал распадаться и пошли мятежи. Я не горел в истребителе под тепловым лучом… Меня всего-то…
Тон был такой, словно Кэлос собирался сказать «расстреляли». Но докончить он не успел.
В темном силуэте дома вспыхнул желтый прямоугольник открывшейся двери.
— Кэлос!
— Все, военные воспоминания отложим, — быстро сказал Кэлос. Тряхнул плечами, укладывая торопливо собранный рюкзак поудобнее. — А то и впрямь начнутся военные действия.
Нечасто так бывает, что в чужом, совершенно незнакомом доме, мгновенно начинаешь чувствовать себя уютно. Это и от хозяев зависит, и от самого дома… впрочем, дом — это лишь отражение хозяев. Более яркое и честное. Никакие слова и улыбки не помогут ощутить тепло, если вещи хранят холод.
Здесь тепла хватало на всех.
Очень странное ощущение возникло у меня от жены Кэлоса, которую звали Радой. Внешне она казалась совсем молодой женщиной, пожалуй, даже слишком юной для десятилетнего сына. Но я уже понял, что гадать о возрасте в Тени — занятие неблагодарное. Может быть, потому я чувствовал себя так, словно общаюсь с умной, красивой, доброй, но совершенно нереальной женщиной. Словно смотришь на кинозвезду с обложки журнала… где кончается жизнь и начинается искусство — не понять.
А дом жил хозяевами. Он прямо-таки пропитался ими, глядел их глазами — и с детских рисунков на стенах, очень симпатичных акварелей (я был уверен, что их рисовала Рада), и с фотографий суровых, но красивых пейзажей — тут сомнений в авторстве тоже не возникало. В кресла хотелось сесть, столы — заставить едой и напитками, книги — очень много книг, немедленно прочитать. То ли какая-то тень моего дома лежала на обиталище Кэлоса, то ли я слишком вымотался — но едва переступив порог, я начисто забыл о Земле, Конклаве, Геометрах. Точнее — постарался забыть. Я был в гостях, причем в гостях у старых и добрых друзей.
От ужина я отказался, а от разговора, пожалуй, не стал бы. Но стоило и честь знать. Умотавшегося Дари, минут десять возбужденно носившегося по дому, Рада уже увела спать. Выпив бокал горячего травяного настоя, заменявшего тут чай, и я ушел в отведенную комнату. Наверное, тоже местный ритуал — глоток чая с хозяевами. Культура, имитирующая патриархальность, очень трепетно относится к обычаям, мы это когда-то с дедом разбирали…
На душ не оставалось сил, я разделся и забрался в постель. В открытом окне пылали звезды.
Интересно, какая здесь экономика? Вряд ли «коммунизм» Геометров, там, при всеобщей сытости, люди обходились комнатами-кельями. Видимо, что-то более реальное, как на планете зеленых… Сколько здесь стоит такой дом?
Смог бы я найти здесь занятие по душе и приобрести подобное жилище? Или вначале надо сотню лет повоевать за Хрустальный Альянс… ладно, Хрустальный распался, повоюем за Стеклянный, Оловянный или Деревянный… а потом можно и наслаждаться покоем?
«Петр, ты неадекватен».
Кажется, постижение сказалось на куалькуа не лучшим образом. Он принялся контролировать мои мысли.
— Уймись.
№Петр, ты забываешь, зачем ты в этом мире№.
— Куалькуа, ты боишься, что я плюну на все и останусь здесь жить?
Симбионт молчал.
— Не бойся, — глядя в окно, сказал я. Ночной ветерок трепал край прозрачной как тюль занавески. — Не останусь. Я помню, кто я. Я помню Землю.
«Земля — прекрасная планета», — вдруг изрек куалькуа. — «Она имеет массу мест, не уступающих по красоте и удобству проживания данному миру».
Я засмеялся.
— Путеводитель фигов… Брось. Я не останусь здесь. Кэлос, наверное, заслужил эти леса, красавицу-жену, путешествия с сыном, уютный дом. А я — нет. Мне тут хорошо… очень хорошо. Но это словно заглядываешь в будущее — и думаешь: здорово будет сидеть у камина и греть старые кости… А у них и старости-то нет, куалькуа.
«Петр, ты недооцениваешь серьезность ситуации».
— О чем ты?
«Вспомни первое вхождение во Врата».
— Ну?
«Ты был на взводе. Переполнен агрессией и жаждой действия. Ты ее получил».
— Брось… — я уткнулся лицом в подушку. — Не хотел я жечь чужие истребители и драться с метаморфами…
Оказывается, куалькуа умеет молчать укоризненно…
— Мне так кажется, — добавил я.
«Вспомни второе прохождение Врат».
— Вот чего не помню… Я умирал, куалькуа. Просто умирал. Я теперь знаю, как это бывает…
«Петр, ты вторично попал в мир, который отвечает твоим желаниям. Тебе хотелось покоя. Никаких врагов. Никаких схваток. Чья-то забота, чья-то жизнь, которой можно тихонько позавидовать. Передышка. Тебе ее дали».
Сон мгновенно слетел. Я лежал, пытаясь вспомнить то, что никак не хотело вспоминаться. О чем я думал, умирая? Да ни о чем… тоска и боль, да отчаянная бравада — победил…
— Меня ведут, куалькуа? Подсовывают миры-обманки?
Симбионт молчал.
— Да говори же! Ты ведь все-таки куда умнее меня! Эй, сверхразум! Это тебе не Сильным расам прислуживать!
«Надеюсь. Надеюсь, что тебя изучают».
— Так, прекрасно. Альтернатива?
«Тебе служат. Подчиняются».
— Боишься, что моя раса — потенциальные хозяева? — прошептал я. — Куалькуа… а ты глуп. Тебе самому — интересно происходящее?
«Меня радует любая информация. Меня тревожит то, что я не контролирую ситуацию».
— А может быть, тебе этого хотелось? — мстительно спросил я. — Ты сотни лет был сторонним наблюдателем. Тут тебя водят за нос. Может быть, это приятно тебе?
