Кроме того, я с трудом представлял себе, как будут выглядеть наши с Иссой матримонии.
Мы по каким обычаям расписываться будем – по нашим или по клонским?
Едва ли Исса будет настаивать на том, чтобы я пил шампанское из ее высокого шнурованного ботинка (а другой обувью младшие офицеры клонов не снабжаются). И это хорошо.
С другой стороны, мало ли какие у Иссы представления о том, как следует выглядеть свадьбе преданной дочери своей Родины?
Может быть, меня подстерегает кое-что похуже пупса и двух обручальных колечек? Мало ли чего от ее Родины можно ожидать…
К счастью, до предполагаемой свадьбы времени оставался вагон. И все эти вопросы можно было со спокойной совестью похерить.
А вот знакомство с родителями Иссы, по-видимому, похерить никак не получится.
«Они обязательно должны благословить нас», – лепетала Исса.
В ее голосе звучала такая убежденность, что я понял: торжественного обеда в обществе бывшего водителя ассенизационного трактора и перлюстраторши переписки чокнувшихся шпионов мне не избежать.
Эх, ешьте меня мухи с комарами!
* * *
Хотите верьте, хотите нет, но Хосров меня ошеломил.
Такого на Земле мне видеть не доводилось.
Какого именно – такого? Требуются пояснения.
Начнем с того, что в Хосрове было нечеловечески чисто. Первозданно чисто. Тротуары, скамейки и даже кусты – все это сияло так, как, наверное, наша Земля в первые дни Творения.
И чистота эта казалась совершенно естественной. Я бы даже сказал, единственно возможной.
Нет, поймите меня правильно: в Москве тоже убирают. И блевотиной дорожки в парках заляпаны разве только в дни государственных праздников.
В нашей столице возле урны иногда можно заметить недолетевший до цели окурочек.
В нашей столице все еще не перевелась у некоторых несознательных товарищей привычка прилеплять надоевшую жевательную резинку к первому попавшемуся на пути фонарному столбу или к подлокотнику пластикового кресла в летнем кафе. А у жителей Хосрова такой привычки, кажется, сроду не было (как, правда, и летних кафе).
В нашей столице, бывает, уронит кто-нибудь пакет с чипсами или жестянку из-под ситро, и пойдет себе дальше. Авось робот-уборщик подберет. А у них пакеты с чипсами, по всему видно, ронять запрещено.
И даже собаки у них в Хосрове на клумбах не гадят.
Наверное, уголовной ответственностью запуганы.
Мне ужасно хотелось понять, на чем держится несусветная чистота столицы Клона, которая, как известно, расположена посреди Большой Степи.
Вот я и высматривал роботов-уборщиков – ведь где степь, там и пыль? Но никакой пыли не видно! Куда же она девается? Может, у них роботы усовершенствованной конструкции и в этом все дело?
Высматривал-высматривал… Высматривал-высматривал…
Пока начитанный Коля не объяснил мне, что роботы-уборщики в столице Конкордии практически не используются.
– Тут у них люди убирают. Они ужасно гордятся, что в Хосрове самое большое число «материализаторов» на душу населения.
– Кого-кого?
– Материализаторов, – повторил Коля.
– А что они материализуют, ты, случайно, не знаешь?
– Раньше не знал. Теперь, – Коля победоносно потряс «Свиданием с Конкордией», – знаю. Они материализуют Абсолютную Чистоту. Я не шучу.
– Во как! – удивился я. – Материализуют чистоту…
– И это не считая добровольных контролеров!
– Контролеров?
– Да. Они контролируют работу материализаторов, а заодно подбирают и дочищают недоубранное. У них даже есть Лига Антигрязь! Туда все желающие записываются. И потом на досуге обертки из-под мороженого из клумб выковыривают. И соревнование соответствующее есть: кто больше мусора невзначай подберет, кто больше пыльных поверхностей протрет по дороге с работы…
– А смысл? – спросил я.
– Очень даже большой. Для них по крайней мере. Грязь – она у них не просто грязь. А самый настоящий враг. В смысле метафизическом.
– Каком-каком?
– Метафизическом. Ну как тебе объяснить? Грязь у них – это как в нашей Православной церкви – Сатана.
– Ого!
– И даже хуже, – строго сказал Коля. – А потому все, кто с грязью борется, вроде как духовно растут. Видишь вон ту тетку в светло-голубом комбинезоне?
– В косынке? – уточнил я.
– В косынке.
– Вижу.
– Минуту назад она подняла окурок, который Переверзев поленился донести вон до той урны…
– То-то я думаю: чего это у нее физиономия такая довольная!
Спустя час я смог воочию убедиться в том, что Коля не соврал мне насчет «материализаторов».
Ровно в полдень по местному времени на улицах показались расписанные лозунгами машины с открытыми кузовами.
Из них высыпали клоны, мужчины и женщины. Судя по эталонному физическому сложению и не обремененным интеллектом глазам, все сплошь демы. Разбившись на группы, они начали дружно драить швабрами тротуары, мыть листья на кустах (поштучно!) при помощи больших розовых мочалок, выворачивать в кульки содержимое урн и слизывать тряпками пыль с канализационных люков.
При этом их лица сияли просто-таки неземным блаженством!
В последний раз я видел такую одухотворенность в Мурманске, в церкви святого Андрея Рублева во время пасхальной службы.
Я глазел на это зрелище добрых пять минут. Пытался понять, как можно балдеть от такой работы. Пытался прочувствовать.
Но куда мне!
Когда «Дзуйхо» приземлился в военном секторе космопорта имени Труда (в обиходе: Хосров-2), на часах было девять утра по стандартному времени. До встречи с Иссой, которой удалось выцыганить трехдневное увольнение с родного линкора «Видевдат», оставалось без малого девяносто шесть часов. То есть четверо суток.
Этот факт можно подавать по-разному. Например, восторженно воскликнуть: «Всего четверо суток!»
А можно и простонать: «Целых четверо суток!»
В силу, видимо, врожденного пессимизма, я был склонен ко второму варианту.
Нет, это было подлинное безумие.
Чем меньше времени оставалось до прибытия лайнера «Кандарес» (который должен был привезти ко мне мою любимую из такой звездной глуши, что ее даже на небе не увидишь – пылегазовые туманности мешают), тем больше я скучал по Иссе. Тем больше о ней думал. Словно бы какая-то пружина в моей душе распрямилась одним махом и не желала сжиматься обратно, повинуясь требованиям устава и здравого смысла.
Неудивительно, что, разгуливая по клонской столице, я поминутно глядел на часы. И считал про себя: девяносто три часа, девяносто два часа, девяносто один час сорок пять минут…
– Что это ты там считаешь? Курсы валют? – поинтересовался Коля, когда я в очередной раз погрузился в свои расчеты.
