Шэд с трудом встал на ноги и принялся натягивать одежду. Девушка радостно посмотрела на него и начала кружиться по крыше: худые бледные ноги и ягодицы выделялись на фоне темного пальто, которое она так и не сняла. Он поднял и натянул свой пиджак. Ему было холодно, и он забрал немного тепла у все еще осенней ночи, его облако тьмы поднималось над зданием, когда он пил свободные фотоны.
Он спросил себя, хотела ли она этого с самого начала, и если да, то почему ходила вокруг да около. Может быть, она влюбилась в него.
Забавный способ продемонстрировать любовь.
Уличная художница зашла со спины, обвила руки вокруг его талии. Она прижалась к нему очень крепко и принялась раскачиваться туда-сюда, перенося вес с одной ноги на другую. Ее руки спустились ниже, надавив на член.
– У меня квартира здесь недалеко, – сказал он. – Не возражаешь, если мы пойдем туда, или все должно происходить прямо на улице?
Она снова никак не высказала своего отношения. Шэд поднял ее, укрыл их обоих темнотой и пошел по прямой, вверх и через здания, пока не пришел на свой незаконно занятый чердак. Он включил свет, незаконно подключенный к городской сети. Уличная художница уже лежала на кровати: ноги разведены, руки вытянуты к нему.
Шэд посмотрел на обнаженное влагалище и худые ноги в тяжелых ботинках. Маленькие камешки от рубероида на крыше все еще липли к коже.
– Не много времени в своей жизни ты отводишь на романтику, – сказал он. Он склонился, принялся расшнуровывать ботинки. – Давай по крайней мере снимем это, хорошо?
Второй акт был немногим менее бешеным, чем первый. После него Шэд лежал лицом вниз на кровати, а она осторожно слизывала кровь из ран, которые ему нанесла. К этому моменту стало очевидно, что купалась она нечасто. Он затащил ее в душ и тер всю, пока она вертелась, танцуя на кончиках пальцев, и теплая вода плескала вокруг.
Когда он вручил ей одно из своих пролетарских полотенец, она с подозрением обнюхала его, прежде чем использовать. Голая, с мокрыми волосами, она выглядела теперь лет на двенадцать, не старше. Великолепно, подумал Шэд, теперь к списку своих преступлений он добавил педофилию.
Он достал из кармана бумажник и вынул фото, бережно вырезанное из New York Herald and Worker за 1988 год, который он нашел в библиотеке. Он показал ей фото.
– Это куда я хочу попасть, – сказал он ей. – Остров Эллис. Рокс. О’кей?
Она взяла картинку, посмотрела без интереса и отдала ему. Потом забралась в его узкую постель, свернулась калачиком и закрыла глаза.
Он сел на краю кровати и посмотрел на нее. Ее тело было покрыто шрамами и костными мозолями, на одном плече был желтый ушиб. По стороне одного бедра бежал длинный ножевой порез. Шэд провел по шраму пальцем, и печаль подкатила к горлу.
– Дерьмо, девочка, – сказал он, – ты не должна жить так. Даже в моем родном мире можно найти кого-нибудь, кто позаботится о тебе. Черт, я позабочусь о тебе. И не важно, что ты не можешь говорить. – Он посмотрел на нее. – Ты меня понимаешь? Я позабочусь о тебе, о’кей? Там, в мире, где у меня больше денег, с которыми я знаю, что делать. Мы можем жить как короли. В любом месте, как захочешь. О’кей?
Уличная художница спала.
Он свернулся рядом с ней, обхватив со спины, и попытался обдумать, что за предложение он только что сделал. Заботиться о немой дикой девочке-джокере, чьи таланты ограничивались рисунками мелом и неразборчивым животным сексом. Определенно, понял он, это не тот вид отношений, который одобрят социальные службы.
Ему на ум пришли и другие возможные последствия. Если это была ее обычная модель сексуального поведения, она могла быть носителем любого числа болезней, некоторые из которых были ему известны лишь по названию, а некоторые могли происходить из других миров. Может быть, ему стоило промыть член спиртом. А если ему удалось оплодотворить ее… ну. Оба родителя были дикими картами, что означало стопроцентную вероятность, что и ребенок будет носителем соответствующей цепочки в ДНК, и 99 процентов на то, что он либо умрет, либо станет джокером, когда вирус проявит себя.
Он задался вопросом, насколько печально все может обернуться.
Он узнал это позже, утром, когда уличная художница ткнула его локтем, разбудив. Она толкнула его, перевернув на спину, и начала тереться промежностью о его член. Он встал почти мгновенно, и она потянулась вниз, схватив его так небрежно, словно это был кусок мыла. Ее пристальный кошачий взгляд был сфокусирован на нем. Его зрение было лучше, чем ее, он видел в большем диапазоне спектра.
Введя член, она склонилась над ним, бедра принялись раскачиваться. Когти впились в матрас, проколов простыни. Ее рот приоткрылся и издавал странные клокочущие звуки. Он мог заглянуть ей в рот и в инфракрасном спектре рассмотреть обрубок языка, затянутый узловатым шрамом.
Кто-то вырезал ей язык.
Она заснула мгновенно, уронив голову ему на грудь. Шэду хотелось плакать.
Заботиться о ней? Какая ирония.
Несколько часов спустя он проснулся от поскрипывания мелка. Он открыл слипшиеся глаза и увидел уличную художницу в ее одежде, рисующую что-то на полу из ДСП. На пластиковой тарелке рядом лежал надкусанный сэндвич с польской колбасой, хранившейся у него в холодильнике.
Он посмотрел на часы и увидел, что уже полдень. Он оделся, сделал себе бутерброд и смотрел, как она работает.
Она рисовала пещеру – искривленные стены, сталактиты, странный подземный свет. Набросок занимал все пространство пола, и большая его часть еще не была закончена.
– Рокс, – сказал Шэд. Он снова показал на вырезку. – Остров Эллис. Ты понимаешь?
Она взглянула на него, поморщилась и вновь вернулась к наброску.
Шэд холодно представил себе будущее, в котором этот ребенок тащит его из одного мира в другой, время от времени занимаясь с ним сексом. Любовный раб мультиверсума. Чудесно.
Это случилось той ночью, когда Мелок почти закончила свою работу. Шэд надел самую темную свою одежду, черные кенийские вельветовые брюки, ботинки, в которых он прибыл сюда, свой стеганый маньчжурский пиджак. Если они собирались заняться спелеологией, там наверняка будет холодно. Он сделал два пакета еды, завернул их в фольгу. Один положил в карман, другой отдал Мелку. Он подумал о фонарях и решил, что это стоящая инвестиция. Спустился в магазин и купил два больших электрических фонарика.
Он стал позади нее, посмотрел на растущую картину, положил ладонь на ее плечо. Она раздраженно взглянула на него и сбросила руку.
Кажется, романтика ушла из их отношений.
Картинка углубилась, проступило третье измерение, придав объем сверкающей пещере.
Девочка взяла его руку, и реальность осталась позади.
