Не понадобилось даже стробоскопа. Когда за стеной раздались испуганные крики, он всего лишь перестал сдерживать захлестывающее адреналиновой волной желание настигнуть неуловимую хаски.
В палате мальчик-уникум затрясся, внезапно сложившись пополам. Мать бросилась к нему, но душа уже нырнула в открывшийся лаз и полетела в пасмурную воронку норы.
Одинцов вышел лишь тридцатью секундами раньше, успел сориентироваться в аду людского базара, вычленить бормотание идиота. Тот топтался возле давно закрывшегося дерева и, к счастью, никак не мог осознать, что пора идти к снегу. Одинцов подволок его за рукав к дереву и, как только клиент хаски кубарем вывалился из лаза, тотчас толкнул дурачка в нору и вцепился в ворот тому, кто – пусть не по своей воле – пытался украсть чужую жизнь и убить мальчишку-инвалида.
– Ты потерял глаз, но не хватку, – прохрипел человек в зубах громадного пса. – А как лайка? Еще бегает? Вряд ли…
«Не может быть! Ты умер там, в снегу!» – Игорь едва не ослабил хватку, как того и добивался Келин.
Евгений Келин. Вернувшийся Отец. Он уже не был прежним. Снег изменил его. Лесная оболочка так и осталась полумертвой, и даже свежие токи в теле подростка не смогли отогреть ее после стольких лет снега. Кое-где виднелись комки розового льда, но сдаваться старому противнику Келин не собирался. Сейчас, когда рядом с человеческой частью души не было верного волкодава, он сам принял вызов: ударил ошеломленного ньюфаундленда пальцами в глаза. Игорь распахнул пасть, но Келин схватил пса за язык. Обжигающий холод его пальцев проник Игорю в горло. Он дернулся раз, другой, но не смог ни захлопнуть пасть, ни вырваться из мертвецкой хватки.
Некромант сделал шаг к дереву. Лаз еще не закрылся совсем, видимо, яд брал свое, медики никак не могли реанимировать мальчишку. Чувство бессилия и досады захватило Одинцова. Он рванулся изо всех сил, оставляя на ногтях мертвеца горячую стружку слизистой, но не успел.
Келин прыгнул в лаз.
– Не бойся, мертвый паршивец, теперь ты от меня никуда не денешься, – пробормотал про себя Игорь. – Ты в домике, но я знаю, в каком.
И тут Одинцов заметил хаски. Девчонка торопилась помочь Келину, не зная, что такой хищник справится сам, даже если потерял собачье обличье. Игорь нагнал ее в несколько прыжков, прижал лапой к хвое и давил, пока не потеряла сознание. Одинцов знал: через десять-пятнадцать минут она придет в себя и вернется в свое тело. Но этого времени достаточно, чтобы это тело отыскать.
Одинцов прикинул расстояние от его собственной норы до лаза, из которого выпрыгнула девушка, стараясь представить, откуда она должна была выйти в лес.
Это оказалось не так уж и трудно. Потратив около двадцати секунд, чтобы привести себя в порядок, Игорь прошел мимо палаты, в которой суетилась реанимационная бригада. Судя по возгласам радости и облегчения, чудо-мальчика уже вытащили с того света на этот, но пока не сумели привести в сознание – видимо, две души еще боролись за власть над оболочкой. Это было на руку эксперту.
– Полежи пока, Евгений Сергеич, – мысленно шепнул Игорь Келину. – Сейчас разберусь с нашей маленькой подружкой и за тебя возьмусь.
Она нашлась в подсобке за постом дежурной сестры. На футболке и вытертых джинсах виднелись пятна. Слюна текла из ее приоткрытого рта, руки мелко дрожали. Девчонка была без сознания, совсем беззащитная, как все некроманты во время перехода – голыми руками бери. Худая и маленькая, как воробей. На вид не больше пятнадцати. Сидела, неловко завалившись на бок, среди швабр и ведер. Одинцов аккуратно подхватил ее под мышки, уложил, присел рядом с преступницей. Вытер ей лицо своим платком, заглянул под веки. Ввел полтора кубика раствора седуксена.
Глаза у девочки оказались светлые-светлые, почти серебряные. По мере того, как она возвращалась к жизни, радужка потемнела, налилась грозовой тьмой. Девчонка схватила ближайшее ведро и выставила перед собой, словно жестянка могла ее защитить.
«Кто тебя нанял вытащить Келина?» – хотел сказать Игорь, но выговорилось, невольно, совсем другое: – Какой он?
Девушка посмотрела непонимающе и испуганно. Капюшон сполз с ее головы, и темные пряди, выбившиеся из растрепанной косы, упали на лицо. Некромант открыл саквояж, вытащил пакет с бутербродами и несколько дезинфицирующих салфеток. Бросил на колени девочке. Она дернула ногой, и одинцовский обед с шуршанием сполз на пол.
– Какой он, – повторил Игорь глухо, – Ледяной Дворец?
– Пустой, – ответила она хрипловато, вытирая рукавом подбородок. Бросила быстрый взгляд на бутерброды. – И эхо – оглохнуть можно. Я один раз тявкнула для пробы, так еле сбежала. Оно как начало бродить, даже осколки с люстр посыпались.
– Там есть люстры?
– Ну да, – она все еще не опускала ведра, уставилась исподлобья на Одинцова. Сунула руку в пакет. – Светильников там много, а вот мебели нет. Может, в глубине, но я глубоко боюсь заходить. Кирилл говорит, чтобы я вообще не совалась во Дворец, но я думаю, он злится просто, что сам туда сунуться не может. А ты полицейский?
Игорь кивнул. Протянул еще салфетку. Не взяла. Сунула в рот хлеб с сыром.
– А ты кто?
– Я – Мила. – Она произнесла это так, словно была уверена: имени достаточно, другой такой Милы в мире нет. Одинцов тоже был в этом уверен – нет. Никто из некромантов столько в лесу не продержится.
– Знала, блин, что нарвусь, но деньги нужны позарез. Значит, не будет теперь денег? – Девочка отряхнула крошки с колен и почесала грязную шею. – Посадишь?
– Я ловлю, а не сажаю, – отозвался Одинцов. – Причем ловлю в основном не на этой стороне. Так что… в общем… извини, что помял.
– Помял-то ладно. Кирилл теперь как, вообще не проснется?
Игорь пожал плечами. Ему было наплевать, проснется ли волк, убивший стольких людей ради того, чтобы вытащить с того света Евгения Келина.
– Кто вам этого человека заказал? – спросил он.
– А в ментовку мы что, не поедем? – перебила Мила. – Мне бы поесть чего еще. И попить, а то икать стану. Ты ведь умный мужик, как тебя…
– Игорь Ярославич, – подсказал Одинцов.
– Да пофигу, верно? – рассмеялась Мила. – Я тебя сколько раз еще увижу? Раз или два, на следствии да на суде. Я и Кирилла запоминать не стала. Потому что кончится работа – и я его забуду. Только имя оставила, чтобы говорить можно было, денег попросить или пожрать позвать, когда готово. Он всегда только свежее ел да на тренажере своем крутил. Форму поддерживал, – Мила скривилась, передразнив бывшего подельника: – Некромант должен правильно питаться и следить за собой, а то первый же мент с блестящей шкурой тебя на той стороне задавит.
Мила склонила голову, рассматривая Одинцова.
– А ты плохо ешь. И спишь мало, – заявила она. – Здесь ты хорошо держишься, и не скажешь, что на бутербродах. А у пса твоего шерсть тусклая. Мне Кирилл говорил – таких, с тусклой шерстью, бояться не надо, они усталые, себя не жалеют. А некромант, которому себя не жаль, считай, мертвец.
– Ошибся твой Кирилл, – оборвал девчонку Игорь.
Хотел расспросить еще: почему Мила осталась с Волком, как научилась переходить, в каких еще преступлениях участвовала – этого требовала полицейская натура. Другая часть, некромантова, просила задать еще хоть пару вопросов о Дворце, псах и людях, уходящих на его зов. Но обе эти стороны легко одолел здравый смысл, напомнивший, что Келин, возможно, уже пришел в себя.
– Вот что, Милка, – проговорил Игорь, забирая из руки девочки ведро, которое она, даже запихивая в рот бутерброды, так и не решилась выпустить. – Ты пока не арестована. Даже не задержана. Но станешь работать со мной. Если сделаешь все, как скажу, – никто о тебе в полиции так и не узнает, пока еще раз не подставишься.
– А если откажусь? – с вызовом бросила Мила и принялась ожесточенно оттирать с футболки следы слюны.
– Откажешься – передам твое дело ребятам, что со мной работают. Они сделок не предложат. Просто потому, что тебе самой им предложить нечего. Имени подельника ты не запомнила, клиента, видимо, тоже не знаешь, как и заказчика.
– Ну так и передавай, – огрызнулась Мила. – Людей Кирилл убивал, а я только льдяшку из снега выкопала и к норе притащила. Я ведь это… сирота, мне много не дадут.
Тусклая лампочка давала мало света, под глазами девочки лежали темные треугольные тени, но в глазах этих светилось что-то такое знакомое, что Игорь пропустил мимо ушей злые слова.
– А ты знаешь, кого ты вытащила?
Девочка покачала головой, то ли признаваясь в неведении, то ли давая понять, что не желает слушать.
– Евгений Келин, помнишь такого? Хотя… ты еще младенцем была…
И тут произошло то, чего Одинцов не ожидал. Мила удивленно замерла, а потом со всей силы ударила себя по лицу, раз, другой, обхватила руками плечи и заревела. Не заплакала, а заревела, как рыдают дети, понимая, что ушиблись по собственной глупости. Одинцов сел поближе, прижал девчонку к себе, притиснул так, чтобы она в истерике случайно не нырнула в нору. Второй переход подряд даже по такому уникуму ударит сильно.
