Троица вышла из магазинчика. Бывший шериф посмотрел на большие часы на руке и с огорчением заметил:
– О, у меня скоро важная встреча. Но я успею довести вас до пятого тупика.
Чем глубже в Чайна-таун, тем дома становились все более обшарпанными, а люди более оборванными, запущенными и немытыми. На веревках сушились простыни. Играли полуголые карапузы. Китайцы сидели на ящиках, ступенях, тротуарах или просто на корточках, лениво курили кальяны и вели свои китайские разговоры.
Пятый тупик был самый замусоренный и самый тупиковый из всех здешних тупиков. Длинный, красного кирпича дом был нежилой. На ступенях другого дома сидели китайские женщины с остекленевшими взорами, затуманенными дымами опиума.
– Вот, – бывший шериф показал на покосившийся двухэтажный дом, он был якобы жилым. – В подвале.
– Спасибо, – сказал Степан искренне.
– Не за что, сынок. Честный американец обязан помочь честному американцу, – шериф потряс руки друзьям, и, поправив стволом револьвера сорок пятого калибра шляпу, пошел прочь.
Лаврушин подошел к подъезду и толкнул дверь.
В подъезде горели лампы дневного света. Внутри дом был чистенький, недавно выкрашенный, с мраморными ступенями, ведущими вниз – в тот самый подвал.
Друзья спустились и остановились перед тяжелыми дверьми. Лаврушин нерешительно протянул руку, а потом дернул два раза за шелковый шнурок звонка с пушистым шариком на конце. За дверьми что-то звякнуло. Из-за них что-то спросили по-китайски.
– Нам нужен Большой Японец, – крикнул Лаврушин.
Дверь отворилась. На пороге возник громила двухметрового роста и килограммов ста пятидесяти весом. Он чем-то напомнил телохранителей «Звездоликого», лицо его было зверским, недружелюбным. Разорвать незванных гостей он мог не хуже Кин-Конга.
– Зачем нужен Большой Японец? – тонким голосом спросил он.
– Это вы? – спросил нерешительно Лаврушин.
– Нет. Большой Японец – не я. Я не достоин быть Большим Японцем.
– Нас послал к нему человек в синем плаще, – произнес Лаврушин, понимая, насколько дурацки звучат эти слова. Ему вдруг стало по-настоящему жутко. Он вдруг ясно понял, в каком положении они находятся – в наполненном кошмарами городе, в черте каком измерении, в темном, переполненном бандитами, маньяками, духами предков районе, где человеческая жизнь стоит не так уж много, а жизнь двух белых пришельцев не стоит ничего.
Но неожиданно его слова подействовали. Гигант отступил и сделал приглашающий жест:
– Я буду счастлив, если белые люди разделят наше одиночество.
Внутри просторный подвал напоминал антикварную лавку. В ней тускло горели разноцветные старинные фонарики, резная громоздкая мебель заполняла все пространство и была расставлена хаотично, из угла глядели чучела разных животных, притом некоторые из них были не напоминали никакое земное зверье. В углу в саркофаге устроилась забинтованная мумия, напоминающая жертву авиационной катастрофы в хирургическом отделении. В центре комнаты была мозаикой выложена пентаграмма с магическими символами.
– Большой Японец ушел, – сообщил гигант. – Большой Японец знает о вас. Большой Японец передал, чтобы вы искали его в других измерениях.
– В каких измерениях? – удивился Лаврушин.
– В других. Вы узнаете. Вы нужны большому Японцу. Большой Японец нужен вам. Вы встретитесь.
– Если живы останемся.
– Вам нужна помощь?
– Нужна. Как попасть в то измерение?
– У вас есть «пианино». У вас есть разум. У вас есть чувство. Больше не нужно ничего. Больше не знаю. Больше не ведаю. Все сказал. Все сделал. До свидания, – хозяин показал на двери.
– До свидания.
Вскоре друзья снова стояли в пятом тупике. Все было плохо. Помощи они не дождались. Советам гиганта была грош цена. К «пианино», которое лежало в нагрудном кармане куртки, Лаврушин боялся притронуться после того, как оно едва не угробило их. Что дальше? Ждать, пока затопчет Годзилла, сожрут крысы-мутанты или начнется извержение вулкана? Слишком горячее место этот Караван-сити. А есть ли здесь места спокойнее? Очень сомнительно.
– Куда теперь? – спросил Лаврушин.
– В отель. Главное, выбраться из этой дыры.
Но выбраться отсюда было не так просто. Сперва они заблудились, а все встречные отказывались говорить по-английски, немецки и русски. А потом…
Переулок был пустынный и короткий. Местных китайцев, нюхом чуявших опасность, моментом как ветром сдуло. Лаврушин остановился, не веря своим глазам, и мечтая, чтобы глаза его ошибались, чтобы на самом деле все было не так, как видится. Но все было именно так. Впереди выход из переулка преградил длинный черный лимузин.
Друзья обернулись.
С другой стороны, сложив руки на груди, стоял высокий человек в черном плаще. Сегодня на нем были черные очки. И у его ног злобно скалился огромный пес…
* * *
Степан огляделся, присматривая вокруг какой-нибудь увесистый предмет, пригодный для самообороны. Но это было ребячеством, попыткой самообмана. А правда была одна – есть дичь и есть преследователи. Дичь настигнута. И какой волк даст ей шанс выжить?
Дверь лимузина сама распахнулась – неторопливо, будто испытывая нервы жертв.
Что ожидали увидеть друзья? Кого?
Зацокали когти по асфальту. Из машины один за другим выпрыгивали псы. Их было пятеро – братьев того, который жался к ногам человека в черном плаще. Они были чуть меньше его, но все равно – неестественно огромные. Они несли с собой потустороннюю угрозу.
– Что вам надо? – крикнул Лаврушин.
Незнакомец стоял, как изваяние, и смотрел на них.
– Э, уважаемые, пропустите, – встрял Степан. – Мы не сделали вам ничего плохого.
Реплика осталась без ответа.
– Забирайте деньги, – Степан бросил на пол кожаную сумку с долларами, которую, не доверяя сейфу отеля, прихватил с собой.
Человек снял очки.
Глаза его сверкнули, как сверкают во тьме глаза кошки, на которые упал свет автомобильных фар.
Это был не человек.
Это было нечто похожее на человека. Но куда хуже, чем любой из людского рода-племени.
Он выкрикнул какое-то незнакомое слово на незнакомом языке. Оно было каркающим и угрожающим. Громкий и шуршащий голос звучал, как испорченная телефонная трубка.
Повинуясь приказу, собаки сорвались с места.
Они мчались огромными прыжками, беззвучно. Они были не от поднебесного мира. Они пришли с Той Стороны, где живут страхи, где тешится своими темными делами сама ТЬМА.
– Господи, – Лаврушин зажмурился. Еще пара секунд – и на его шее сомкнутся страшные челюсти.
Рука его инстинктивно ухватила «пианино».
Он нажал на клавишу. Вырвался тонкий звук. Нажал еще на две клавиши, извлек из «пианино» варварский скрежещущий аккорд.
