Она делает всё для тебя! Ты даже не представляешь, что делает! Она любит тебя через то мучение, что ты ей причиняешь, а ты!.. — тот попытался вырваться из захвата, но тут же получил по носу. — Ничего не останется после тебя! Ты понимаешь это?! Ничего! Ни война! Ни ты! Ни всё, что у тебя есть! Всё это будет неважно, как только ты упадёшь и начнёшь гнить! Ты даже не представляешь, сколько боли ты ей принесёшь просто тем, что умрёшь! Что однажды не сможешь произнести её имя! Как ты можешь?! — он схватил испуганного мужчину за воротник. — Как можешь ранить так собственную дочь?!
Отец девушки в ответ лишь ударил соперника по челюсти, чем допустил роковую ошибку — словно озверев, парнишка бил его, не переставая кричать, так что Уильяму пришлось быстро действовать:
— Любовь — это не боль! — заорал тот. — Ты ранишь не во благо, а лишь потому что ты — это ты! — снова раздался хлопок от удара. — Ты чудовище! И даже не хочешь понять!.. Не хочешь любить!
— Успокойся! — Хантер один движением поднял пацана и откинул его прочь.
— Пусти! — он хотел подняться тот с земли, но старик тут же наступил ему коленом на грудь. — Ты вообще за кого?! Ты не знаешь, что он!..
— Я знаю! — оба замерли. — Но если ты сейчас продолжишь, то станешь в глазах той, ради кого это делал, ещё большим чудовищем, чем он, — охотник говорил достаточно тихо. — Остановись.
Они оглянулись и увидели, что девушка сидела над своим отцом на коленях и плакала. Мужчина явно получил лёгкое сотрясение, так что просто напоминал рыбу, валясь оглушённым.
— Вот тебе ещё один урок, — он говорил уже совсем шёпотом, — любовь — это не только забота и ответственность. Это также умение идти на уступки и терпеть ту самую боль, потому что за ней может ожидать нечто куда большее. Чем сильнее боль человек терпит, тем более сильной и безответной его любовь является. Это неправильно, бесполезно и вредно, да, но это — его выбор. И ты никто, чтобы заставить кого-либо изменить это. Никто, слышишь? — тот лишь кивнул в ответ. — Вот и хорошо. Эй, Девочка! Твой отец в порядке? Сама дышишь?
Она очень долго не отвечала. Сжимая ружье и смотря в пол, она просто заливалась слезами. «Всё ещё ребёнок», — тут же подумал Уильям.
— Уходите, — едва выдавила из себя та.
— Но, Лилия, пожалуйста! — Ви явно не понимал всей ситуации.
— Уходите.
— Уйдём, как только занесём его в дом. Ты же… Тебе же нужна помощь в этом, верно? — ответом служил немой кивок.
Они взяли мистера Роббинсона под руки, затащили внутрь и, не произнеся не слова, пошли прочь. Оборачиваться не хотел никто.
* * *
— Как это вообще началось?
Двое путников шли по тёмному тоннелю. Айви придерживал рукой с тряпкой правую скулу, кожу на коей неглубоко рассёк удар ножом.
— Он вообще-то был тихий всё утро — её отец, — парень отвечал, не поднимая головы. — Просто сидел себе и пялился в окно, мычал иногда что-то под нос, но… В общем, я проговорился, что я не из Монреаля — даже среагировать не успел, как он тут же переменился в лице и… Только сейчас понимаю, где ошибся.
— Ты же в курсе, что он болен, верно? — тот кивнул. — И что, скорее всего, либо скоро умрёт, либо превратиться в овоща?
— Угу. Жуткая смерть. Хуже всего — об этом знает и Лилия. Лучше всех знает… Как думаешь, я всё правильно сделал?
— Всё — это пробил ладонь её отца-инвалида и избил его до сотрясения мозга?
— Я… Он когда меня порезал, во мне будто что-то зажглось, но… Я же не хотел этого.
— А я и не сказал, что хотел — я спросил: всё ли это?
— Что? Нет, конечно. Я про то, что я ей сказал.
— А я знаю, что ты ей сказал?
— Ну, ты же появился из ниоткуда — я подумал, что ты…
— Что я следил за тобой с самого начала? — старик неодобрительно покосился на мальчика. — Брось. Лучше скажи, почему ты пошёл к ней один и не узнал у многоуважаемой Марии, что именно «чудит» этот горе-отец?
— Ты же буквально недавно говорил, что мне нужно будет всё сделать самостоятельно — про опыт, ошибки и…
— А ещё я говорил, что некоторые мои речи ты воспринимаешь слишком буквально. И, поверь, появился я в очень удачный момент — он вполне мог нанести тебе ещё пару лишних ударов ножом.
— Я просто отвлёкся — не думал, что он сможет ударить в такой момент, когда, казалось бы, поражение очевидно.
— Именно в такие моменты и открывается знаменитое второе дыхание человека — жить всем хочется… — в ответ не раздалось ничего. — Неплохая реакция для домоседа, кстати говоря. Заметил, ещё когда ты у меня смог револьвер выхватить в Оклахоме, но списал всё на адреналин. Она у тебя врождённая, или вас как-то тренировали в твоём «доме»?
— Он просто был очень медленным — какая реакция?
— Благодаря какой он и был для тебя очень медленным. Я просто мог подумать, что… Лови! — Уильям откинул патрон в сторону попутчика, тот поймал его быстрее, чем он пролетел его голову. — Вот об этом я и говорю.
— Это… Само по себе получилось, — он отбросил патрон обратно. — Так что насчёт моих слов?
— Я не слышал — появился как раз, когда вы к драке перешли. Полагаю, если вы мило болтали до всего того экшена, а она, в итоге, не проклинала тебя, то это можно считать в своём роде успехом. Дальше два варианта — либо она согласится на ещё одну встречу, либо попытается избегать тебя всеми возможными методами.
— Думаешь?
— Знаю. В таких вопросах не бывает середины — либо успех, либо провал.
— Это хорошо — значит, у меня ещё есть шанс исправить всё… Ещё раз, — Уильяма смешил подобный оптимизм. — А как у тебя? Ты узнал, где настоящий Ворон?
— Да. Он, если верить Аврелии, сам придёт в бар борделя в вечер четверга и… вытворит что-то по-пьяни, если я правильно
