— А куда пробиваете?
— Что куда?
— Чек — куда?!
— К вам, куда же еще, — промямлил Сашка, ничего не понимая.
— Вот что, идите и перебейте на книгообмен, — сказала продавщица равнодушно.
Сашка забрал чек.
— Но я же и выбивал на книгообмен.
Последняя женщина не выдержала, развернулась, невольно отпихнув Сашку от прилавка:
— Ну что вы людям головы морочите! Ну сколько можно?!
На этот раз он не стал дожидаться, пока парочка обратит на него внимание.
— Мне, пожалуйста, на книгообмен перебейте, — проговорил, стараясь сдерживаться. В голове уже мутилось, и хотечось бросить все к чертовой матери и выскочить на улицу, на мороз, продышаться немного.
Кассирша не улыбалась. Да и паренек стоял, нахмурив брови.
— А о чем вы раньше думали?
Сашка закипел:
— О чем я думаю, это мое дело. Я вас и в первый раз на книгообмен просил выбить!
Было видно, как паренек сжал кулаки в карманах голубенькой дутой куртки, — готовность защищать любимую подругу так и поперла из него, он уже не хмурился, а просто убивал Сашку взглядом. Кассирша была более опытной в общении с капризными посетителями и оттого более спокойной — тоном опытного экскурсовода прозвучало на весь зал, бесстрастно и холодно:
— Надо яснее произносить — куда, а не предъявлять тут претензий!
— Он что там, еще и претензии предъявляет?! — донесся не менее громко голос продавщицы, у которой, по-видимому, был изумительный слух. — Да-а, и тут себя показал, и там!
Безо всякой паузы следом пророкотало:
— Я его выведу сейчас, с такими иначе нельзя!
Красноглазый хотел еще что-то добавить, но не успел, Сашка с чеком в руках стоял уже рядом и смотрел прямо в налитые, выпученные глаза. Те краснели все больше. В магазине стало тихо.
— Спасибо огромное! — внятно проговорил Сашка, получая книгу. Тут же развернулся. Тишина сопровождала его до самой двери.
На улице валил снег. Крупные белые плюхи ударяли в разгоряченное лицо., таяли, стекая струйками со лба и щек на подбородок. Сашка не замечал этого. Его крупно и неостановимо трясло. По дороге он перелистал книгу — в самом начале не хватало тетрадки, из середины был выдран порядочный клок, конца вообще не было. Да и сама книга казалась толстой лишь потому, что ее, видно, основательно проварили в какой-то кастрюле с чем-то жирным и дурно пахнущим, отчего она и разбухла. Сашкиного терпения хватило до угла, до урны — он швырнул книгу с ходу, не замедлив шага, и она, рассыпаясь и трепеща страницами, полетела в черноту отверстия.
"К черту книгообмены!" — раз и навсегда решил он. Но через двадцать шагов одумался. Вернулся. Жаль все-таки книгу, да и при чем тут она! Если уж и срывать на ком-то зло, так… ладно, хватит об этом. Сашка вытер мокрый подбородок. Полез в карманы за перчатками — одна была на месте, другой и след простыл. "В книжном оставил, точно". Он дернулся было от урны в сторону магазина. Но что-то остановило его. Да бог с ней, с перчаткой, что угодно, только не возвращаться туда! Он топтался на месте, чувствуя, что начинает привлекать к себе внимание.
Доставать книгу из урны на глазах у прохожих было как-то неловко, и Сашка не знал, что делать. Это центр, людской поток не прекратился ни на минуту до самой ночи, вот если бы на окраине, там другое дело… Он несколько раз заглядывал в урну, стараясь особо не нагибаться. Но заставить себя сунуть руку в нее не мог, не слушалась рука. К тому же метрах в двенадцати маячил милиционер в огромном черном тулупе. Были видны даже его смерзшиеся, покрытые инеем рыжеватые усы, свисающие по краям рта сосульками. Милиционер временами поглядывал на Сашку как-то пристально, из-под шапки, и тот чувствовал себя человеком, который явно не в ладах с законом. Но зато дрожь и раздражение постепенно покидали его, дыхание становилось спокойней, еще пять минут — и он будет в норме!
Чтобы как-нибудь оправдать стояние над урной, Сашка достал сигарету, закурил. Спичку бросил не глядя. Через секунду из урны вырвался язычок пламени, повалил дым — и все это назло снегу и морозу. Милиционер, поигрывая радиотелефоном на боку, стал приближаться. Сашка развернулся и быстрым шагом пошел прочь. Пропала книга!
Он уже не жалел ни о чем, наоборот, радовался — отпали все проблемы. А в магазин — ни за что! Да пускай он таким же пламенем вместе с перчаткой! Два квартала Сашка пронесся так, что и не заметил, каждым шагом вышибая из памяти неудачный обмен и все прочее, более важное. На углу третьего натолкнулся на длиннющий хвост какой-то очереди. Пристроился на всякий случай.
— Чего дают? — спросил у стоящего впереди мужика в кепаре с пуговкой.
Тот охотно развернулся, смерил Сашку взглядом, даже обрадовался будто. Но ответил напыщенно, через губу:
— Чего-чего, Стендаля дают — кому по томику, а кому и подписку целую!
Сашка мужику в кепаре не поверил. Но из очереди выходить не стал. За ним уже пристраивались.
Отстояв минут пятнадцать и став таким же белым полусугробом, как и все передние, Сашка вместе с очередью вышел на финишную прямую. И увидал надпись над входом: «Вино». Ему захотелось врезать по роже шутнику.
— Что ж ты, э-эх! — просипел он.
Мужик обернулся, сдвинул кепарь на затылок, на лице у него застыла очень довольная и очень доброжелательная улыбка. Бить по такой улыбке было не с руки.
— Эй, ты куда? — крикнул он вслед Сашке. — Совсем чуток осталось, ну, парень, дает!
Сашке было наплевать на эти призывы. Он медленно, обретя некоторое подобие равновесия, брел вперед.
В метро спускаться не стал, влез в переполненный троллейбус. "Твердость, воля, спокойствие и безразличие. К суете этой надо только философски, только со стороны, ни в коем случае на сердце не брать, только так…" — бубнил он про себя, пытался расслабиться и полюбить окружающий мир, по всем правилам аутотренинга, даже не садясь в позу кучера на облучке.
Сзади поднажали, и Сашка впечатался в толстяка, на котором светофором пылала яркая рыжая куртка, придавил его к поручню. Толстяк стоял спиной, но, наверное, именно на ней у него и располагались глаза.
— Поаккуратней, молодой человек! — закричал он, не оборачиваясь, опереточным фальцетом.
— Уже набраться успел, — поддержала ехидная бабуся с высокого заднего сиденья, озирая Сашку младенчески чистым глазом.
Нажали еще раз, и он чуть не оказался на коленях у бабуси. Та взвизгнула, прикрылась раздутой авоськой — в лицо Сашке полезла растрепанная и комканая газетная бумага.
Сил на препирательства и самозащиту не было. Последним усилием покидающей его воли старался не смотреть ни на кого, упирая глаза в тусклый потолок. Но толстяк в куртке не прекратил борьбы за существование — поднатужился, выгнул внушительных размеров зад, и… Сашкин «дипломат» полетел вниз, одним углом ему же на ногу, другим кому-то еще. Ручка осталась в кулаке. Сашка боль стерпел, но "кто-то еще" саданул локтем в бок и турнул «дипломат» ногой.
