– Мне знакомо это состояние. Даже слишком хорошо знакомо, – кивнул Эстерсон. – Из-за него я ни разу не поздравил сына с днем рождения.
– Их я тоже отговаривала как могла – сама не зная зачем. Это теперь мне кажется, что у меня включилась интуиция. А тогда я просто напоминала им, что в консульстве работают одни зануды – администраторы с подмоченной репутацией (иначе с чего бы их отправили на Фелицию?). Говорила, что там тоска и скукота – сначала все напиваются, а потом лупят из карабинов по гирляндам надувных шаров, трахаются в кладовках и ржут, как буйные психи… Наконец, я пугала их нелетной погодой: в тот вечер было получено штормовое предупреждение… Но им все было нипочем. После обеда они погрузились в наш вертолет, пожелали мне успехов на работе и улетели. А мы с Константином, которого свалил приступ астмы, вызванной цветением круша, остались двигать вперед науку. Больше я их не видела – ни Валаамского, ни Витусика, ни Гошу, ни Андрея…
– Авария?
– Видимо, да. Но установить ничего доподлинно нам так и не удалось. Обломков вертолета не нашли, и черного ящика – тоже… Так что могилки, которые можно наблюдать в садике за ангаром, – чисто символические. Там, под крестами, ничего нет, одна глина.
– Странное совпадение. Первое, что я сделал на Фелиции, была именно такая, бутафорская могилка. Я похоронил фрагмент синего свитера, принадлежавшего, предположительно, Станиславу Песу…
– Вам повезло. Мне не досталось даже фрагмента свитера.
– А потом, что было потом?
– Потом совсем скучно. Приезжала комиссия. Вынюхивала, высматривала, искала во всем скрытый смысл… Но какой скрытый смысл может быть в этой глупой аварии, когда даже открытого, так сказать, смысла там днем с огнем было не сыскать? Мало того, что из-за этого урагана я потеряла мужа и коллег, но он еще разрушил большую половину базы! Материальных убытков на семьсот сорок тысяч терро… Столько трудов насмарку! Константин, конечно, уехал вместе с комиссией – просто не выдержал. Даже свои туфли от «Гуччи» с собой не взял… В общем, это было крушение нашего проекта – его быстро закрыли, финансирование полностью прекратилось… И раньше-то было понятно, что без Валаамского нам не дадут и медного гроша.
– Но вы все-таки остались…
– А что мне было делать? Сначала, по правде говоря, я была просто убита горем. Мысль о том, чтобы уехать с Фелиции, казалась мне чистым кощунством. В глубине души я даже не верила, что все они погибли. «Мало ли как бывает? – говорила себе я. – Может, пропали без вести, совершили где-то аварийную посадку, бредут теперь через джунгли и вот-вот явятся, постучат в ворота… Может быть, хоть кто-то из них уцелел и его выхаживают сирхи?» Тем более мне часто снился Андрей… Я подружилась с сирхами, думала, может, они что-то знают? Но тщетно. Вот я и сидела тут, в этой гостиной, размышляла. О своей дурной карме в основном. Сначала астробиология сожрала мою мать, потом – мужа, что дальше? В общем, я начала думать о себе как о человеке, жизнь которого закончилась. А потом, поразмыслив, я вернулась к своим капюшонам. К Бяше… Он и его собратья – это единственное, что удержало меня на плаву в те дни. Не считая, конечно, надежды на Нобелевскую премию…
Без последней фразы Полина не была бы Полиной. Эстерсон послал ей воздушный поцелуй – она нравилась ему такой.
– Знаете, Полина, сидя в секретной лаборатории на Церере, я тоже думал о себе как о человеке, жизнь которого окончилась. Но сегодня я больше так не думаю…
– Сегодня я тоже так не думаю, – с нажимом на слове «сегодня» сказала Полина и многозначительно посмотрела на Эстерсона.
Больше они в тот вечер не разговаривали – так и допили свой остывший чай молча. Но и Полине, и Эстерсону было без слов понятно: у «Лазурного берега» еще долго будет двое обитателей.
Они будут ловить пирамидозуба. Раз в месяц к Полине будут прилетать за деликатесным мясом из Вайсберга. Эстерсон будет на это время прятаться, чтобы не попасться на глаза сотрудникам консульства.
На вырученные деньги они будут покупать кофе и шоколад, летние сандалии и лейкопластырь. А потом они будут молоть кофе, хрустеть шоколадом и налеплять на пальцы, стертые кожей сандалий, лейкопластырь. И – снова ставить ловушки на пирамидозуба. А еще они будут работать в саду и в огороде, дружить с капюшонами и учить друг друга языкам. Разве это не прекрасно?
– Спокойно ночи, Роланд, – тихо сказала Полина, притворяя дверь с свою комнату.
– Спокойной ночи, Полина.
Глава 15
До регистрации – ни-ни!
Декабрь, 2621 г.
Хосров
Планета Вэртрагна, система Зервана
– Ты прикинь, у них собака является юридическим лицом! – громогласно заявил Коля, на секунду оторвавшись от пухлой, щедро иллюстрированной книги «Свидание с Конкордией».
Сколько я его помню, он всегда что-нибудь читает. Даже переход по Х-матрице любви к чтению у Коли не отбил. Не исключаю, что он умеет читать под душем.
– Чего-чего лицом? – рассеянно переспросил я, приоткрывая один глаз.
– Юридическим лицом!
– Ну и фигли?
– Нет, ты вдумайся!
– Вдумался. Собака – друг человека. Почему бы ей не быть юридическим лицом? – бездумно пробормотал я.
– При чем тут друг человека? Это у нас собака друг человека. А у них – субъект права! Короче говоря, собак у них в Клоне судят, как у нас людей!
– И за что? За что их судят? За политическую близорукость? – предположил я, устраиваясь в кресле поудобнее.
Коля юмора не понял и снова уткнулся в «Свидание» – видимо, хотел найти ответ на мой вопрос.
– О! – Коля азартно щелкнул пальцами. – Собак судят за членовредительство по отношению к человеку и другим собакам, за воровство и за непочтительное отношение к святыням.
– И что?
– Представь себе, пописала собака на Священный Огонь. Так? Ну, поволокли ее в суд… Вынесли, значит, ей приговор… Допустим, пятьдесят ударов палкой. И порядок! Справедливость восторжествовала! А собака в следующий раз задумается, прежде чем ногу задирать, – объяснил Коля.
– Пятьдесят ударов палкой? – скривился я. – Ого!
– Ну, допустим, пятьдесят. Тут точно не написано сколько. Может, и не пятьдесят, а десять…
– Ну вот. А еще говорят: «Хорошо быть кисою, хорошо собакою – где хочу пописаю, где хочу покакаю», – сонно резюмировал я и спрятал в кулак зевок. – А что, если у них суды для собак есть, может, у них еще и адвокаты есть собачьи?
– Может, есть. А может, и нет. Не сказано. Зато сказано другое. Традиция судить собак идет из глубины веков, еще со времен земного зороастризма, где существовал культ этого животного. «Встаньки» вообще на традициях поведены. Предки считали собак равными человеку – и мы будем. Предки собак судили – и мы тоже. Так вот: сильно я сомневаюсь, что во времена зороастризма кто-нибудь в древней Персии знал слово «адвокат», – вздохнул Коля. – А вообще, книженция – супер! Я про клонов столько нового узнал!
