лишилась полутора десятка процентов и побледнела вне всякой меры. А когда заработала божественная магия жрицы, счетчик дрогнул и прямо на глазах покатился еще ниже. Процент, другой, третий…
— Она умирает! — буркнул я. — Надеюсь, ты свое дело знаешь. Иначе…
— Я взяла деньги. Теперь это дело чести, — отрывисто сказала она. — Рана оказалась сложнее, чем я ждала.
Она резко мотнула головой, расплескав платиновые волосы. Полезла под рясу и вытащила оттуда символ веры. Крепко сжав маленький семиугольник с зеленым камнем посередине, женщина подвела его к ране и, склонившись, аккуратно поцеловала девушку в щеку. Символ заморгал, будто бы передавая что-то морзянкой — такие же длинные и короткие вспышки с крохотными интервалами.
*???. Раса: Человек. Класс: Обыватель. Уровень: Ошибка! Отношение к вашей фракции: Нейтральное. Здоровье: −58 % *
Стремительный бег счетчика замедлился, замер и неохотно двинулся обратно. Жрица будто бы выгрызала процент за процентом, спасая невинную жертву. Ее била дрожь, но она не прекращала. Я посмотрел на разносчицу — та, с широко раскрытыми глазами, уставилась на символ веры. Зрачки девушки, казалось, залило глухим зеленым светом, а на лице ее застыла маска искреннего уважения.
На отрицательном десятке раненая тихо застонала и задергалась. Жрица была готова и, не отрываясь, дрожа всем телом, крепко схватила пациента, не давая ей шевелиться. Минус три, минус два, минус один… ноль, один! Есть! Только сменились числа, как девушка с резким выдохом раскрыла глаза. А жрица довела счетчик до семи…
— А-ах! — сладострастно вскрикнула она, резко сведя ноги.
Женщина вздрогнула всем телом и, отведя символ, повалилась назад. Поймать не успел. Но приземлилась она хорошо, сперва спиной, и мягко опустила голову на деревянный пол. По ее лицу растянулась широкая, спокойная улыбка, а из глаз струились слезы.
— Плюс один… — выдохнула она, уставившись в потолок.
Долгий день все подходил к концу, но упорно не желал заканчиваться. Вот и сейчас я, вместо того чтобы пойти спать, наблюдал за здоровьем раненой. Падать оно, к счастью, не спешило. Стонала девушка рывками, будто вслед за пульсом, ухватившись за затылок, но это всяко лучше смерти. Как-нибудь выкарабкается.
А ее подруга явственно разрывалась напополам. И бок поглаживала, и на жрицу умоляющие взгляды бросала. Последняя торопливо, в каком-то религиозном рвении, приводила себя в порядок. Отряхивалась, пыталась сделать так, чтобы дыры в рясе не открывали ничего лишнего. И, в конце концов, обратила внимание на девушку.
— Чего тебе? — устало, с ноткой радости сказала она.
Черноволосая замялась. На секунду прикусила губу. И ткнула рукой туда, где под одеждой женщины скрывался символ веры.
— Я хочу служить ему! — с вызовом сказала разносчица. — Помогать и… и… помогать!
— Боюсь, тебе лучше выбрать кого-нибудь другого, — мягко ответила жрица. — Я могу сходить с тобой в храмовый квартал, если ты в самом деле хочешь встать на путь служения богам. Подумай, и скажи завтра. Я не обижусь, если ты передумаешь — значит, это было мимолетное желание под впечатлением. Ничего страшного.
Девушка резко кивнула и занялась подругой. Я проверил здоровье, увидел все те же семь процентов, и молча вышел в коридор. За мной последовала жрица, задержавшись в проходе.
— Помни! Ближайшие пару дней ей нельзя шевелить головой, — строго отчеканила она, будто главная в госпитале.
Закрыв дверь, женщина чуть-ли не в припрыжку помчалась к лестнице. О загадочном «плюс один» своему Герою рассказать, видимо. А я подумал, вспомнил их постные морды и решил пойти спать. Тело и разум отозвались полной поддержкой этой замечательной идеи, решив не откладывать все на потом — не успел дойти, а глаза уже едва держал открытыми. Да и сердце слабостью в груди намекнуло о том, что не прочь отдохнуть. Особенно после «ласок» Шери с прямым массажем.
А следом вальяжно вкатилась паранойя. Распихала прочие мысли по углам и воцарилась в голове, заставляя ту поработать еще немного. А что, если Герои что-нибудь устроят ночью? Я их перепугал, деньги отжал и по личностям прошелся. Мне бы было обидно. А им? Выяснять не хотел, но и провести всю ночь в обнимку с автоматом, не сомкнув глаз, тоже.
В итоге, войдя в комнату, я не рухнул на кровать, как хотел. Вместо этого осмотрелся новым взглядом. Дверь открывается вовнутрь — так подпереть ее, да чем-нибудь потяжелее! Крохотное окошко? Занавесить! И все, в общем-то. Убранство скромное, входа два, больше ничего особо не сделать. Не растяжки ж вешать, в самом-то деле? А то и такая идейка промелькнула.
Пододвинул кровать к двери. Не особо тяжелая, но вместе с моим весом хватит. Поколебавшись, снял форму, сунул пистолет под подушку и нырнул в постель. Мягкую, теплую и уютную. Только сна уже ни в одном глазу. Поерзал беспокойно, со вздохом сдался и занял пост. Темно, тихо, а я сижу с автоматом наперевес и жду неизвестно чего. Редкие шорохи из коридора настроения тоже не добавляли. Но, к счастью, вскоре вымотанный организм попросту вырубился.
Проснулся от негромкого, осторожного стука в дверь. Или от того, как ноет отлежанное тело, в особенности левая рука. Или вовсе от желания сходить в туалет. Так или иначе, на часах Системы седьмой час утра и жутко хочется полежать еще. Но вместо этого я взял автомат, словно котенок пристроившийся под боком, и с мутными, толком не раскрытыми глазами навел его на вход.
Стук повторился. Я не ответил. Только покрепче вжал пальцы в шероховатый пластик цевья. Неизвестный упорствовал. Я ждал. В итоге, поскребшись еще минут с пять, незваный гость сдался и ушел. Я недовольно зевнул и, как был, повалился обратно в постель. Ствол на предохранителе, организм может подождать еще — мозг хочет спать, и никто ничего с этим не мог поделать.
Во второй раз проснулся от света. Так себе защищала простыня от местного солнца, просвечивала. Зато сразу понял, что утро позднее — десять на часах. Тут уж пора в любом случае. Хотел поговорить с Героями, вызнать, что именно нам придется делать вместе, да и было немного дел поменьше. К первому, скорее всего, опоздал, а за второе принялся сразу.
Сперва я осторожно коснулся ранок от клыков. Обычная твердая корочка, без жестокости и холода стали на морозе. Руки так и тянулись расковырять, но сдержался.
А следом я потянулся к себе под лопатку, к бывшей печати. Медленно и неторопливо притронулся к самому краю, больше ногтем, чем пальцем. Холодно. Боковая корка внушительной толщины, с сантиметр, и высота не подкачала. А за ней начинался провал. Как,