Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

Это были не какие-то там бродяги. Общество у них было богатое и сложное, традиции не нарушались столетиями. Более того, оно не было застывшим, в отличии от многих, а находилось на прогрессивном этапе, на подъеме.

И все же… и все же…

Явившись из индивидуалистической, наращивающей темпы развития промышленности, капиталистической страны, он привык к свободе в выборе религии и к тому, что ритуалы мало где соблюдаются. И все-таки его взволновало то, что эти же черты он обнаружил и здесь. Те, кто искали знаний, — женщины, мужчины, проводники, одинокие мыслители или напротив, обычные люди, которые лишь изредка тратили на это время, — не были ни мудрецами, ни пророками. Самое подходящее название, которое он мог для них подобрать, было «философы», хотя часть философского поиска происходила у них в мускулах и потрохах, а не в мозгу. Большинство людей отличались безразличием, агностицизм прочно обосновался в мире их чувств. Если верить рогавикьянским историкам, мифы и магия существовали в прошлом, но были с легкостью развенчаны и заменены вполне научными теориями, что доказывало, насколько непрочными они были.

Церемонии, в отличие от артистических представлений, были короткими и скромными и носили светский, а не религиозный характер, например, для приема гостей. Ему рассказывали, что у семейств были в запасе более замысловатые церемонии, выработавшиеся в течении нескольких поколений, но насколько он мог судить, эти церемонии свидетельствовали только о семейных связях и служили для преодоления равнодушия между членами семьи. Во время этих церемоний можно было с любовью помянуть предков, но мысли, что эти предки тоже присутствуют при этом, благодаря каким-то сверхъестественным силам, даже не возникало. Об этом и хотела рассказать ему Никкитэй в минуты, когда она была склонна к интимным разговорам. Подробности она хранила в тайне, не давая этому никакого логического объяснения. Она просто не разглашала их, вот и все.

«Проклятье, — думал Джоссерек, — это не жители Киллимарейча, разбросанные по островам, у них должно быть единое общество среди безграничной первобытности. Они не должны чувствовать себя… обособленно? Нет, опять не то слово. Опять я не могу найти подходящие слова. Они ведут себя как кошки, но это, скорее всего, мне только кажется. Человек — животное, живущее в стае, как собака. Он, как собака, испытывает необходимость в мистических связях с кем-то более высокоорганизованным, чем он сам».

С грустной улыбкой он смотрел на колышущиеся на ветру травы, где охотился ястреб-перепелятник.

«Я тоже холостяк, солдат фортуны, бывший изгнанник, и все еще неизвестно, к какому кругу я принадлежу. Я нахожусь здесь не ради любопытства, я выполняю задание в интересах своей страны, которую несмотря на свои насмешки, хочу сберечь.

И я люблю Донию, а она предана своим мужьям. Может быть, так же, как я предан ей. А также детям, друзьям, дому.

Так?»

Он задумался. Неужели это яростное стремление убивать, рожденное вторжением в каждой рогавикьянской груди, неужели оно действительно происходит из любви к своей земле? Скажем, житель Киллимарейча будет драться за свой народ. Он будет участвовать в этой войне за пределами своей страны и при этом преследовать политические цели, а не просто обеспечивать себе возможность выжить, что никогда не пришло бы в голову северянину. Но его готовность к самопожертвованию имеет пределы. Если война станет для него безнадежной, он примет поражение, даже оккупацию, и постарается извлечь все, что можно, из такого положения дел. Рогавикьянцы на это явно не пойдут. Однако, как это ни парадоксально, если житель Киллимарейча, одержав победу не скоро простит тех, кто нанес серьезный ущерб его народу, то рогавикьянец с того самого момента, как последний завоеватель покинет его землю, готов возобновить с ним отношения, как будто ничего не произошло.

Может быть ключ к пониманию этого народа лежит в их домах, в структуре и организации их семей? Главным делом жизни является рождение новой жизни; у любого народа вокруг этого стержня вращается все остальное. Но нет, в этом Джоссерек уже разбирался, но понять этого не мог. Они были единственным из народов, которые Джоссерек знал, а может быть, единственными из всех животных на земле, кто настолько осторожно относился к воспроизведению потомства, что роста населения не наблюдалось.

Они никогда не поднимают свою численность выше той, что может прокормить их территория. Здесь либо вступают в действие естественные механизмы: например, трудно найти себе партнера при полигамных браках; либо рождаемость регулируется голодом, чумой и междуусобицами. Человек принадлежит к тем животным, у которых отсутствует регулятор размножения. Естественно, что время от времени он подвергается участи кроликов или леммингов. Но, будучи разумным существом, он может ее предупреждать при помощи разнообразных способов: это широко распространенное безбрачие, поздние браки, контрацептивы, аборты, убийства новорожденных и престарелых, эмиграция. Как правило, от неуправляемого роста населения страдают цивилизованные народы, а примитивные нации управляют рождаемостью. И то, что это удается северянам, не удивляло Джоссерека.

Однако в данном случае все работает на то, чтобы радикально ограничить численность населения, с тем, чтобы реальные возможности и уровень технологии могли обеспечить потребности людей. Многоженство и рождение незаконнорожденных детей подвергалось осуждению. Существовало общепринятое мнение, что жена не должна рожать больше шести детей. Все это удерживало численность населения на низком уровне. История знает, что на время несчастий, когда смертность превышает рождаемость, существует молчаливое согласие относительно ослабления действий этого правила, но когда все приходит в норму, по такому же согласию восстанавливается статус кво.

Генетика заинтересовала Джоссерека. Женщины-красавицы привлекали внимание более зрелых поклонников или своих ровесников и выбирали лучших. Менее желанные женщины могли довольствоваться и мужчинами моложе себя и попросту выходили замуж один или два раза. Таким образом мужья последних получали значительную часть их наследства, и некоторые из них вступали в следующее поколение членами более преуспевающих семей. Может быть именно это и объясняет тот факт, что здесь никогда не было ни аристократии, ни правительства, ни государства, ни власти, ни руководства? Все это могло существовать только в самом примитивном виде и лишь при том условии, что все согласны с их существованием.

Преимущества малой численности населения были очевидны. У северян было изобилие дикого скота и других природных богатств. Это высвобождало время и создавало экономические условия для развития культуры, которая выдерживала конкуренцию с культурами многих цивилизованных наций, которые денно и нощно трудились. Еще более важным казалось жителям Рогавики, что вокруг них много пространства. Густонаселенные земли юга приводили их в откровенный ужас. Дония как-то заметила: «Я не смогла бы оставаться в Арванете долго — у них там пахло так же, как если бы я находилась среди толпы людей». У рогавикьянцев действительно чуткие носы, как и у собак, но это могло быть следствием тренировки, а не сознательного управления резервами организма.