Развинтив тубус со свитком, я достал очень старый и ветхий пергаментный лист, свернутый в трубку. Язык написания был очень старым, скорее всего мертвый. Если я не упоминал, то поясню сейчас, мы не различаем разницы в языках, точнее, нам не важен язык, мы способны понимать любой, ибо наш род путешествует по всем мирам и странам. Если бы мы не понимали языки смертных, мы бы не смогли спокойно сопровождать души в последний путь.
Вернувшись к библиотекарю, я решил уточнить:
– Уважаемый, прошу прощения, свиток просто переписать или только перевод?
– Сначала текст, потом перевод! И не отвлекайте меня! – не глядя, отмахнулся гном.
Через три часа гном решил проверить, чем же мы занимаемся. Подойдя к столам брата с сестрой, он что-то поворчал, после чего подошел ко мне.
– Хм-м, интересное стило… – тут его взгляд упал на свиток. – Древне-шумелинский, жаль, так и не смогли перевести.
– Всё, – я устало откинулся на спинку стула, – можете проверять.
Гном взял книгу и принялся сверять написанное, внезапно он, едва не выронив книгу, стал читать дальше. Через минуту он поднял на меня слегка пустой взгляд, после чего на его лбу появились глубокие складки.
– Э-э-э… юноша! Это шутка?
– Нет, это переписанные свитки, вы же сами сказали – сначала текст, потом перевод, если бы только текст, то меньше бы времени ушло!
– Аргхм… – гном стоял и открывал рот, словно выброшенная из моря рыба на берег.
– Уважаемый, еще много сегодня переписывать? – вопросительно посмотрев на гнома, спросил я. – Если да, перерыв можно?
– ПАРЕНЬ! ТЫ ПОНИМАЕШЬ ДРЕВНЕ-ШУМЕЛИНСКИЙ?! – от вопля библиотекаря я на пару секунд оглох на правое ухо, а Лир сделал ошибку в переписывании и выругался, беря в руки колбу с выводившем с пергамента чернила жидкостью.
– Ну да… – не понимая, в чем реакция гнома, – я что, где-то ошибся?
Я отобрал книгу и перепроверил текст.
– Вроде все правильно? Так перерыв можно?
«Пункт двенадцатый: Если вы ввели в замешательство или вызвали негативную реакцию, ни в коем случае не меняйте тона голоса и продолжайте разговаривать, отвлекая живого от неприятной темы».
– Можно, полчаса перерыв!
После чего гном, утащив с собой книгу, видимо, для проверки, скрылся за высокой для его роста стойкой. Домовые старались не попадаться мне на глаза. По-видимому, та же реакция, что была у академических домовых при первой встрече.
Через полчаса мы вернулись в библиотеку, пустовавший ранее стол слева от меня был завален стальными, серебряными и костяными колбами с листами пергамента внутри.
– Срок неделя, переписать и перевести! – после чего гном развернулся и скрылся за стойкой.
Лир и Мили удивленно присвистнули:
– Вот это подстава… Курт, ты и в правду понимаешь древнешумелинский?
– Ну да, – тут до меня стало доходить, что гном просто решил завалить нас работой по переводу мертвого языка. – Язык мой, враг мой!
Дружный смех брата и сестры.
– Ладно, придется заниматься, я так понимаю, больше нас никуда не выпустят, ни на какие работы.
– Все же лучше, чем заряжать энергией ночные горшки! – прыснула со смехом Мили.
Усмехнувшись, я взял первую колбу. Аккуратно сорвав сургуч на крышке, я вынул свиток.
«Инструкция по приготовлению молодого мяса песчаной жабы в горьком винном соусе», – гласила надпись на свитке.
«По крайней мере благодаря заклинанию на ручке и книге в кармане плаща все, что я переписываю, дублируется на страницы книги, а там, расшив, можно будет отсортировать и внести свой вклад в библиотеку дома!»
Сев, я взял новую книгу и, пометив на обложке «рецепт» принялся переписывать.
Ужин после библиотеки и скрипа перьевой ручки по пергаменту – праздник души и тела. Мои новые друзья-сострадальцы были со мной солидарны. Через десять минут к нам подсел Олес, Мирс, последней была Тиалль. Больше за столом места не нашлось, что вызвало горестный вздох пару воздыхательниц Олеса. По-моему ему книга Казановы особо ничего нового не дала, женская половина курса и так за ним носилась как угорелая.
– Ну, мои дорогие подопечные, рассказывайте! Куда вас сослали?
– Я весь день заряжал амулеты сохранности в мебели одного проклятого богом зала. А Курта сослали в оружейку вот с этими двумя. – Тут Олес опомнился, и представил всех присутствовавших за столом.
– Нас после оружейного склада отправили в библиотеку переписывать пыльные свитки, пока они не успели рассыпаться.
– Бр-р-р, – вздрогнул Олес. – Лучше мебель заряжать, так хоть каналы передачи энергии потренирую.
– Кто знает, кто знает… – хмыкнул на это Лир. – Курт сегодня произвел впечатление на библиотекаря, и тот свалил на него кучу старинной макулатуры, среди которых оказалось немало интересного. Одно пособие для боевых магов чего стоит! Простота решений по оперированию с заклинаниями и простота в освоении новых заклинаний просто удивительны!
– Черт! Этот свиток, скорее всего, уже куда-нибудь убрали! – Мирс разочарованно выругался. – Прошу прощения, дамы, просто обидно!
– Потом дам почитать, у меня на пишущем пере заклинание дублирования написанного, а в кармане записная книжка.
– Вот жук! – Лир рассмеялся. – То-то ты с таким упорством переписывал тексты. Заклинания накладывать умеешь?
– Пока нет, отец накладывал, пришлось вместе с ручкой прихватить и записную книжку.
Дружный смех за столом. На нас даже стали оглядываться.
– Ладно, посмеялись и хватит. – Тиалль достала из кармана мантии сложенные листы пергамента. – Мальчики, вот ваше расписание дежурств в караульной смене. По два раза в неделю. Причем первый курс ходит обязательно в один из выходных. Старшие курсы от этого освободили.
Олес опять выругался, и получил подзатыльник от эльфийки.
– Прошу прощения, дамы, просто зов души, вопящий о несправедливости, оказался сильнее меня! – дружный смех за столом.
После ужина я извинился и сказал, что мне необходимо отойти по делам, после чего ушел на четвертый слой мира. Меня интересовал контакт с домовыми. Мне не хотелось, чтобы меня выдали раньше времени, плюс они знают все тайны, а в особенности мне хотелось прояснить прошлую ночь.
Первого домового я поймал возле библиотеки. Точнее подобрал, ибо увидев, что я иду прямо к нему, у бедняги не выдержали нервы. Подхватив невесомое тельце домового, я отправился в пустующий коридор. Когда домовой пришел в себя, у меня с ним был долгий и весьма неприятный разговор. Домовой успокоился довольно быстро. А вот поведанная история меня весьма насторожила.
В коллегии последние полгода стали твориться странные, а порой и страшные дела. В городе стали пропадать люди, домовым стали недоступны многие места в коллегии, которые и раньше редко посещались людьми, а потом, стала недоступна и тем, кто имел доступ куда угодно… даже в покинутый город.
Под коллегией оказался замурованный старый город, выстроенный во время войны тысячи лет назад. Домовые, так как город покинули люди, ушли следом. А полгода назад там появились новые жители. Умертвия, призраки, скелеты… А две недели тому назад появились призрачные гончие и всадники.
Маги оказались слепы, либо их заставили не обращать на это внимания. Хотя, как я понял про покинутый город, знали далеко не все, но вот кто-то узнал.
Пролить свет на вчерашнюю ночь не удалось, домовые уснули вместе с людьми. И такое происходило довольно часто…
Стоит посмотреть на этот город. Притом что гончие и всадники это уже далеко не шутки. Люди и иные разумные умирают согласно «списков судьбы», причем судьба постоянно меняет решение в ту или иную сторону.
У меня самого имеется клепсидра, свиток (опечатанный, и сломать печать может только Совет, а до совершеннолетия мне еще около тысячи лет. Девятьсот восемьдесят три года, если быть точным) и коса. Все эти вещи я приобрел, когда проходил лабиринт в двенадцать лет.
Кстати, по поводу лабиринта… Наш народ, когда ребенку исполняется двенадцать лет двенадцать недель и двенадцать часов, отводят своих детей в лабиринт. Отец как-то сравнил это с детьми, сбрасываемыми спартанцами со скалы – если не выжил, значит, недостоин жизни. Правда, у нас совсем иная судьба. Мне потребовалось сто лет… сто лет, чтобы приобрести те навыки, которыми обладает наш народ: все описывать не буду, я просто не имею на это права, но то, что могу рассказать… Время. Мы над и вне его. Мы способны двигаться как вперед, так и назад, но двигаясь назад, нам запрещено менять историю. Мы можем путешествовать по слоям мира, видеть то, что не может ни один смертный и даже бессмертный разумный. Мы видели рождение миров и их гибель. Мы не имеем права забирать жизнь разумного, и если это свершилось – решать судьбу нарушителя будет суд старейших.
Мы можем остановить время и ускорить его, мы чувствуем иначе, чем живые разумные. Те, кто устал от всего, имеют право уйти – превратить один миг в тысячи и тысячи лет, чтобы, когда мир закончит свое существование, иметь право уйти в первозданную тьму, но не раньше.
