— Здравствуй, ма, — сказал я, жуя.
— Ты давно пришёл? — спросила она, осторожно трогая причёску.
На её лице, свежем, ещё очень красивом, появилось озабоченное выражение.
— Недавно.
— А что ты ешь?
— Я уже всё, — сообщил я. — Ты такая красивая сегодня!
— Правда? — На её лице появилась сияющая улыбка. — А как у тебя дела в школе?
— Прекрасно, — сказал я.
— Давно ты там был? — Взгляд у мамы стал очень внимательным. Проницательным.
— Как всегда, — сказал я. — Ты же знаешь. Ты всё у меня знаешь.
Она вдруг погрустнела при этих словах.
— Мне нужно поговорить с тобой, мой мальчик, — сказала она. — Пойдём.
Я вздохнул и посмотрел на неё укоризненно.
— Зачем это нужно? — мягко сказал я. — Совсем это не нужно.
— Нет, нужно, — сказала она, подталкивая меня в спину.
Мы пошли в гостиную, и мама, усадив меня на диван, села рядом и наморщила лоб.
— Мальчик, эти места… рядом с которыми тебя иногда видят, они волнуют меня. Их во многом подозревают.
— Ты напрасно тревожишься, — сказал я, но мама продолжала: — Родители Корки волнуются. Ты не представляешь, насколько эти места коварны. Я совсем не хочу, чтобы с тобой ничего не происходило.
— Ты лучше скажи, Лагуна не приходил?
— Нет, кажется. Ты у Экзотики спроси.
Она помолчала, а затем спросила:
— Как, журналы тебе понравились?
— Понравились, — сказал я сердито. Я чувствовал, что мне не верят.
— Ладно, — сказала мама. — Хватит, пожалуй, об этом. Я знаю, что ты у меня умница. — Она покладисто поцеловала меня в лоб. — Эти Корки меня просто разволновали.
— Вот-вот, — сказал я. — А ты и развесила ушки.
— Офис как держится метода! Способностей ноль, зато какое трудолюбие. В этой некондиционной жизни одно за счет другого. Еще проявит себя. В столице окажется. Его же здесь все знают. А в большом городе любой человеком может стать сразу. Абсурд все уши прожужжал. Ты идеалист. Нельзя жить просто так. Самому. Без цели. Как раньше.
Как раньше… Когда я вспоминал старые времена, в моей душе бессознательно возникала уникальная атмосфера. Может, это праздничное состояние бедняцкой душевной теплоты и есть главное, и есть цель.
Я с ужасом отогнал эту мысль, цель представлялась чем-то грандиозным, для чего надо крушить, идти напролом, мыслить безошибочно, действовать точно. Целенаправленно.
Я уважал целенаправленных людей. И завидовал, потому что таким, как они, быть не мог. Уверенным.
Праздник — это то, что кажется. Лишнее. Лучше обойтись без него. Но я хотел, чтобы все было, как прежде, видел, как все меняется, и не знал, как быть.
Мамина хмурость развеялась, и на холеном лице вновь заиграла улыбка.
— А у нас сегодня званый ужин! — сообщила она.
Я скривился.
— Опять!
— Ты не рад?
— Мне что радоваться?
— Здесь будут девушки. И нужные люди. Даже из столицы. Я пригласила их. Кстати! — сказала она, шутливо повысив тон, — меня волнуют твои отношения с девушками. Я их редко стала видеть у нас.
— Ма! — сказал я.
— Ладно, не буду. Так ты сегодня никуда не идешь?
— Не знаю, — сказал я. — Неизвестно еще. Пока буду у себя. Если придет Лагуна, то сразу меня зови, ладно?
— Хорошо, мой мальчик, — сказала мама.
Она пошла отдавать указания прислуге. Навстречу ей вышла Экзотика.
— Экзотика! — позвал я. — Лагуна приходил, не знаете?
— О, нет! — сказала Экзотика, ласково улыбаясь мне. — А вы проведете этот вечер с нами, Пикет?
— Возможно, — сказал я уклончиво.
— Мы все будем этому очень рады, — сказала Экзотика, вновь обнажая в широкой улыбке ослепительно белые зубы. У нее была смуглая кожа, толстые добрые губы и красивые миндалевидные глаза.
Я пошел в свою комнату. Знаю я эти вечера. Эти ужины. Эти разговоры. Гости изо всех сил хотят казаться другими. Это было мне хорошо знакомо.
Я включил музыку на полгромкости и прилег с журналами на диван. Вначале, подумал я, они будут есть. Будут есть долго, в несколько заходов, потом все это запивать, а потом и начнутся все эти разговоры, будто наизусть. О том, что они никогда не совершат. Я ясно себе это представлял.
Большой зал будет освещен многоярусными люстрами. За столом будет элита побережья, и даже гости из столицы. Все будут важные и в высшей степени благопристойные.
За столом будет стук вилок и ножей, звук придвигаемых блюд, а вдоль стола будут ловко и бесшумно сновать официанты и ловить каждый жест.
А если я зайду, то все перестанут есть и устремят на меня свои взгляды, ничего не выражающие, кроме вежливого вопроса — кто ты и что ты тут делаешь?
А я бы не стал спешить приветствовать их и затягивал бы паузу, чтобы они задвигались, не понимая, в чем дело. А мама подошла бы своим быстрым шагом, обняла бы меня за плечи и, улыбаясь своей ослепительной улыбкой, сказала бы, что все меня очень, очень рады видеть, и посмотрела бы на всех сидящих за столом, и все сидящие за столом дружно и нестройно, кто едва заметно, кто усердно, кто надменно и высокомерно, оказывая честь, кто от души — покивали бы в знак согласия с мамиными словами и заулыбались бы, а я тоже сделал бы улыбку, наклонил бы голову и поздоровался.
Правда, сегодня установленный распорядок может нарушиться — мама говорила о девушках, значит, будут молодежь и танцы, а это обещает нечто занимательное.
И опять будут гости из столицы и, само собой, удивятся некоторым провинциальным причудам.
Корка ездил в столицу на каникулы. Он был в полном восторге.
Именно тогда у Корки возникли отношения с компаниями. Корка глуп, думал я. Он полагал, что компании — это игрушки.
Я лично не понимаю, что это такое — компании. Бывшие ученики метода Абсурда. Отработанный материал. Порой, наблюдая за ними, мне приходило в голову, что они похожи на биологические образования со своей жизнью.
Я подумал, что Корка, который посчитал их за полноценный изъян, теперь сидит дома и восторгается. Радовался ли я, когда приветствовал Чехла? Я поразмыслил, вспоминая эту встречу. Он казался мне сильным, кроме того, он меньше остальных был похож на маргинала, и поэтому я даже не ожидал, что сразу собью его с ног. Он встал, но был оглушен, и я, пожалуй, переусердствовал, не поняв, что у него просто крепкая голова, и поэтому он стоит.
Есть такие люди — с крепкой головой, они хорошо переносят аргументы. В те минуты я не думал о его окружении.
Только потом Лагуна предположил, что Чехол будет думать, но я сомневался.
Я чувствовал, что Чехол выбросил из головы этот случай. Просто не вспоминает о нем.
Я не заметил, как заснул, а разбудил меня стук в дверь. Музыка все еще тихо играла. В комнату просунулась мамина голова.
— Лагуна пришел, да? — сказал я обрадованно.
— Вот ты где спрятался, — сказала мама. — Что ты сказал? Нет, это не Лагуна.
— А кто же? — спросил я разочарованно.
— Сейчас они войдут.
— Пусть, — сказал я, зевая.
— Заходите, — сказала мама и пропустила Фата, известного в городе хвастуна, Мини и Блюдо.
— Привет! — сказали они, усаживаясь, где попало. — Спишь?
— Ага, — сказал я, — сплю.
— Правильно, в общем, делаешь, — сказал Фат. — Я тоже спал.
— И я тоже, — пропищала Мини.
— Как? — притворно ужаснулась Блюдо. — Вы что, вместе спали? О!
И они все весело засмеялись, и я подумал, что прожигатели жизни и впрямь выспались, так как выглядели очень свежо.
— Это что? — спросил Фат. — Новые журналы?
— Я уже смотрела, — сказала Блюдо. — Там есть то, что тебя интересует.
— В самом деле? — сказал Фат. — Я посмотрю.
— Пик, вставай! — сказала Мини.
— Зачем? — сказал я сонно. — И так хорошо.
— Я сегодня была в школе, — сообщила Мини тоном светской интриганки. — Знаете, это кошмар! Ничего не задали! — Мини потрясла головой. — Просто ужас! Пик, тебя там тоже ждут, я тебе сообщаю.
— Зря ты мне сообщаешь, — сказал я. — Лучше бы не говорила.
