Так или иначе, его заметят. Пиетт, держа бластер наготове, отошел в дальний угол коридорчика, надеясь скрыться в конференц-зале.
«А если их несколько? Нет, это шаги одного человека... Хоть бы он шел в какую-нибудь другую каюту...»
Дверная панель милостиво приподнялась, впуская непрошеного гостя. В ту же секунду яркая зеленая вспышка заставила Пиетта зажмуриться.
Он подошел к оглушенному человеку, и осторожно перевернул его. Это был племянник Оззеля, полковник наземных войск.
«Нет, он не мертв... Идиот... Я же включил не только слежение за дверью кабинета, но и сигнализацию. Причем, не набрав кода, чтобы заблокировать дверь... Правильно, потому что я его не знаю... А консоль в коридоре показывает, что доступ открыт... Имперская техника – лучшая в Галактике. Что и требовалось доказать».
Пиетт вдруг заметил, что в нагрудном кармане Оззеля-младшего блестит какое-то устройство. Сияющий фиолетовый квадратик... Трудно сказать, что в нем было такого интересного. Офицер активировал холодиск, и в воздухе замерцали старокореллианские иероглифы.
«Аз-фентэ... Бред какой-то... Почему у меня всегда было так плохо с языками? Нет. Оз-Фенталь, кажется».
И что?
«Эта компания принадлежит клану Оззелей... Это та самая компания, о которой мы тогда на Чандрилле говорили с Додонной...»
На копирование содержимого холодиска ушло еще три минуты...
... А на следующий день разразился первый на новеньком флагмане скандал. Оззель раскричался, требуя отдать под трибунал всех своих несносных адъютантов, его племянник проклинал тупых, по его мнению, техников – кто еще виноват в том, что ни с того ни с сего сработала сигнализация? К счастью, скандал мгновенно утих, когда на капитанском мостике появился Дарт Вейдер и, тотчас выслав адмиральского племянника с корабля на какую-то дурацкую миссию, заставил самого Оззеля оправдываться в своей безалаберности. Раз имеешь важные документы – изволь и головой думать. Удивительно, но Вейдер фактически приказал забыть о случившемся, не в пример его обычной тактике выяснения виновных. Интересно, почему? Ситх, вероятно, не хотел, чтобы об этой глупой истории пронюхали за бортом корабля.
Пиетт до сих пор не понимал, какова цена информации, которую он переслал Мон Мотме. Какие-то финансовые отчеты и бесконечные банковские коды...
... И сейчас, когда на флагман заявился еще один человек, работающий на Альянс. Не слишком ли все подозрительно складывается?
* * * * *
Пиетт удивился бы еще больше, узнав, что не он один озабочен числом сочувствующих Сопротивлению личностей на борту имперского флагмана. Разумеется, адмирал не мог и представить, что Вейдер уже давным-давно обнаружил записывающую аппаратуру, которую Пиетт умудрился встроить в потолок личного конференц-зала Темного Лорда, очень гордясь подобным применением своих познаний в шпионской технике. Именно поэтому Вейдер и решил принять Мадина здесь. Он никогда не связывался с Мон напрямую с флагмана, а действовал исключительно через посредников на Корусканте или охотников за головами. Слишком велик был риск и слишком высоки ставки. Пиетт же постоянно передавал Сопротивлению подробные отчеты о военно-политической деятельности ситха, ни в коей мере не подозревая, кому это выгодно... Вот и сейчас Вейдер мог надеяться, что Мон, проанализировав сообщения адмирала, расшифрует его истинные намерения относительно каламари.
Войдя в конференц-зал, Мадин бросил беглый взгляд по сторонам. Маленький столик из темно-серого мрамора с синими вкраплениями и несколько кресел, обтянутых иссиня-черной кожей. Дарт Вейдер, заложив руки за спину, стоял перед гигантским иллюминатором.
-Лорд Вейдер.
Ситх удосужился обратить к Мадину лицевую сторону непроницаемой маски. Офицер поспешил вежливо наклонить голову в знак приветствия.
-Генерал Мадин.
Точка. Пауза. Как и следовало ожидать, никаких вопросов на тему «как вы долетели, генерал»...
«Зачем ему столько кресел в зале, если все люди обязаны стоять перед ним навытяжку? Да и не попался ли я? Можно ведь было открыто уйти в Альянс, как они и предлагали».
Ему вдруг почудилось, что скрытые за маской глаза Темного Лорда пристально уставились на него. Казалось, ситх действительно видит его насквозь...
Вейдер с трудом узнавал офицера, которого десять лет назад ему представили в штабе Уиллхуфа Таркина. Те же самые безупречные манеры, та же короткая бородка, высокий рост и крепкое телосложение. Но теперь в бывшем щеголе просматривалась тень непозволительной для светского льва сутулости, а глубокие зеленоватые глаза, созерцавшие мир с привычным великодержавным высокомерием, казались разводами на бледной маске лица... Неподдельная эмоциональность обратилась притворством, а хладнокровие – равнодушием. Это был действительно другой человек, само олицетворение надлома, так жестоко характерного для идеалиста, лишившегося прежних целей существования. На лице Мадина застыло весьма пресное, натянутое выражение приветствия. Любой мало-мальски обученный форсъюзер различил бы целую гамму красок в душе, среди которых особо выделялась ненависть.
Кто ж не знал, что Лорд Империи был единственным человеком, спасшимся с первой Звезды Смерти. И сейчас, видя перед собой этого человека, Мадин больше всего на свете желал ему гореть в аду вместе с Таркином и Императором. Понимая, что это не воскресит дорогих ему людей и не искупит его собственных ошибок.
Еще бы. Он никогда не забудет тот день, когда услышал об уничтожении альдераанского логова повстанцев от собратьев по оружию, бесстыдно смакующих эту «смелость великого гранд-моффа». Это было страшней всего – узнать, что твоих близких нет в живых уже три дня, а ты и не предполагал, ты ждал, когда они вернутся к тебе на Кореллию, ты обнимешь жену и отведешь детей в Парк Развлечений. Они ведь так гордятся своим папой-генералом. Ты мечтал о счастье... а сам в это время выступал перед населением одной из планет внешних территорий... Ты угрожал, ты требовал, ты считал, что тебе это позволено, потому что Галактическая Империя априори права и несет просвещение диким неразвитым системам. А потом, вернувшись домой, ты первый раз в жизни заплакал, увидев пустую квартиру в элитном районе. Это раньше престиж, ранг, звания, счет в два миллиона кредитов, амбиции и вся твоя генеральская карьера имели значение, а теперь оказалось, что единственный осколок смысла жизни – это разбросанные на полу детские игрушки, в которые уже никто не будет играть... И тогда ты возненавидел все, что боготворил раньше... И ты стал противен сам себе. Ибо ты никогда не сможешь простить ни себя-прошлого, фанатика и изувера, ни себя-настоящего – ренегата и саботажника. Ты предал тех, с кем ранее строил Империю, рассуждал о мире и порядке, проклинал ничтожных мятежников за бокалом лума, и предал частицу себя самого...
