(даже вовсе не видевшие, что произошло) уставились в сторону шума.
— Кто-то ещё хочет узнать, быстрее ли он вытащит пушку? — голос со ступеней звучал хрипло и глубоко, хотя по тональности вполне походил на обычный мужской. — Или заявить, что мне здесь не место? Отлично… Гребучие любители со своими гребучими девичьими ударами…
После тех слов начали раздаваться шаги. Хантера охватывало довольно сильное ощущение, будто бы по лестнице шагал какой-то ковбой или пёс на привязи — странное металлическое цоканье, разрезающее всё ещё абсолютную тишину, раздавалось в такт каждому шагу. Из сумрака внешнего мира очень устало выступала фигура, закрытая накидкой и шляпой, из-под которой виднелись чёрные длинные волосы, а на плече висела автоматическая винтовка. По мужчине было видно, что он многое пережил прежде, чем прийти в тот бар — кровь и грязь на накидке, смрад влажной земли на подошве, короткая грязная борода, блестящая в переливах света, жёлтые, выставленные напоказ то ли лёгкой улыбкой, то ли оскалом, зубы — он явно не был в цивилизации уже долгое время. Не замечая никого, он дал пинка под зад поднимающемуся охраннику и в той же давящей тишине пошёл прямо к центру бара.
— Музыку, парни! — молвил он навеселе, кинув музыкантам пару гильз. — А то у вас скучновато.
После того, как тишина рассосалась, а люди вернули привычный балаган на место, всё успокоилось. Фигура прошла мимо Уильяма и стала у барной стойки. Покрутив головой то вправо, то влево, она увидела, что на втором месте справа сидел какой-то мужичок, по чьей одежде явно можно было сказать одно — приезжий. У наёмника же не осталось никаких сомнений в том, что пришедшим был тем самым Вороном — пускай и лишь на секунду их взгляды пересеклись, но того хватило — блеск фосфоресцирующих глаз нельзя было спутать ни с чем другим.
Эммет Джонс стал у стойки и скинул плащ на пол. Кроме чёрных узких штанов и серой водолазки, из-под коей выглядывала ещё какая-то кофта, на нём был светло-коричневый кожаный ремень, удерживающий с помощью вставок четыре обоймы прямо на груди; пояс на талии — широкий и толстый, чуть темнее наплечного — хранил на себе пару пистолетов; на бёдрах, так же, как у Хантера когда-то, были нож и тесак, а довершал всё это странный бледно-синий шарф, висящий на шее и падающий за спину. Он поправил широкую шляпу, проверил пистолет и подошёл к приезжему, словно ожидая, что тот подвинется. Простояв тенью минуту, он, наконец, вскрикнул и ударил своим М-16 по дереву:
— Один шот виски для меня, второй — моему новому приятелю!
Посетители стали перешёптываться — они явно знали, что должно было случиться дальше, но то ли весёлая гитарная музыка, то ли всеобщий хаос останавливали кого-либо от каких-либо действий, так что шёпотом всё и ограничивалось. Хантер всмотрелся в фигуру Ворона: бледная подтянутая кожа, худощавое лицо с ярко выраженными скулами и впавшими щеками, жилистые руки и даже ладони, но самое главное — глаза: бледно-голубые, бездонные, с тёмно-синими кругами у глазниц — будто бы Джонс не спал целую вечность. Да, он действительно выглядел как обычный уставший мужик, но даже слепому было видно — с ним было что-то не так.
— Я продолжу пить свою текилу, — занимавший второй стул оттолкнул тот самый железный стакан с выпивкой.
Именно в тот момент Уильям осознал, почему бармен, услышав голос вблизи, решил, что не стоило связываться с его обладателем — смех Ворона был настолько громким, настолько низким и неестественно опасным, что нельзя было сказать, смеется ли он искренне или просто хохочет перед тем, как вонзить тебе нож в горло.
— Я выбрал, что тебе бухать, — резко прошипел он, ударив стаканом о стойку, — ты выбираешь — пить или сдохнуть. Либо сейчас мы с тобой выпиваем, пока один из нас не упадёт, либо выйдем на улицы города, и ты, сволочь, будешь стреляться со мной в священном, для этого места, праве выбить из тебя всё дерьмо.
Старик невзначай перевёл взгляд на часы и прошептал: «Без шести полночь». Сидящий напротив перебежчика был самым обычным приезжим мужиком — коротко стриженным, среднего телосложения да с густой бородой. И, как и любой приезжий, он не терпел наглости в свою сторону от кого-попало:
— Да кем себя ты возомнил, угрюмый сукин сын?!
— Моё имя — Коттон Кри, — его глаза были широко открыты, а губы растянулись в улыбке, — и я умер восемь лет назад! Был обычным наёмным солдатишкой-пешкой, которого не нужно просить дважды, но один раз меня подло обманули. В итоге, я пристрелил всех четырнадцать нанимателей, но меня расстреляли за то, что пятнадцатый, порубленный мною на мелкие лоскуты, остался жив и превратился в короля. Теперь я обречён вести скудную загробную жизнь и ставить на место каждого ублюдка, что додумается занять моё место в этом баре! Давай — пей, как я, или станешь тем пятнадцатым и займёшь своё место в могиле! Пей с живым мертвецом!
— Мелкий жулик и пройдоха, что хочет выпить за чужой счёт — вот, кто ты! — тот опять откинул стакан. — Как бы я не любил бесплатный виски — я не настолько пьян и безумен, чтобы состязаться с трезвым!
Ворон вытащил свой пистолет и направил на гостя. В ответ охрана нацелила на него:
— А я не сказал, что даю тебе выбор, — он снял шляпу и положил её на винтовку. — Видишь ли, любой идиот уже выучил, что всякий, кто займёт это место в вечер четверга или место рядом с ним, должен будет пить до дна со мной. Так что давай пей или сдохни. Рюмка за рюмкой, шот за шотом. Победишь — сможешь уйти и, если будешь совсем наглым, даже пристрелить меня. А нет — сдохнешь. Сейчас шесть по полуночи — лучше тебе заткнуться и пить, если хочешь успеть до утра.
Ситуация накалилась — даже музыканты остановили и замерли, смотря на двойку у бара. Возможно, мужчина и рад был бы отказать Ворону или пристрелить того на месте, но пистолет, направленный в лоб, был хорошим демотиватором. В Монреале действительно была система, позволяющая вызвать на дуэль любого человека — достаточно было доказать толпе, что он оскорбил тебя на людях. А что, по той же логике, могло быть оскорбительнее, чем отказаться от бесплатной выпивки? Тем более, когда оскорбившимся был чуть ли не
