даже не успел удивиться тому, что он, кажется, испугался.
В одно мгновение пространство вокруг нас изменило свойства. Только что я парил легче птицы в относительном вакууме – теперь вакуум сгустился и, сохранив прозрачность, стал вязким, как масло. Частицы высоких энергий, пришедшие от далеких сверхновых, чертили в нем треки, как в камере Вильсона. Их было немного – по счастью, сверхновые в ближайших галактиках вспыхивают не каждый день, – и вовсе не из-за них я перестал видеть Эрлика. Слышать тоже перестал и даже не удивился тому факту, что достаточно плотная среда наотрез отказывается проводить звуки. Но я чувствовал: Эрлик где-то рядом, и ему не до меня. Вязкая среда колыхалась, как будто неподалеку кто-то беспрестанно ворочался и вертелся в ней, – да так, наверное, и было. Кто-то – Эрлик, конечно, кому же еще! – боролся с кем-то или чем-то, и борьба поглощала все его силы.
Да что вообще происходит?!
Я почти запаниковал. Куда я вляпался, что означает этот кисель? Я не мог в нем дышать, однако и не задыхался. Уже неплохо. Но кому по душе неприятные сюрпризы?
И что с Эрликом?..
Дело, как видно, серьезное. Кто-то напал на него. Или что-то напало. Он цел, и он дерется. И мне надо драться.
Знаю по себе: если я паникую, то паника длится недолго и всегда кончается злостью. Так вышло и теперь. Кажется, я оскалил зубы, как пес, которого пнули ни за что ни про что. Возможно, даже зарычал, не помню. Потом попробовал грести в ту сторону, откуда шли ко мне по киселю хаотичные волны плотности. Получилось не очень. Среда не располагала к плаванию брассом.
Да что же это я! Точнее, не «что», а «кто». Хомо супер я вам или обычный человек? Двуногая букашка, не принимаемая во внимание?
Теперь я разозлился по-настоящему. Что делать, если я только и могу, что неуклюже барахтаться в киселе? Да и не очень-то в нем побарахтаешься – вязкий, сволочь! Изменить свойства среды вокруг себя?
Я попробовал. Без толку. Кисель остался таким, как был.
Изменить себя?
Не уверен, что законы логики родили эту мысль, – пожалуй, она вскочила мне в голову малой искоркой, но не успела оформиться и стать осознанной. Я так и не понял, какая часть моей нервной системы (или что у меня теперь?) отвечала за действия, зато сами действия не заставили себя ждать. Мое тело исчезло, я стал сгустком неведомо чего, то ли каких-то неведомых силовых полей, то ли все-таки барионов, и одновременно со вспышкой бурной радости обнаружил: кое-что могу!
Кисель уже не мешал мне. Я по-прежнему находился в какой-то среде, но теперь она затрудняла мои движения не сильнее, чем земной воздух, и я видел Эрлика. Он был бесформен и мал, может, чуть крупнее меня самого, и сражался с огромным бесформенным «существом»: наскакивал на него, как резвый козленок на матерого быка, бодал и отскакивал. Удары не причиняли особого вреда «существу», но определенно не нравились ему, оно вытягивало ложноножки, пытаясь схватить и сожрать мелкого нахала, да куда там – Эрлик был проворнее. Молодец, знай наших, пришлая тварь! Погоди немного, сейчас получишь и от меня…
Почему я решил, что малый сгусток – Эрлик, а большой – враг? Не имею ни малейшего понятия. Да тут и решать было нечего – я знал, кто есть кто, а если знаешь и не сомневаешься, то к чему вопросы?
Собравшись в подобие шара, я разогнался, боднул супостата в мягкий бок и тотчас отскочил. Ложноножки метнулись в мою сторону, не достали, однако я понял, что в следующий раз нападать надо энергичнее, а удирать шустрее. Попробую…
Бах! Никакого звука удара, конечно, не последовало, словно я бил кулаком в подушку. Ударил, отскочил. Принял теплую волну, исходящую от Эрлика, и разобрал в ней изображение поднятого вверх большого пальца. Мой гуру пытался подбодрить меня.
Очень надо! Без его похвалы я обойдусь так же легко, как и без менторских наставлений. Меня ждет Лунная база и «Неустрашимый», ждут мои товарищи, моя работа, новые экспедиции… служба безопасности тоже ждет, только вряд ли что-то ей обломится, если Эрлик выполнит свое обещание хорошенько подчистить за мной, неряхой. В самом худшем случае у меня в перспективе не очень-то долгая и веселая жизнь тихого алкоголика в какой-нибудь богом забытой дыре на Земле. Ну и пусть. Как решил, так и сделаю, перерешать не стану…
В той новой реальности, куда меня занесло по моему же приказу, рейсовик с бортовым номером 019 оказался неподалеку и размерами не превосходил муху – ленивую, сонную муху! Он полз еле-еле. Бьюсь об заклад, ни экипаж, ни локаторы не зафиксировали никаких странностей в ближнем космосе. Ни метеоритов крупнее горошины в радиусе ста тысяч километров, ни космического мусора в пределах трассы, ни опасного сближения с другим рейсовиком, ни даже вспышки на Солнце. Заурядный скучный рейс, рутина.
Дорого бы я дал, чтобы ноль-девятнадцатый оказался сейчас вне досягаемости чужих псевдоподий!
Как бы не так: будто уловив мои мысли (очень возможно, что так и было), амебоподобный монстр вытянулся в веретено и чуть ли не выстрелил ложноножкой в сторону ноль-девятнадцатого. Я рванулся наперерез.
Не надо было поддаваться эмоциям, ох не надо! То, за что мы дрались, стоило, наверное, сотен таких рейсовиков и тысяч любопытных мальчишек, прилипших носами к иллюминаторам, а я, дурак, взял да и заслонил собой рейсовик от псевдоподии…
Она коснулась меня, и я наивно вообразил, что буду отброшен, но вместо этого прилип. Помню ошеломляющую вспышку адской боли, как будто меня голого сунули в костер, – и больше ничего.
* * *
Запахи… Пахло морем.
Галлюцинирую?
Почему бы нет. Бывают, наверное, обонятельные галлюцинации.
Но тогда одновременно и слуховые! Я слышал, как волны накатывают на берег, шевелят гальку на пляже, шуршат и шипят. Невысокие волны, не штормовые, побарахтаться в них одно удовольствие.
Под спиной оказалось что-то твердое, теплое, бугристое и не шибко удобное. Ага, галька… Пляж… Бывают ли осязательные галлюцинации?
«Сейчас проверю насчет зрительных, эти-то уж точно бывают», – подумал я и открыл глаза.
Действительно – пляж. Море. Солнце. Запах соли и водорослей… но какой-то не такой. Однако знакомый. И дышится как-то не так.
Где это я?
Земля?
Нет. Не те ощущения.
Поднял голову, огляделся. Да, пляж. Пустынный. Слева море гонит мелкую волну, справа торчат красноватые утесы, косо освещенные клонящимся к закату солнцем. Теплый ласковый ветерок. Вокруг – никого.
Сел и вновь завертел головой – та же картина.
