Отстоякин (трогая Анестезию за локоть). Hу, скажи ему. Прямо на рожон лезет! Hу, выклянчит он красную - потом что? Апелляции пойдут, судейскую коллегию созывать, морока такая... Отошли его кашеварить, от греха подальше. Пусть нам кофейку замутит, без сахара. Я пью без сахара, диабет нам ни к чему. Пусть покашеварит, Аниста...
Анестезия (не поднимая глаз от штопки). Hе делайте вид, что ничего не слышали, Валериан Купидонович. Ступайте и замутите нам по чашечке кофе. И без дураков. И без сахара. Диабет нам ни к чему, инсулином потом всю жизнь колоться... Сделайте, Валериан, не жидитесь. Без глупостей только, ничего не подмешивайте. Сами знаете, что за это бывает... (Курицын безжалостно ухмыляется: ага, забоялись! Можно и замутить,- многообещающе объявляет он,отчего же не замутить, если люди просят? Как ни в чем не бывало!..- жуткая мерцающая улыбка блуждает по его лицу, а глаза его сей момент готовы испепелить бесцеремонных попрателей законных прав и нажитых устоев,- нет, зря они в эти мгновенья манкируют его улыбкой и взглядом, уж они бы легко позаимствовали кое-что поучительное!..) Вот ваша пижамочка, Постулат Антрекотович. Видите, вот здесь я ее заштопала. А брюки вам починить не надо? Можно вас попросить не одеваться сразу? Hе часто случается наблюдать торс настоящего мужчины в интерьере.
Отстоякин (придирчиво оглядывает аккуратные стежки, пробует на разрыв, умудряется тут же подмахнуть рукавом у себя подмышками, наконец, благостно рыкает, говорит по-чебурашечьи). Мастерица! Золотая игла! Божественно! Такую хозяйку в доме держать - сущее блаженство! Дайте немедленно вашу руку, я ее сперва расцелую, а потом погадаю по линиям... Зачем стесняться, несравненная моя? Запечатлеть поцелуй благодарности - дело обычное. Все нормальные человеки так реагируют...
Курицын. Руку и только? Выше бери... (его не слышат).
Анестезия. Ой, что вы, что вы! Я гадалок терпеть не могу, Курицын вон сколько порывался, а я не хочу. Узнаешь все про будущее - и жить потом скучно.
Курицын. А кофейку замутить - это можно...
Отстоякин (рубашку пижамную бросает под стенку, начинает лежа, преодолевая неудобства, стягивать брюки). Как скажете, Анестезия Петровна. Гадания обождут, но давайте все-таки займемся чем-нибудь, пока помеха буйствует на экране. Давайте поиграем, я знаю тысячу игр и забавок, что душа пожелает, то и затеем. К чему душа потянется, тем и позабавимся...
Курицын (сглотнув и утершись). И чашечка крепкого кофе (щелкает пальцами). Человек! Два кофе покрепче, без сахара! Диабет нам ни к чему!
С поклоном, руки на груди, Владлен Купидонович пятится из спальни вон. Без сахара, без мышьяку, без дуста. Если же кто-либо окочурится от подозрений, то это личная забота каждого. А подан будет чистейший, без цикория, черный кофе,внезапно привкус кислятины, ощутимо донимавший Владлена Купидоновича, уступает место желчной горечи. Вернее, сперва была лишь мягкая горчинка, подкисленная прежним ощущением. Такая неприметная поначалу, что называется, едва-едва, как будто он пригубил свежезаваренного, с пеночкой, кофе. Hа пробу.
IV. Игры надводных царств
Курицын идет на кухню, однако, проходя мимо комнаты девочек, зачем-то останавливается; вероятно, его внимание привлекли полоска света и голос старшей из погодок. Они всегда читают по очереди, одна читает, другая слушает, потом непременно обсудят прочитанное, случается, что и поспорят. Уровень развития у них одинаково высок, старшая постоянно подтягивает младшую, не позволяет той поддаваться расслабляющим соблазнам младшинства,- и правильно делает. Прелесть, а не девки,- Курицын, босоногий и беззвучный, замирает возле двери и прислушивается.
- Теперь я,- говорит младшая.
- Вот отсюда,- старшая, должно быть, передает ей книгу.- Я ногтем пометила.
- От "взрослых по обыкновению"? - уточняет младшая.
- Да, от "взрослых по обыкновению"...
- "Взрослых, по обыкновению, дома не было,- немножко нараспев, очень выразительно читает младшая.- Брат и сестра играли в куклы, когда внезапно послышался сокрушительный удар по крыше. Потом еще и еще.
Братец глянул в окно.
- Снег пошел,- сказал он сестренке радостно.- Слышишь?
Следующим ударом проломило крышу, в дом потянулся студеный ветер. Стали осыпаться оконные стекла, кухонная дверь под напором сквозняка хлопнула по косяку и раскололась. Дети сидели в обнимку, снегопад продолжал свою разрушительную работу.
- Вот и зима началась,- сказала сестренка, прислушиваясь к вою и грохоту.Погулять бы на саночках...
- Это если дождемся папочку. Дом он заколотил, а инструмент унес,братишка шмыгнул носом.
- Хорошо тебе, ты уже и насморк схлопотал,- сказала сестренка.
- Это не сопляки, это кровь,- сказал обиженно братец, утираясь обрубком руки.- Видишь какое оно красное?
- Хотела бы я увидеть хоть что-нибудь,- сказала сестрица.- Когда бы на прошлый день рождения не выплакала все глаза... я бы... мне бы...
- А новые уже никогда не вырастут,- утешил ее братец.- И в магазине не купишь, как говорила наша мамочка..."
- Дай мне,- просит старшая.- Hе жадничай.
- Я только-только зачиталась,- возражает младшая.
- Старших надо слушаться,- напоминает ей старшая.- Тебе еще надо поработать над интонацией. Ты берешь на полтона ниже, а тональность надо выдерживать. Иначе текст рассыпается.
Подслушивая, Владлен Купидонович испытывает двойственное чувство. С одной стороны, ему страшно неловко, ибо с младых ногтей он усвоил принцип неподслушивания-неподглядывания-неподчитывания, когда тот, за кем ты подглядываешь-подслушиваешь-подчитываешь, даже не догадывается, что за ним подчитывают-подслушивают-подглядывают. С другой стороны, Курицына подмывает сейчас же проверить свои познания по части отечественных и зарубежных авторов: ану как погодки начитаются и захотят потолковать с родителем на равных? Что же это такое? - мысленно бормочет Владлен Купидонович.- Hа Александр Сергеевича не похоже, слог не тот, и уж конечно, Михаил Юрьичем тут и не пахло. Николай Васильевич, пожалуй, мог бы, как пить дать, мог бы, ему-то ничего не стоило задать душку, так эпоха вроде бы другая, хотя - снегопады имели хождение и в прошлом веке, и в позапрошлом, а "сопляки красные" - не гений ли добросовестного предвидения положил в строку? А Федор Михалыч? Замесил нарочно, чтобы подразнить Ивана Сергеевича,- взял детишек, дом какой-то, тридцать три несчастья, как водится,- счастья, как показывает история, в те годы никто не знал, ровным счетом - никто. Даже Иван Сергеевич не по летам седел от тоски безысходности, вечный недобор с имения - какое тут счастье? Сидишь в Париже, а тебе назло недобирают, хоть совести их, хоть под плуг закладывай, не можешь кой-чего позволить себе, то одного не можешь, то другого, а Полинка говорит, что любит, а ждать не любит, давай, говорит, Иван Сергеевич, давай, говорит, а? А что ты дашь, когда тебе самому не додают хронически? Нет, Иван Сергеичу не до того было, не до детишек заколоченных, концы с концами человек сводил - какие уж тут обрубки? А Федор Михалыч мог бы, да все-таки не его это, как-то куцевато, что ли, суженно до масштабов пары-тройки замордованных судеб, опять же детишки там плакать как будто и не собираются. Живут они там, детишки эти...
