— Я прекрасно понимаю, капитан, — заверил его Понсарио.
Джоссерек составил пальцы домиком и посмотрел сквозь них.
— Мне стало известно, что вы сотрудничали с Сидиром… говоря напрямую — очень даже тесно, — сказал он с тигриной мягкостью. — Было бы очень полезно, если бы мы могли обсудить этот вопрос… в деталях… только вы и я. Тогда я буду знать, чего ожидать от Сидира… к примеру, что может заставить пойти его на заключение мира.
— Ничто, сэр, — лоб Понсарио покрыла испарина.
— Что ж, тогда чего ожидать от его армии. Ни одна живая душа не будет знать, о чем мы с вами говорим в этих четырех стенах. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве Гильдии не поставили себя в несколько неловкое положение после того, как подчинили свои интересы интересам Империи? Если Арваннет останется независимым, я уже представляю себе, какую помощь могли бы получить Гильдии от своих… э-э… влиятельных заграничных друзей.
Понсарио был осторожен, но вовсе не медлителен.
— Да, капитан, я хорошо понял вашу точку зрения. Вы ведь, конечно, понимаете, что я не могу сообщить ничего по-настоящему ценного. Хотя, наверное, вы хотите просто поговорить о Сидире, верно? Удивительный человек…
Джоссерек верил, что купец говорит правду. Все это соответствовало тому, что он узнал из других источников. Понсарио даже дал несколько практических, полезных советов, которые вполне могли бы пригодиться в войне против Сидира. Будучи торговцем, связи которого простирались до самых верховий Джугулара, он отлично знал эту великую реку во все времена года и во всех ее проявлениях. Он знал также великолепно и имперское войско; кроме того, что он был непосредственно связан с Главнокомандующим, он был и основным снабженцем армии и потому мог делать логические выводы из того, что было ему известно.
Армии не удастся достигнуть Арваннета быстро. Сидиру придется по пути вниз по реке из Фальда собирать свои гарнизоны, расположенные на близлежащих опорных базах; то же самое касается и снаряжения, особенно пушек и боеприпасов: рогавикианцы, несомненно, прочешут каждую оставленную крепость и уничтожат то, что не смогут унести, а перевозить тяжелые материалы зимой было очень сложным делом. Несомненно, Сидир воспользуется тем, что Джугулар замерзла, и будет везти свои грузы на санях по льду. Это будет легче, чем по выбитым и изуродованным дорогам. Когда он подойдет к южной границе, он должен будет выбраться на берег — лед там становится слишком тонок. И все-таки суда не смогут встретить его — плавучие льдины делают плавание слишком небезопасным почти до самого Арваннета. По той же самой причине экспедиция, которая выйдет ему навстречу, на север, не сможет взять с собой много груза. Капитану Джоссереку, да и дикарям, вместе с которыми ему и нескольким другими южанам предстоит отправиться в путешествие в качестве наблюдателей — лучше не рассчитывать на собственную артиллерию.
— Послушайте, сэр, мой вам добрый совет — не лезьте вперед, — продолжал Понсарио. — У северян нет иных шансов, да никогда и не было, кроме, как принять быструю и милосердную смерть от копий и пушек солдат Сидира. Да и у восставших нет никакой надежды на оказание достойного сопротивления, когда он наконец прибудет сюда. Вся эта кампания отнимет у него год, но потом настанет время отмщения. Да, не останется никого, кто думал бы о подрывной Деятельности к тому времени, когда он снова направит свой взор на север. Поэтому, если достопочтенное правительство Киллимарейча не собирается сохранять здесь постоянное военное присутствие, самое лучшее, что оно может сделать, это использовать свое влияние, чтобы обговорить условия немедленной капитуляции. Вы, капитан… Капитан? Капитан?
Джоссерек встрепенулся.
— Прошу прощения, — сказал он, — я задумался.
Внутри у него все кричало, заглушая вой метели на улице. Ему показалось, что теперь он знает, как ему добраться до Доньи.
Если только она еще жива.
Разграничивая территории двух южных племен — Лено на востоке и Яира на западе, — Джугулар резко поворачивала направо, потом налево, как бы образовывая в этом месте гигантскую подкову. В нижней ее части лежал остров, который, по всей видимости, переменчивые течения отрезали от суши совсем недавно: он вставал почти вровень с берегами реки. Почти до самой вершины росли обледеневшие, сверкающие снегом — деревья. Северяне называли остров Рогом Неза, и он был выбран местом стоянки.
Сидир узнал об этом еще за несколько дней до того, как добрался сюда, когда к нему, не дожидаясь его прихода, присоединились его гарнизоны. Солдаты говорили, что местное население оказалось более многочисленным и организованным, чем они предполагали. Сидир сделал выговор офицерам — у дикарей не было ни таланта, ни опыта вести правильно осаду или штурмовать крепости. Любое укрепление, обороняемое с помощью огнестрельного оружия, могло отразить их натиск, какова бы ни была их численность. Если они в конце концов объединились перед лицом всеобщей опасности против имперских войск, то стали от этого только уязвимее, и за это надо поблагодарить богов войны.
Он не особенно ругал своих солдат. Там, на той стоянке, могла быть Донья из Хервара.
Его армия с трудом пробиралась вперед. Разведчики говорили, что рогавикианцы притихли, доедают свои запасы, укрывшись под навесами или в своих повозках и шатрах, а тем временем ежедневно прибывают все новые и новые силы. Нет никаких сомнений, что они рассчитывали на сильного и жестокого союзника — зиму. И, по правде говоря, она действительно изматывала людей и животных, обмораживала, морила голодом, калечила, убивала. Волки, койоты, стервятники шли по следу легионов имперского войска.
И все-таки движение армии не останавливалось. Усталость, боль, потери не слишком ослабляли тех, кто пронес знамена своих войск от холмов Хаамандура до самого ледника. Хотя металл остывал так, что при неосторожном к нему прикосновении сдиралась кожа, никто из рахидианских солдат не снимал ожерелья Мужественности, с которым никогда не расставались; его заворачивали в какую-нибудь тряпочку, а потом грубо шутили, что хорошо еще, что его носят на шее, а не на каком-нибудь другом месте. Когда быки начинали спотыкаться от усталости, крестьянская выносливость рахидианских пехотинцев позволяла им самим тащить фургоны, в то время, как животные отдыхали. После того, как кончились запасы топлива и никто не знал, где и как его раздобыть, солдаты съедали свой скудный рацион в сыром виде, неподогретым, делились друг с другом чаем, который каким-то образом ухитрялись приготовить, спали, сбившись в кучку, причем с внешней стороны — по очереди. Зачастую на таких грубых бивуаках бароммианцы пускались в пляс, а рахидианцы начинали заунывным голосом петь свои песни.
