Однако человек предполагает, а боги располагают, и на четвертый день после приземления, ближе к вечеру, командир эскадры «Арго» объявил экстренный сбор на борту «Вандала». Снова у меня екнуло сердце, верный признак проблем, но я постарался сохранить безмятежность, и прибыл на вызов. Во мне теплилась надежда, что я зря себя накручиваю. Однако предчувствия меня не обманули. Гамильтон сообщил последние известия из империи, и все мы, участники этого совета, притихли и задумались.
Ладно я, мне что НРИ, что СКМ. По большому счету, без разницы, ибо все мое находится при мне: любимая девушка, корабль и деньги; так что не пропаду. А вот для коренных имперцев родина это конкретные символы и планеты, за которые они готовы воевать и умирать. Они патриоты — это неоспоримый факт, и появление флота неоварваров, которые решили захватить и разграбить Яргу, пробудило в беглецах желание, невзирая на ссору с Харфагерами, немедленно бросить все и вернуться в империю. Но у нас на руках был Серый Лев и это их останавливало. Хотя сдержаться моим подельникам было трудно, и это понятно.
Например, Васильев-младший. Майор понимал, что его отец первым примет на себя удар врага и не отступит. И каково ему сидеть в безопасном месте, когда родной батя, герой империи и пример для подражания, погибает, а судьба родственников неизвестна? У Ракитина и Маноцкого на Ярге тоже близкие и дорогие люди. У моего дяди Алекса Кроуфорда родной брат и клан. У Гамильтона друзья, поместья и компании, в которые он вложил немало сил и средств. Поэтому все они, узнав о грядущем вторжении и временной присяге, которую принесли Харфагерам ветераны «старой гвардии», наверняка, подумали, что поторопились с бегством. И это хорошо еще, что офицеры и рядовые из корабельных экипажей про это ничего не знали, а то и до бунта недалеко. Однако вслух про возможный мятеж личного состава никто не сказал. Имперские авторитеты хранили тишину и размышляли, а я вспоминал своих сестер по отцу, с которыми так и не успел сблизиться, надеялся, что они успеют эвакуироваться из зоны боевых действий и ждал, что скажет Гамильтон. В тот момент мне казалось, что старый волчара уже все обдумал, и он предложит план, как всем нам следует поступать в свете вновь открывшихся обстоятельств. Но Гамильтон ничего конкретного не предложил. Он помялся, произнес несколько дежурных фраз, суть которых сводилась к тому, что утро вечера мудренее, а завтра соберемся еще раз и поговорим; и мы разошлись.
Я вернулся на фрегат. На всякий случай приказал Дымову усилить караулы, поужинал с Барбарой, которая заметила, что я немного не в себе, а затем отправил подругу к родителям и заперся в каюте. Мне хотелось побыть в одиночестве и еще раз все хорошенько обдумать. Да видно не судьба побыть одному. Ко мне в гости заглянул Васильев, и я его впустил.
Соратник, учитель, наставник и охранник — все в одном лице, прошел в каюту, присел за небольшой столик, на котором стояла бутылка с вином (изначально я готовился к романтическому ужину с невестой), и выдохнул:
— Тор, мы должны действовать.
— О чем ты? — я сделал вид, что не понимаю его.
— Империя в опасности, враги слишком сильны и мы не можем оставаться в стороне от этой войны…
— Стоп! — моя ладонь приподнялась, и когда гвардеец замолчал, я присел напротив Васильева и спросил: — Что именно ты предлагаешь?
— Не знаю, — майор рассеянно пожал плечами. — Но у нас четыре боевых корабля, которые могут пригодиться на Ярге.
— А как же император?
— А что ему? Он лечится и придет в себя не раньше, чем через три недели, а потом еще неизвестно сколько времени будет восстанавливаться. Поэтому можно оставить Серого Льва на планете, а самим вернуться обратно. Мы обязаны…
— Стоп! — снова я его оборвал: — Во-первых, мой друг, лично я, Тор Строгов, никому и ничем не обязан. Потому что все, что я сейчас имею, не получено в подарок за красивые глаза и по праву рождения, а заработано потом и кровью. Во-вторых, наши четыре кораблика погоду возле Ярги не сделают, слишком нас мало. В-третьих, если мы вернемся, то Харфагеры прихлопнут нас, постараются захватить, и распотрошат, а затем, несмотря на свое тяжелое положение и войну, вышлют к этой планете, которая нас приютила, карателей. А они, господин гвардии майор, чикаться не станут и вырежут здесь всех. И что, ты хочешь смерти государя, которому давал клятву на верность?
— Нет, — майор осунулся и поник.
— Правильно. А есть еще некоторые моменты, которые ты, по своей запальчивости, не учитываешь. Мне принадлежат только два корабля в эскадре, а остальные подчиняются Гамильтону, который тоже не знает, что делать, но в империю не помчится. Я в курсе того, что ты, Саныч, исконный имперец, которого воспитала система. Но рисковать жизнью, кораблем и своим будущим из-за твоих рефлексий я не стану. Нельзя лезть в пасть льва наобум, не имея четкого представления, что происходит на Ярге и какие там расклады. Запомни это, обдумай и принеси мне четкую схему, при которой наши шансы на выживание в этом конфликте будут больше, чем ноль целых хрен десятых процента. Вот тогда и поговорим. А если такой схемы нет, то сиди на попе ровно, не отсвечивай и жди когда император придет в себя. Ты меня услышал?
— Да, — Васильев качнул головой.
— Вот и хорошо, — я хлопнул майора по плечу. — Не раскисай и соберись, ведь ты ветеран, а не сопливый новобранец. С твоими родственниками все будет в порядке, в этом я уверен. Они не простолюдины и время на эвакуацию у них имеется. А Ярга и без нас, думаю, выстоит. Мы, конечно, не знаем чем располагает противник, но на столичной планете сил хватает и оборона там крепкая. Ступай. Отдохни. Выспись. Подумай. А утром, перед советом, снова встретимся.
Было, недовольный мной и моим решением майор поднялся, но неожиданно поступил доклад с внешнего поста. Меня хотел срочно увидеть еще один участник проекта «Спасти императора», Алекс Кроуфорд собственной персоной, и я приказал пропустить родственника, а Васильеву велел остаться.
Дядя появился через минуту. Он оглядел каюту, кивнул Васильеву и мне, а затем прошел к столику, молча налил большой бокал вина и одним махом его опустошил. Я родственника не торопил и Кроуфорд, усмехнувшись, спросил:
— Думаете, что дальше делать, господа?
— Ага, думаем, — согласился я.
— И как успехи? К чему пришли?
— Ни к чему. Мы не в состоянии ничего изменить и потому будем ждать выздоровления нашего больного.
Алекс налил себе еще один бокал вина и сказал:
— Ты не прав, Тор. Нельзя сидеть на месте…
— Вот-вот, — Васильев вскочил на ноги, — и я ему тоже самое пытаюсь донести, а он ни в какую. Уперся и говорит, что нельзя вмешиваться в войну.
