любому, кто увидит лишнее. А меня ждет выговор.
Не тут-то было. Он вдруг исчез на две-три секунды и, появившись вновь, заговорил так:
– Не совладал с искушением? Как ни странно, твоя несдержанность в данном случае вполне уместна. Я и сам иногда показываю людям странное – не каждому, естественно, и не слишком часто. «Мера важнее всего» – кто это сказал?
– Клеобул Линдский, – машинально пробормотал я, внезапно осознав, что еще секунду назад не имел о Клеобуле ни малейшего понятия.
– Точно. Толковый был грек. Но удивить переселенцев – это святое. Им в новых колониях много чему придется дивиться, так пусть привыкают. Может, кому-нибудь из них эта привычка спасет жизнь…
– Что ты показал и кому? – перебил я.
– Бегемота, как и пожелал тот переселенец. Только не ему, а левому борту нижнего яруса. Хотел было русалку, но решил, что бегемот ничуть не хуже.
– Странная забота о каждой человеческой единице, – не удержался я от иронии. – А кто-то говорил мне, что…
– Это переселенцы, – напомнил Эрлик. – Особый случай. Конкретно эти направляются на Прокну, знаешь о ней?
– Сам там не был, но…
– Одна из первых галактических колоний. Приличная планета у приличной звезды. Один материк, разделенный пополам поясом гор, – результат столкновения двух континентальных плит. Северная часть – сухие холодные степи, южная половина – влажные тропики. Интересные формы жизни на юге. Богатые руды на юге и севере, экспорт редких металлов. Север принадлежит евразийцам, юг – латиносам и африканцам. Фактически можно говорить не об одной, а о двух колониях. Между собой они еще не передрались, но когда-нибудь сцепятся обязательно. За ресурсы, за обладание всей планетой. Земное правительство не сможет вечно контролировать расползающееся по Галактике человечество.
– Ну и что? – Мне и без Эрлика были известны основные сведения о Прокне. Рай для геолога, между прочим.
– А то, что на Прокне я начал свой первый эксперимент над людьми, – пояснил Эрлик. – Увы, он окончился неудачей. Я, видишь ли, попытался в корне изменить психологию человеческого существа: убрать агрессивность, добавить доброты к ближнему и так далее. Получилась одна гадость, даже вспоминать не хочется… Видишь ли, мне пришлось вмешаться в анатомию и физиологию группы подопытных, и я прогадал. Уничтожив агрессивность и подлость, я ненамеренно уничтожил честолюбие, а также и пытливость ума. Среди подопытных не стало ни природных вожаков, ни хитрых интриганов, ни особей, стремящихся к чему-то большему, чем уже существующее. Уже во втором поколении они выродились, их колония распалась, они разбрелись по предгорьям… живут там скорее как животные, чем как люди, кормятся собирательством. Колонисты прозвали их убегунами: увидят людей – убегают… Правильно делают: в них порой стреляют. Просто так, для забавы.
Вон оно как… Про убегунов Прокны слыхал и я: мол, спонтанный генетический сбой, приведший к наследуемому физическому уродству и наследуемой же деменции. Кажется, наиболее вероятной гипотезой признавалась вирусная, да только коварного местного вируса до сих пор никто не обнаружил. А на самом-то деле, оказывается, эксперимент…
– Насколько я понял, те твои подопытные не были добровольцами? – зачем-то спросил я, зная ответ.
– Не были, – сухо подтвердил Эрлик.
– А знаешь, ты преступник, – сказал я задумчиво.
– Знаю.
Мы надолго замолчали. Ноль-девятнадцатый мало-помалу уходил от нас в сторону, следуя по стандартной траектории с выходом на окололунную орбиту, мы же мчались к Луне кратчайшим путем. Ее диск уже перерос земной и приближался.
Он же фактически убил их, размышлял я, – тех переселенцев, из которых своей волей сформировал группу подопытных. Они, наверное, и не поняли, что с ними происходит, а он незаметно кромсал их и перекраивал… главное, из наилучших побуждений! Из светлой мечты сделать из человечества что-то более приличное, чем уже есть!
Не знаю, как сильно он переживал, – но пережил. Неудачный эксперимент – ну что ж, бывает. Досадно, зато поучительно. Какой экспериментатор обходится без неудач? Учтем ошибки, поставим другой эксперимент, третий…
Во имя чего – понятно. Насчет издержек – тоже незачем допытываться. Эрлик скажет: иначе никак, и не только пациенту больно, когда его режут по живому, а что прикажете делать? Самоустраниться, отринуть всяческую возню и наблюдать собственный пуп?
Теперь мне стало ясно: он убивал и на Земле. Именно поэтому человечество пока что относительно едино и до сих пор не загубило свою материнскую планету. Только по этой причине мы сравнительно благополучны и даже начинаем вторую волну экспансии в Галактику. Потому что Эрлик, как старательный хирург, бесстрастно и методично отсекал то, что мешало. Движущие силы истории – это ведь не только тенденции и не только народные массы, это еще и отдельные люди. Вычислить среди них наиболее вредоносных и в нужный момент одному устроить обширный инсульт, другого втолкнуть в транспортную катастрофу, третьему попросту остановить сердце…
Вот его работа. Вот чем он предлагает мне заняться.
Принять предложение означает стать убийцей, как он. Уж точно уголовником в глазах морали и закона, на что полубогу по идее наплевать, – ну а в своих глазах? Мальчики кровавые не станут ли сниться?
Отказаться – тоже стать преступником, даже намного худшим, и тут уже ни мораль, ни закон не возразят, – плюнь на свою цивилизацию, на свой биологический вид, устранись, созерцай свой пуп. И твое бездействие наверняка приведет к последствиям стократ худшим. Не убивай никого и не калечь, умой руки, предоставь убивать другим…
Людям – людей? Человечеству – планету?
А может, так и надо? Ведь нет тут ничего нового: давно известно, что наша цивилизация не может без насилия. Такими уж мы уродились. Да, сейчас на Земле всеобщий мир и относительное спокойствие, какого у нас не было уж не знаю сколько тысячелетий, но кому мы обязаны этакой благодатью? С большим удовлетворением мы думаем, что сами себе. Ан нет – вот этому… душегубу и вербовщику в душегубы!
Не могу, подумал я. Не по мне ноша. Хочу и не хочу одновременно, вот в чем вся пакость. И выход тут только один: осознать, что не могу я этого, а хочу или не хочу – вопрос десятый. Мало ли чего я хочу или не хочу… Не могу – и точка.
Облегчение пополам с сожалением – от такой гремучей смеси впору разорваться!
Откажусь, решил я. Может, изведу себя мыслями о том, какой я остолоп, начну пить, стану алкоголиком, а то и наркоманом, испорчу жизнь себе и отравлю ее окружающим – но откажусь наотрез. Вот так-то.
Впрочем, есть еще время подумать. Луна все ближе, и времени остается все меньше, но оно еще есть…
– Внимание! – крикнул вдруг Эрлик, и я
