— На днях ты покинешь дворец.
— Как? — голос дрогнул едва заметно. Вмиг позабыл, как хорошо было за стенами этой комнаты.
— Отправишься к Береговым. Не мешает лишний раз показать им наше расположение.
В горле пересохло. Теперь испугался по-настоящему. Что могут отослать прочь — знал, частью не верил, но все-таки был готов. Но посланником?
— Почему я? — вырвалось. Повелитель бровь приподнял.
— Ты снова намерен обсуждать мои приказы?
— Но почему? — совсем уж отчаянно спросил, фигуркой из кости застыл посреди комнаты — только складки легкого шелка покачиваются от ветерка.
— Потому что я хочу… — и замолкает на полуслове. Произносит иное, сухо:
— Не надоело в четырех стенах сидеть? Не ты ли так рвался в поля, еще когда твоя первая лошадь была жива?
— Я…
— Не ты ли умирал тут с тоски? Вот и развеешься.
— Я больше не нужен здесь? — сам Йири не понимал, каким отчаянным в такие минуты становится. Но взор повелителя — словно магнит, и нет сил отвести глаз.
— Пока еще нужен. Хорошо, объясню, несносное существо. Все уже привыкли, что ты есть, но все же ты находишься между двумя берегами.
Йири отвел прядь волос от лица.
— Меня столь долго учили знать свое место… Выходит, уроки были ошибкой?
— Ты немного подрос, — с усмешкой отозвался Юкиро, — и не годишься на роль комнатной птички.
— Так проще совсем отослать меня.
— Поздновато. У тебя есть должность.
— Отнять ее — дело одного мига.
— Она тебя тяготит?
После молчания:
— Она — нет, господин… Но посольство — это мне не по силам.
— К полудикому народу? Тебе, который сказал сумасшедшую речь на совете и сумел диктовать свою волю дворцовой охране?
— Они не пытались меня удержать.
— Если бы ты выказал страх, можешь не сомневаться, ты бы не вышел из комнаты. Кроме того, ты ухитряешься даже мне указывать, что и как делать…
— Простите. Но я боюсь. Если не справлюсь…
— Ты? Разве тебе позволено не справляться? — говорит в шутку, но за шутливым тоном — сталь.
Йири на миг подносит пальцы к губам.
— Я отправлюсь один?
— Со свитой и с охраной, разумеется.
— Я не о том. Не зная ничего, мне рассчитывать только на себя?
— Нет, — говорит неохотно. — Будет тебе помощник. Он родился на побережье, отец его служил мне верно и часто навещал Береговых в составе прежних посольств. Мальчишка был с ним. Теперь он старше тебя.
— Кто он, мой господин?
— Ты не знаешь его. Второй круг. Знак его Дома — Чайка.
«У мужа Иримэ родня из этого Дома», — сделал в уме вычисления.
— Воля ваша. Я отправлюсь на восток, — кисти рук, сложенные в ритуальном знаке подчинения, совсем холодные.
Благословенный смотрит на него. Неожиданно говорит:
— Сейчас я желаю тебе только добра.
— А что такое добро?
— Я не мудрец. И не отвечу тебе.
— То, что давали мне вы, господин, эти несколько лет — было добром?
— Нет. Это было тем, что хотелось мне. — Юкиро посмотрел на юношу. — Иди за мной.
Проследовали в соседнюю комнату. Там рука старшего сдвинула панель в углу, достала ящичек из дорогого черного дерева — на крышке птица из хризолита раскинула крылья.
— Знаешь, что это? — Юкиро откинул крышку. Повернул ящичек — солнечный луч блеснул на лежащих внутри золотых пластинах.
— Да, господин мой.
— Возьми.
Взгляд был — вопросом. «Почему? Это слишком много для меня. Это вообще слишком много для человека не Солнечной крови».
— Может быть, тогда ты перестанешь задавать свои бессмысленные вопросы о жизни. Перестанешь вынуждать меня чувствовать вину или гнев.
Йири протянул руку, и пальцы сомкнулись на холодном металле.
* * *
— Поручение сродни забаве, — прозвучали чьи-то слова. — Посланник… почета много, а делать ничего не придется.
В словах была своя правда. Береговые люди, уреме, называемые также нур, слыли мирными и робкими. Они торговали с Землями Солнечной Птицы жемчугом и необычными кушаньями и приправами из даров моря, а также изготовленными из водорослей прочными канатами и странной красноватой тканью, по носкости превосходившей другие.
Через их территорию беспрепятственно шли караваны тхай. Но плавание возле тех берегов было опасным — уреме не имели своего флота, только рыбачьи лодки скользили по морю — и пираты хозяйничали в тех водах.
Небольшие по меркам тхай поселения Береговых управлялись старейшинами, которые подчинялись нескольким наиболее уважаемым людям — верховным старейшинам. Но власть их почти не проявлялась на деле. И тхай считали уреме диким народом, чуть не жалели их — не способных управлять, не умеющих возводить города.
— Дикари. Достаточно пары дешевых подарков, которых не примут люди воспитанные, и уверений в дружбе.
— Если эти дикари перестанут пропускать наши караваны, будет не слишком удобно, — заметил Йири.
— В наших силах заставить их. Уреме боятся собственной тени, что говорить о войсках? Им не с кем заключить союз — не синну же станут поддержкой. Те, словно ливень весной — налетели и тут же исчезли.
— Не скажите, — казалось, Йири едва сдерживает усмешку. — Кочевники прекрасно могут защитить уреме. Земли Береговых — холмы и равнина, узкая полоса. Воинов Солнечной Птицы попросту скинут в море. А военным кораблям не подойти близко — там атакуют пираты. Даже если мы победим, потери будут огромны…
Уэта промолчал. Его раздражала уверенность Йири — совсем молодого, мало что видевшего в жизни. Однако резон в словах его был.
— Хорошо, — сдался Уэта наконец. — Нет смысла говорить о войне. Вы едете к уреме с миром.
* * *
Найи Лимаи совмещал в себе нечастые для тхай качества — был дружелюбен даже к варварам, всегда благодушно настроен и совершенно лишен честолюбия. К Береговому народу он уже наведывался раньше, долго жил среди них и теперь должен был помочь посланнику избежать возможных ошибок. Хотя он был выше рангом, чем Йири, все, хоть сколько-то умеющие думать, понимали — главным будет не он. Большинство было уверено — Найи только ширма. Тон будет задавать другой. Немногие, хорошо знавшие Йири, про себя усмехались, зная, что говорить любимец повелителя тоже умеет. Только не всех удостаивает разговором.
Они пришлись по сердцу друг другу — разница в летах была совсем незначительна. Один был разговорчив, но ненавязчив. Другой молчал и слушал. Отвыкнув от церемонной официальности двора тхай, Найи по-дружески потянулся к посланнику. Это тронуло Йири, и скоро молодые люди отказались от формальностей между собой. Посланник всегда оставался сдержан — но и Найи не позволял себе фамильярностей.
